(конспект)

Когда летишь на самолете над Приамурьем и видишь безлюдные горы, покрытые густой тайгой, трудно поверить, что здесь жили когда-то предки охотников безлесной арктической тундры. Еще сложнее представить, что в этих таежных краях проходила в древности граница Океании, и местные племена были частью народов огромного мира, простиравшегося от устья Амура до Австралии и Новой Зеландии. И уж совсем невероятным кажется, что в глухих лесных чащобах, на краю ойкумены существовала в течение многих столетий мощная и яркая культурная традиция. Тем не менее это так. Каждое из этих предположений находит все более веские подтверждения, а новые данные позволяют объединить их в своеобразный “амурский треугольник”, не менее интересный, чем знаменитый “бермудский”. И если споры о “бермудском треугольнике” еще далеки от завершения, то ключ к разгадке “приамурского феномена”, как мне представляется, найден. Ключ этот – культура “одетых в рыбью кожу”.

Первые письменные свидетельства о “рыбьекожих” сохранились в китайских хрониках династии Хань, правившей Поднебесной империей с III века до новой эры по III век новой эры… Уцзи – древнее название одного из дальневосточных племен. Это их, аборигенов Приамурья, называли в Китае “одетыми в рыбью кожу”. Народы Амура действительно шили из нее одежду, обувь и даже паруса лодок. Кожа лососевых обладала в глазах таежных охотников и рыболовов массой достоинств. Она была прочной, легкой, не пропускала воду; ее можно было украсить вышивкой, аппликацией, росписью. Правда, выделка рыбьей кожи была исключительно сложной, кроме того, требовалось большое количество рыбы. Но древним обитателям Приамурья эти задачи были по силам. Ежегодно из океана приходят в Амур на нерест кета, таймень, горбуша, другие виды лосося. Человек научился использовать несметные рыбные ресурсы великой дальневосточной реки, вероятно, еще в древнем каменном веке. Позднее, в неолите стабильные запасы пищи, которые давала рыбная ловля, стали главной экономической основой “цивилизации рыбьекожих”.

Народы Амура значительно раньше, чем родственные им жители Восточной Сибири, перешли от кочевого к оседлому образу жизни. В отличие от охоты, рыбная ловля, добыча идущей вверх по реке, “проходной” рыбы не требовала постоянных перемещений, в дальневосточной тайге возникли многочисленные поселения. Оседлость, в свою очередь, способствовала дальнейшему развитию материальной и духовной культуры, более сложными становились социальные отношения. Здесь, в амурских селениях, давно оставленных людьми, и удается отыскать наиболее ранние следы “одетых в рыбью кожу”. Уже в IV тысячелетии до нашей эры в Приамурье существовала культура “рыбьекожих”. Археологические раскопки просторных, углубленных в землю жилищ эпохи нового каменного века позволили уточнить абсолютный возраст культурной традиции амурских рыболовов: он оказался значительно более древним, чем можно было судить по письменным источникам.

Как жили эти люди шесть тысяч лет назад? Их рыбацкие селения были хорошо укреплены. Во главе общин стояли вожди и шаманы, и роль их была исключительно высока. Свидетельствует об этом широкое распространение “культа черепов”. На берегах Амура и Уссури обнаружены наскальные рисунки, изображающие личины с большими, круглыми глазницами. Нередко загадочные лики покрыты орнаментом из концентрических кругов и плавно изогнутых линий. Иногда от человеческих голов отходят в разные стороны, словно солнечные лучи, извивающиеся змеиные тела. Подобные петроглифы были связаны с верой амурских народов в особую, магическую силу, которой обладали останки умерших родоначальников, вождей и жрецов. По данным этнографии, еще в недавнем прошлом на Дальнем Востоке тела ушедших из жизни шаманов препарировались. Их головы отделяли от туловища, мумифицировали и хранили в тайных, известных лишь посвященным местах.

Святилища, о которых знали только избранные, существовали, вероятно, и у древних обитателей Приамурья. Близ старинного нанайского поселка Сакачи-Алян сохранилась целая галерея рисунков на камне. Выполнены они, главным образом, на валунах, значительную часть года скрытых водами Амура… Таким образом, увидеть рисунки полностью можно было лишь в строго определенное время года.

