Мистическое сознание является неотъемлемой частью русского менталитета. Без него невозможно во всей полноте представить нашего неповторимого национального колорита, что, безусловно, проявляется во многих древнерусских литературных памятниках, произведениях русской литературы с XVII по XXI век включительно; научных теософских трудах Е. П. Блаватской, Н. К. Рериха, промыслительных трактатах В. В. Розанова, Д. С. Мережковского, Н. А. Бердяева, о. С. Булгакова, о. П. Флоренского и др. русских философов конца XIX – начала XX вв.

Необходимо заметить, что мистика – исторически давний и разноликий феномен. Она вплетена в ткань человеческой культуры, не отторжима от нее. Невозможно представить себе изначальное восхождение к знанию без тайноведения, античную культуру – без мистерий, средневековье – без гностической эзотерики. Известно, что мистическая духовная традиция является древнейшим и ценнейшим пластом мировой культуры. Но эта традиция вовсе не является архаической, прошлой. Она сопровождает историю человеческого рода от истоков до наших дней.

Изучая историю русской литературы XX в., надо непременно сфокусировать внимание на том, что образ Атлантиды в ее контексте занимает одно из самых значительных мест. Почему же так произошло? Одна из причин состоит в том, что русские писатели, знавшие историю философии не только по гимназическим и университетским учебникам, а дышавшие и жившие ей – считали мысль Платона одной из ее величайших вершин. Следует также указать, что сам образ Атлантиды, к которому, начиная с серебряного века, постоянно обращались в своем творчестве многие видные русские писатели – тоже по своей духовной природе глубоко мистичен. Тайна мистической природы образа Атлантиды в контексте русской литературы XX в. состоит, надо полагать, прежде всего, в том, что в нем заключено некое пророческое начало. Общеизвестно, что русские люди всегда, на протяжении всей своей многовековой истории, верили пророчествам.

Пророчество стало идеологическим знаменем и одновременно одним из главных символов религии символистов. Это объяснимо той кризисной ситуацией конца XIX – начала XX вв., повлиявшей на всю европейскую культуру, породившей волну декаданса в европейской литературе, эволюционировавшего впоследствии в символизм. Глубокий духовный кризис, в свою очередь, явился следствием разочарования в прежних идеалах и ощущением приближения гибели существующего общественно-политического строя.

Но этот же кризис породил великую эпоху – эпоху русского культурного ренессанса начала века – одну “из самых утонченных эпох в истории русской культуры. Это была эпоха творческого подъема поэзии и философии после периода упадка. Это была вместе с тем эпоха появления новых душ, новой чувствительности. Души раскрывались для всякого рода мистических веяний, и положительных и отрицательных. Никогда еще не были так сильны у нас всякого рода прельщения и смешания. Вместе с тем русскими душами овладели предчувствия надвигающихся катастроф. Поэты видели не только грядущие зори, но что-то страшное, надвигающееся на Россию и мир… Религиозные философы проникались апокалиптическими настроениями. Пророчества о близящемся конце мира, может быть, реально означали не приближение конца мира, а приближение конца старой, императорской России. Наш культурный ренессанс произошел в предреволюционную эпоху, в атмосфере надвигающейся огромной войны и огромной революции. Ничего устойчивого более не было. Исторические тела расплавились. Не только Россия, но и весь мир переходил в жидкое состояние… В эти годы России было послано много даров. Это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвета поэзии и обострения эстетической чувствительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму. Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни, видели новые зори, соединяли чувства заката и гибели с чувством восхода и с надеждой на преображение жизни” [1].

Существует множество определений категории пророчества. Для настоящего исследования представляет интерес не теологическое определение “пророчества”, хотя оно и первично, а филологическое [2]. Исходя из него, можно представить дальнейшую картину.

