«Говоря о разделе астрономии майя, связанном с наблюдением и расчетом движения планет, мы мо­жем с полной уверенностью утверждать лишь, что майя вели расчеты движения планеты Венера. В отличие от греков эпохи Гомера они знали, что ве­черняя и утренняя звезды представляют собой одно и то же небесное тело. Синодический цикл Венеры считался у майя равным 584 дням. По современным расчетам, он равняется 583,92 дня, то есть астроно­мы майя рассчитали эту цифру достаточно точно. Этот цикл майя делили на четыре периода: период, когда Венера появлялась на небе как утренняя звез­да, исчезновение планеты в верхнем соединении, появление Венеры как вечерней звезды и исчезно­вение ее в нижнем соединении. Пять циклов сино­дического движения Венеры соответствовали 8 годам солнечного цикла «нечеткого года» 5х584 =8х365=2920 дней. Таблицу движения Венеры, рас­считанную по 8-летним циклам, можно найти в «Дрезденском кодексе»» (Майкл Ко, «Майя. Исчезнувшая цивилизация: легенды и факты»).

Венере в «Дрезденском кодексе» посвящено несколько страниц – с 24-й по 29-ю. И здесь точность соотношения для расчетов тоже фантастическая: погрешность составляет 0,0137% – менее полутора сотых долей процента!..

Откуда взялась такая поразительная точность?..

Первая и вполне логичная мысль: такие точные астрономические данные – результат долгосрочных астрономических наблюдений. Да иначе и быть не может, ведь случайно так не угадаешь и с одного раза не измеришь.

Естественно, историки и не сомневаются, что индейцы Мезоамерики на протяжении очень длительного времени наблюдали за небом, в результате чего и добились таких фантастических результатов. Историкам вторят и многие «альтернативщики»…

Однако любая деятельность должна оставлять после себя следы. Особенно длительная деятельность. А раз так, если индейцы занимались астрономическими наблюдениями, то должны остаться какие-то свидетельства этих наблюдений.

Часто приходится встречать такой «аргумент»: дескать, сами астрономические знания являются уже свидетельством и даже доказательством астрономических наблюдений. В общем случае готов согласиться – да, конечно же. Но чьих наблюдений?!.

Многие ведь даже не задаются таким вопросом, по умолчанию подразумевая, что индейцы Мезоамерики и являются авторами астрономических знаний. А разве исключен вариант, что знанием пользуются одни, а авторами этого знания являются совсем другие?.. Вовсе нет. Например, порох получил широкое распространение в Европе, а изобретен был в Китае. Для массы россиян картофель – один из основных продуктов питания, но родина-то его в Америке… Так что само знание в качестве «аргумента» отпадает. Нужны другие свидетельства астрономических наблюдений и измерений индейцев.

Часто в качестве таких «свидетельств» называются пирамиды Мезоамерики. Дескать, они служили жрецам майя для того, чтобы производить наблюдения за небом.

С приподнятой над окружающей местностью точки, конечно, удобнее наблюдать за небом – не мешают джунгли вокруг. Однако для этого вовсе не обязательно громоздить пирамиду. Да и следуя подобной логике, можно было бы сказать, что для астрономических наблюдений служили все искусственные сооружения в мире, поднимающиеся над окружающей местностью – например, скифские курганы или Великая китайская стена…

На самом деле достаточно очевидно, что сам по себе факт существования пирамид никоим образом не указывает на их какую-либо функциональную связь именно с астрономическими наблюдениями. О чем, впрочем, говорит и то, что никто из египтологов даже не пытается утверждать, что египетские жрецы будто бы поднимались на пирамиды, чтобы следить за звездами и планетами…

Иногда в качестве дополнительного «аргумента» историки, занимающиеся Мезоамерикой, приводят утверждение о некоей связи самих пирамид и их деталей с астрономическими знаниями. Например, у знаменитой пирамиды в Чичен-Ице лестницы с четырех сторон имеют по девяносто одной ступеньке, что в сумме с верхней площадкой дает 91х4+1=365 количество полных дней в году.

