Никем не доказано, что для выполнения простейшей работы сообща необходима речь, что в этих случаях нельзя обойтись знаками. Скажем, шимпанзе прекрасно организуют коллективную охоту, обходясь примитивными звуковыми сигналами. Что же касается мозга, то в нем нет такого участка, который бы полностью отвечал за речь и, следовательно, был бы прямым индикатором возможности индивида вступать в речевое общение.

По сути дела, остается один путь — исследование костных останков древних существ для реконструкции положения и формы горла и языка древних людей. У человека гортань расположена сзади и книзу от языка, и когда мы разговариваем, большая часть воздуха проходит через рот. А у всех других млекопитающих и расположение гортани иное, и соответственно «носовые» звуки преобладают. (Правда, за возможность произносить богатый набор звуков более отчетливо мы заплатили опасностью задохнуться в результате попадания пищи вдыхательное горло.) По мнению Филиппа Либермана, появление тех анатомических черт, которые позволили нашим предкам разговаривать, относится ко времени около пятисот тысяч лет назад. Но восстановление строения горла и языка по черепам и челюстям имеет массу недостатков. Главный из них — слишком большая неточность реконструкций.

В начале этого года Мат Картмил, Ричард Кай и Мишель Балоу представили исследование, которое может помочь гораздо точнее указать время возможного возникновения речи. Движение языка в полости рта практически полностью контролируется гипоглоссальным нервом. Ученые выяснили, что у человека костный канал, в котором расположен этот нерв, в два раза больше по своему диаметру, чем у шимпанзе. Исследовав многочисленные древние черепа, антропологи пришли к выводу, что у наших предков, живших начиная с четырехсот тысяч лет назад, диаметр гипоглоссального нерва становится таким же, как и у современных людей.

Если считать, что получен ответ на вопрос, с какого времени стало возможным физиологически отчетливое произношение звуков, то неясным остается другое: почему возникла речь? Тут костные останки уже не могут помочь. Невозможно отыскать в живом мире и аналогов — пусть с более примитивным языком, но таким, от которого могла бы эволюционировать наша речь. Правда, в мире животных широко распространены средства коммуникации в виде звуковых сигналов. Но ученые давно уже согласились с тем, что сигнальные крики (тревоги, опасности, зова на помощь, зова родителей и т.д.) имеют слишком четко установившуюся форму. Именно благодаря жесткой звуковой форме они могут служить сигналами, но из них не могли возникнуть развернутые речевые сообщения…

Но если нет неразрывной связи между криками животных и человеческой речью, то как и откуда мог возникнуть язык? По мнению многих лингвистов, ниоткуда. Просто появился в результате какой-то счастливой мутации, стечения обстоятельств…

Еще в пятидесятые годы Ноам Хомски доказал, что глубинным структурам языка невозможно научиться: способность к их восприятиюспособность к их восприятию восприятию наследуется. Именно они позволяют нам, слыша две разные фразы: «Леопард съел Алису» и «Алиса была съедена леопардом», понимать их одинаково. Именно такие глубинные структуры позволяют маленькому ребенку, который родился от родителей одной национальности, а потом живет в другой языковой среде, не испытывать трудностей с обучением второму «родному» языку. Ведь если языку можно было бы научить, то тогда и крысы, не говоря уж об обезьянах, вступали бы с нами в диалог.

Однако на протяжении многих лет ученые пытаются научить обезьян если не языку в виде речи, то хотя бы языку символов. Предлагают набор картинок, выбор которых ведет к определенным последствиям. Наиболее успешные опыты были проведены с шимпанзе Канзи. Подсматривая за тем, как обучают языку символов его мать, он не только самостоятельно обучился его понимать, но и пошел дальше. Он начал понимать английскую речь, причем понимать синтаксические конструкции… Конечно, это гений среди обезьян. Но даже на его примере можно сделать вывод, что способность к усвоению речи у некоторых животных можно развивать.

Нейрофизиологи Вильям Калвин из Вашингтонского университета и Дерек Бикертон из Гавайского университета считают, что им удалось найти причины, позволяющие некоторым животным обучаться пониманию речи. Они утверждают, что способность понимать и интерпретировать символы, например следы, свидетельствует о наличии абстрактного мышления. А именно такой вид мозговой деятельности необходим для того социального поведения, которое часто демонстрируют обезьяны. Именно абстрактная модель социального поведения может лежать, по мнению ученых, в основе глубинных структур языка. И развитие ее дальше, в полноценные языковые способности, смогло произойти только тогда, когда мозг стал способен оперировать большим количеством абстрактных символов.

«ЗНАНИЕ-СИЛА» N2, 2000г.