Старшие символисты – петербуржцы – Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус, К. Д. Бальмонт, Ф. К. Сологуб; москвичи – В. Я. Брюсов, Ю. К. Балтрушайтис, С. А. Поляков; младосимволисты – петербуржцы – В. В. Иванов, А. А. Блок; москвичи – А. Н. Белый, С. С. Соловьев не избежали темы Атлантиды в своем творчестве. Хотя Д. С. Мережковский и создал свой знаменитый труд “Тайна Запада. Атлантида – Европа” в 30-е гг. XX в., будучи в эмиграции, но при его внимательном изучении открывается то, что, рассматривая и всесторонне анализируя вопрос о существовании Атлантиды, он до конца остался верен символистическим идеалам. Необходимо упомянуть еще и то, что кроме научных изысканий Д. С. Мережковский обильно уснастил свой труд теософскими теориями, которые строятся вокруг мистики и христианства.

Непосредственно для атлантологии особую научную ценность представляет попытка Д. С. Мережковского реконструировать духовный облик и повседневный быт атлантов. Правда, надо непременно указать на ту отличительную черту научных поисков автора, которая все-таки помешала ему окончательно освободиться от теологических шор. Эта черта ярко выражалась в сугубо христианской ориентации исследователя. Благодаря ей – мистика Атлантиды неизменно объяснялась наличием некоей прарелигии, ставшей прообразом христианства. Однако, если не обращать внимания на данную составляющую работы Д. С. Мережковского, то его размышления над такими вопросами: “отчего погибла Атлантида?”, “белая и черная магия”, “рождение войны” окажутся очень плодотворными и, выражаясь современным языком, наукоемкими и актуальными. Следует также указать, что работа “Тайна Запада. Атлантида – Европа” еще досконально не прокомментирована и не изучена. Это направление в творчестве крупнейшего русского мыслителя XX в. без сомнения вызывает интерес, как у историков литературы, так и у атлантологов.

К. Д. Бальмонт обращается к теме Атлантиды в стихотворном цикле “Строитель” из сборника “Белый зодчий”. Цикл открывается стихотворением:

Атлантида потонула,
Тайно спрятала концы.
Только рыбы в час разгула
Заплывут в ее дворцы.
Проплывают изумленно
В залах призрачных палат.
Рыбий шабаш водят сонно
И спешат к себе назад.
Лишь светящееся чудо,
Рыба черный солнцестрел,
От сестер своих оттуда
В вышний ринется предел.
Это странное созданье
Хочет с дна морей донесть
Сокровенное преданье,
Об атлантах спящих весть.
Но как только в зыби внидет,
В чуде – чуда больше нет,
Чуть верховный мир увидит,
Гаснет водный самоцвет.
Выплывает диво-рыба,
В ней мертвеет бирюза,
Тело – странного изгиба,
Тусклы мертвые глаза.
И когда такое чудо
В море выловит рыбак,
Он в руке горенье зуда
Будет знать как вещий знак.
И до смерти будет сказку
Малым детям возвещать,
Чтобы ведали опаску,
Видя красную печать.
Детям – смех, ему – обида.
Так в сто лет бывает раз.
Ибо хочет Атлантида
Быть сокрытою от нас.

Из текста стихотворения становится ясно: поэт не сомневается в существовании Атлантиды, как не сомневались в существовании Атлантиды и В. Я. Брюсов, и В. И. Иванов.

“Атлантида” В. И. Иванова совершенно иная, чем Атлантида К. Д. Бальмонта.