Подобные соотношения с календарными циклами будто бы прослеживаются и в других некоторых сооружениях Мезоамерики. Появилось даже крылатое выражение – дескать, «архитектура майя – это застывший в камне календарь»…

Спору нет: красивая и поэтичная метафора…

Но причем тут астрономические наблюдения?!.

Есть только лишь фиксация в камне некоего астрономического знания – только и всего. Процесс самих наблюдений за небом ведь не зафиксирован!..

Да и умудрись майя каким-нибудь образом добавить к пирамиде в Чичен-Ице еще 0,242 ступеньки до точного значения продолжительности года (в соответствии с их знаниями данной величины), и это бы ничего не изменило – ведь, повторюсь, наличие знания само по себе еще ничего не говорит о его источнике…

В Чичен-Ице есть сооружение Караколь, которое почти все авторы книг по истории Мезоамерики связывают с астрономическими наблюдениями и которое нередко даже соответственно и называют – «Обсерватория». Это – невысокая круглая башня, расположенная на прямоугольном возвышении и некогда, возможно, имевшая полусферический верх. По своим внешним формам эта конструкция действительно очень сильно напоминает современную обсерваторию, поэтому подавляющее большинство и простых туристов, и даже довольно дотошных исследователей легко принимают версию обсерватории, в которой будто бы и проводили жрецы майя свои наблюдения за небом.

Чем не искомое «доказательство»?..

Однако внешний вид порой бывает очень обманчив. Если подойти поближе, то можно увидеть детали конструкции «купола» Караколя, точнее: полусферической части сооружения – там, где она разрушилась, в результате чего стало возможным увидеть ее как бы «в разрезе». В провале видны остроконечные своды майя над узкими проходами с абсолютно глухой внешней стеной!..

Думаю, вряд ли кто-либо, в том числе и майя, смог бы наблюдать за звездами сквозь глухие стены.

У современной обсерватории сферический купол тоже непроницаем. Но ведь он имеет возможность при необходимости раздвигаться, открывая для обзора доступ к нужной части небесного свода. А могла ли таким же образом раздвигаться каменная кладка Караколя?.. Очевидно, что нет.

В верхнем ярусе Караколя есть то ли окна, то ли проемы для выхода на открытую площадку. Но они мало что меняют. Их, очевидно, было всего несколько штук. И никакими визирными особенностями, необходимыми для сколь-нибудь точных наблюдений, они явно не обладают…

В целом же можно констатировать, что Караколь – сооружение, лишь своей формой отдаленно напоминающее реальную обсерваторию. В действительности из этой «Обсерватории» наблюдать что-либо (тем более на небосводе) просто невозможно. И достаточно очевидно, что к астрономическим измерениям она не имеет никакого отношения. Название же только вводит в заблуждение непосвященных и дано по ближайшей ассоциации.

И если присмотреться к Караколю, то гораздо больше сходства можно обнаружить с каким-нибудь христианским храмом или даже просто часовней. В них тоже почти полусферический купол венчает нередко круглую (точнее – цилиндрическую) «башенку». Но никому же не придет в голову назвать христианский храм обсерваторией…

В других древних сооружениях Мезоамерики та же самая картина – нет абсолютно никаких архитектурных сооружений, которые были бы предназначены для сколь-нибудь развитых астрономических наблюдений или хотя бы косвенно указывали на проведение таких наблюдений.

Более того. Нет в Мезоамерике ничего, сколь-нибудь похожего на хронометр или часы, без которых в астрономии не обойтись – ведь простой взгляд в небо ничего не дает. Даже для того, чтобы фиксировать какие-либо астрономические явления по количеству целых дней, а не по их дробным значениям, нужно быть уверенным, что измерения или наблюдения проводятся точно в нужный момент дня, а не, скажем, на час раньше или полчаса позже. А как это обеспечить в условиях отсутствия вообще приспособлений для фиксации хода времени?!. Это просто невозможно.

Нет в Мезоамерике и абсолютно никаких инструментов для астрономических наблюдений. Даже самых простейших. Ни отвесов, ни уголков, ни визиров…

И думается, это вовсе не потому, что подобные предметы просто случайно не попали на полки музеев и в доступные описания археологических находок. При давно выявленном развитом астрономическом знании археологи и историки явно не преминули бы раструбить по всему миру об обнаружении инструментов для астрономических наблюдений. Но ничего подобного не происходит. И это говорит о том, что таких инструментов не найдено в принципе!..