Лежит под Океаном
Нетленная страна.
А древле, за туманом,
Над темным Океаном,
Незримая, она,
Как остров сокровенный
Колдуньи Калипсо,
Цвела в красе надменной;
И мимо сокровенной
Катилось колесо
Слепого Солнцебога,
И мимо боги шли…
Но, взмыв с колонн чертога
В долинах Солнцебога,
Вы, лебеди, нашли
Тот край волшебной славы,
Весь в куревах чудес, –
Вскричали, величавы,
И пали снегом славы
Из зелени небес.
Что рдеет подо мглами?
Вы сердце той земли
Похитили, и пламя,
Окутанное мглами,
За море унесли.
И розой этот пламень
Вселенной с неба дан;
А остров, мертвый камень,
Отдав небесный пламень,
Нисходит в Океан.
Но живы властелины
Подводной глубины,
И ждут глухой судьбины
Живые властелины,
И сроки сочтены.
Храните розу, братья!
Придет возмездья срок,
И рушатся заклятья.
Достойнейшему, братья,
Присудит розу рок.
Изыдет облак воев
За сердцем древних стран:
Из яростных прибоев
Полки воскресших воев
Исторгнет Океан.
Лелейте розу свято:
О сердце мира суд!..
Чу, лебеди заката,
Вещающие свято,
Вечерний клич несут.

В контексте ивановского стихотворения мы видим Атлантиду, готовую вернуться к людям. В. Я. Брюсов, как известно, посвятил Атлантиде не только стихотворные произведения. Он отвел ей главную роль в процессе формирования цивилизации и культуры человечества, что совершенно определенно видно из его работы “Учителя учителей”. Не оставила Атлантида равнодушным и М. А. Волошина. М. А. Волошин не разделял Атлантиду и пророчество. Он видел в них некое мистическое единство.

Атлантидская тема растворена во многих стихотворениях М. А. Волошина, что не вызывает никаких сомнений, поскольку сам поэт выстраивает свою поэтику на тех образах и символах, которые являются наиболее характерными и неотъемлемыми элементами интересующей нас древней пракультуры.

Не менее значимым и важным было пророчество и для акмеистов. Они также пользовались им в качестве художественного тропа. Безусловно, не мог проигнорировать Атлантиду, как пророчество, как судьбоносный знак, как образ и символ и Н. С. Гумилев, о чем красноречиво свидетельствует и А. Н. Толстой в своем мемуарном очерке “Н. Гумилев”: “мы познакомились и часто сходились и разговаривали – о стихах, о будущей нашей славе, о путешествиях в тропические страны, об обезьянках, о розысках остатков Атлантиды на островах близ Южного полюса, о том, как было бы хорошо достать парусный корабль и плавать на нем под черным флагом…”. Мемуарное свидетельство А. Н. Толстого полностью соответствует истине. Действительно, Н. С. Гумилев, как и Атлантида, сам стал мифологической, легендарной личностью в истории русской литературы.

Говоря о Н. С. Гумилеве, мы неизменно представляем себе не только тонкого лирика, каковым он, безусловно, являлся, но и бесстрашного воина, неутомимого путешественника, пытливого исследователя.
По воспоминаниям современников поэта – он также мечтал найти Атлантиду, как Шлиман Трою.
Как указывалось выше – тема Атлантиды проходит красною нитью через всю русскую литературу XX в.. Оговорюсь, что я сознательно не рассматриваю здесь творчество виднейших представителей литературы русского зарубежья, не говорю об экспедициях профессора А. В. Барченко.

Самое любопытное заключается в том, что отголоски атлантидской темы встречаются даже в тех произведениях и у тех писателей, которые, казалось бы, не имеют к ней никакого прямого отношения. У многих из них Атлантида выступает в качестве высочайшего нравственного мерила, по которому равняются остальные. Так ее мистическое влияние сформировало определенные духовные ценности и художественно-эстетические принципы, присущие русской литературе – и шире – культуре XX в.

Поэтому далеко не случайно в данном атлантологическом контексте возникают имена А. Н. Толстого, А. Б. Беляева (роман “Человек-амфибия”, повесть “Последний человек из Атлантиды”), А. С. Грина (романы “Блистающий мир”, “Бегущая по волнам” и др.); имена некоторых ведущих русских поэтов 20-90-х гг. XX в. и, конечно же, имена Л. Н. Мартынова и И. А. Бродского.