А как можно фиксировать какие-либо явления на небесном своде без инструментов?..  Никак.

И наконец, в Мезоамерике нет абсолютно никаких записей и упоминаний об астрономических наблюдениях и измерениях как таковых. Как нет и никаких письменных текстов не с финальными итогами в виде таблиц, а с промежуточной фиксацией астрономических явлений. Как же тогда могли передаваться текущие результаты наблюдений не только от поколения к поколению, а от одного дня к другому?.. Как можно было вообще получать итоговый результат, не зафиксировав нигде начальных и конечных данных по движению какого-либо небесного тела?!. Это в принципе невозможно!..

И мы получаем весьма серьезный парадокс: астрономических наблюдений нет, а само астрономическое знание есть. Есть результат, но нет никаких следов и даже возможности самостоятельного получения этого результата. Налицо все признаки знания, данного извне и сразу в готовом виде.

Впрочем, этого индейцы никогда и не отрицали. Они и не пытались присвоить себе заслугу выработки этих знаний – и календарь, и письменность, и астрономические знания, согласно показаниям самих индейцев, им дали некие боги…

Но какая вообще может быть польза от астрономических таблиц для индейцев, далеких от задач практического освоения космического пространства?.. Ведь таблицы «Дрезденского кодекса» дают возможность просчитать движение планет, удаленных от Земли на сотни тысяч и миллионы километров…

Дело в том, что они дают возможность знать будущие (!) астрономические события. Именно это и представляло интерес для индейцев – возможность узнать будущее!..

С течением времени начальный смысл полученного от кого-то извне знания был утерян, «будущее для планет» стало «будущим самого человека», и астрономическое знание превратилось в астрологическое…

Но мы тут уже ушли несколько в сторону от основной линии книги. Вернемся к более материальным предметам, нежели просто знание…

Лингам

Перенесемся теперь на другую сторону Тихого океана. Здесь – в Юго-Восточной Азии и в Индии – с незапамятных времен широко практикуется поклонение лингаму.

Большой энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона так пишет о данном объекте:

«Лингам (линга) – индийская эмблема фаллоса, имеющая особый культ. Лингам является символом бога Шивы и есть сравнительно позднее явление, неизвестное в ведийскую эпоху и упоминаемое впервые только в Махабхарате. Лингам состоит обыкновенно из простого каменного столба, иногда конуса, вылепленного из глины. Народ называет такие эмблемы Шива или Магадева (Верховный бог – эпитет Шивы). Так как Шива является в двенадцати формах, то и число «великих» лингамов в разных местах Индии доходит до 12. В связи с культом лингама находится обыкновенно и культ йони (санскр. Yonivulva). Последняя изображается горизонтальным плоским камнем, через который проходит столб лингама».

В этом определении лингам практически отождествляется с фаллосом (эрегированным мужским членом), а йони – с женской вульвой. Соединение их в едином объекте поклонения будто бы символизирует «неделимое единство мужского (Шива, пассивного) и женского (Деви, активного) начал, от соединения которых исходит жизнь».

И ныне культ лингама фактически приравнивается к культу фаллоса – почитанию мужского полового органа как символа силы и мужества. Лингам чаще всего и понимается как фаллос. Однако такое упрощенное восприятие является очень глубоким заблуждением, которое порождает массу ошибок.

Немалую роль в распространении данного заблуждения сыграла в свое время книга британского протестантского миссионера Уильяма Варда под названием «Взгляд на историю, литературу и мифологию индусов», вышедшая в 1815 году в Лондоне. В этой книге автор прямо приравнивал лингам к фаллосу и по этой причине подвергал жесткой критике ритуал почитания лингама. Вард, явно под воздействием своих собственных протестантских установок, назвал ритуал «…последней стадией деградации, до которой может опуститься природа человеческая…» и заявил, что «…его символика слишком груба даже тогда, когда ее пытаются облагородить для взгляда общественности».