Поэзия Л. Н. Мартынова вся наполнена воздухом Атлантиды. Особенно показательны в этом ряду стихотворения: “Храм Мельпомены”, “Гиперборея”, “Лукоморье”, “Голос природы”, “Если слепо верить Геродоту”, “Эолова арфа”, “Дар Прометея”, “Что-то крикнули вещие птицы…”, “Страна Лебедия”. Из них становится ясно насколько глубоко и точно воспринял и воспроизвел в своем сознании образ Атлантиды поэт.

И. А. Бродский, как многие крупные русские поэты XX в., не избежал мистического влияния Атлантиды. Подтверждение тому – его поэтическая книга “На околицах Атлантиды” (1992 г.), а также показательно стихотворение 1993 г. “В окрестностях Атлантиды”.

Все эти годы мимо текла река,
как морщины в поисках старика.
Но народ, не умевший считать до ста,
от нее хоронился верстой моста.
Порой наводненье, порой толпа,
то есть что-то, что трудно стереть со лба,
заливали асфальт, но возвращались вспять,
когда ветер стихал и хотелось спать.
Еще были зимы, одна лютей
другой, и привычка плодить детей,
сводивших (как зеркалом – платяной
шкаф) две жизни к своей одной,
и вообще экономить. Но как ни гни
пальцы руки, проходили дни.
В дело пошли двоеточья с “ё”,
зане их труднее стереть. Но всё
было впустую. Теперь ослабь
цепочку – и в комнату хлынет рябь,
поглотившая оптом жильцов, жилиц
Атлантиды, решившей начаться с лиц. <1993>

Еще предстоит детально изучить и прокомментировать пунктирно намеченную здесь на примере конкретных литературных произведений духовную и мистическую связь двух культур.

В связи с этим, в заключении хотелось бы обратить внимание на очень точную и одновременно горькую параллель, подтверждающую и ярко иллюстрирующую мистическую связь Атлантиды с русской культурой, приведенную современным историком и теоретиком литературы М. Капустиным в одном из своих научных трудов: “Я хочу сказать, что теперь мы все, интеллигенция, живем как бы после ГИБЕЛИ, т.е. после того, как наша великая Русская культура ушла “на дно”, канула, как вторая Атлантида (или в нашей русской традиции – Китеж)”.

1. Бердяев Н. Самопознание. М., 1990, с. 129, 153.

2. В словаре С. И. Ожегова “пророчество” определяется также, как “предсказание”. О “предсказании” сказано следующее: “То, что предсказано”. В словарных статьях “предсказатель” и “предсказать” даются более развернутые определения: “ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ, -я, м. Человек, к-рый предвидит, предсказывает что-н. Он оказался хорошим предсказателем. II ж. предсказательница, -ы. ПРЕДСКАЗА′ ТЬ, -ажу, -ажешь, -áзанный; сов., что. Заранее сказать, что произойдет в будущем. Правильно п. погоду. II несов.предскáзывать, -аю, -аешь. II сущ. предсказáние, -я, ср.“(2, 471).

Послесловие

Александру Воронину
и всем собратьям-атлантологам посвящается…

Всего и надо, что вглядеться – Боже мой!
Всего и надо, что внимательно вглядеться…
Ю. Левитанский

Вглядеться внимательней – из глубины
Нам Атлантиды строенья видны –
И все, что проходит на нашей земле –
Под солнцем палящим, в пугающей мгле –
Все это – и знаки, и символы лет,
Которых в истории горестной нет,
Поскольку позднее она началась,
Но мы ощущаем незримую связь –
Она нас тревожит – покоя лишив –
И мы прозреваем: тревожит не миф –
Тревожит Прапамять, которую мы,
Средь цивилизации яростной тьмы –
Пока еще смутно предчувствуем, но
Наступит тот миг – океанское дно
Откроет нам тайну, что наши сердца
К разгадке бессмертной манит без конца –
Поднимемся мы до великих вершин –
Познания путь многотрудный един!

27.11. 2007 г.
III съезд атлантологов. 2 день. Заключительный.
В зале.