Поселения “одетых в рыбью кожу” были не только военными укреплениями и культовыми центрами. Судя по результатам раскопок, здесь жили искусные ремесленники. На среднем и нижнем Амуре, на берегах его многочисленных притоков найдены разнообразные по форме керамические сосуды. Древние гончары Приамурья были настоящими художниками. Их чаши, миски, вазы покрыты, как правило, сложным геометрическим орнаментом. Преобладают в нем те же концентрические круги и спиралевидные линии, что встречаются на наскальных рисунках. Есть на сосудах и рельефные изображения антропоморфных ликов.

По наблюдениям этнографов, у народов Приамурья существовал многочисленный пантеон женских божеств, и разгадать семантику древних изображений непросто. С уверенностью можно говорить о другом: иконографические особенности фигурки из низовий Амура сближают ее с ритуальной скульптурой айнов – одного из самых загадочных народов планеты.

Айны в наши дни живут на лишь на севере Японии, на Хоккайдо, но еще несколько десятилетий назад их можно было встретить на Сахалине, на Курилах и даже на юге Камчатки. По своему внешнему облику айны резко отличаются от других жителей Дальнего Востока: у них смуглая кожа, большие глаза, волнистые волосы. Язык айнов не похож ни на один из известных науке языков. Многие исследователи считают их выходцами из экваториальных широт, дальними родственниками аборигенов Австралии.

Жизнь на берегах морей способствовала формированию у айнов уникальной культурной традиции – “аквакультуры”. Одним из ее компонентов, наряду с рыболовством и собирательством съедобных водорослей, было выращивание моллюсков. Раскопки раковинных куч, оставшихся рядом с древними айнскими поселениями, позволяют сделать вывод, что ныряльщики за моллюсками тщательно сортировали добычу и отпускали молодь. По всей вероятности, ее бросали вводу в специальных местах, на подводных “плантациях”, неподалеку от селений, там, где спустя какое-то время моллюсков было несложно собирать. Возможно, еще в далекой древности айны заметили, что устрицы предпочитают селиться на камнях, в пустых раковинах, а также на случайно попавших в море фрагментах керамики. Кто знает, может быть это наблюдение стало для айнов дополнительным стимулом развития керамического производства. Так или иначе – черепки от разбитой посуды разбрасывали на мелководье, чтобы потом легче было собрать “урожай”. А керамика айнов появляется еще в X тысячелетии до новой эры, задолго до того, как она стала известна большинству народов планеты.

Проникновение айнов в низовья Амура подтверждается не только сходством глиняной скульптуры Приамурья и Хоккайдо, но также данными антропологов и лингвистов. Айнские элементы прослеживаются в физическом облике и в языках современных жителей дальневосточной тайги. Знакомство народов Амура с аквакультурой сыграло, по всей вероятности, роль мощного катализатора, ускорившего становление на Дальнем Востоке речного рыболовства. Анализ петроглифов Сакачи-Аляна, других наскальных рисунков Приамурья, запечатлевших не только умерших шаманов, но и многочисленные сцены охоты на таежных животных, свидетельствует, что этот процесс был достаточно долгим. Понадобилась не одна тысяча лет, прежде чем бродячие лесные охотники стали оседлыми жителями рыбацких селений и на Амуре возникла специализированная культура “одетых в рыбью кожу”. Стать “рыбьекожими” народы Дальнего Востока могли, вероятно, и без импульсов “извне”, однако культурные связи с айнами значительно ускорили эволюцию местной культуры.

Развитию в крае речного рыболовства способствовала, по-видимому, не только айнская, но и малайско-полинезийская волна, достигшая низовий Амура в III тысячелетии до новой эры. Главный ее “удар” пришелся на Японские острова, но часть переселенцев с юга, несомненно, осела в Приамурье. Именно этим обстоятельством объясняется своеобразие расового типа современных амурских народов, которых, наряду с жителями прибрежных районов Восточной Азии и Индокитая, антропологи относят к тихоокеанским монголоидам.

любопытно, что чуть проявляется сходство культур, так ее тут же объявляют результатом массовых миграционных волн. Как будто не бывает других способов и причин передачи культурных элементов из одной местности в другую!.. Так можно было бы объявить расцвет различных наук в Древней Греции (величайшим стимулом к которым было обучение многих древнегреческих ученых в Междуречье и Древнем Египте) результатом некоей “миграции египтян в Грецию”. Но ведь этого не делают, так как знают. Что этой “миграции” не было. Так почему же все остальное объявлять результатом именно миграций?..

Контакты жителей Дальнего Востока с “морскими скитальцами” имели и другие последствия: на побережьях Охотского и Японского морей возник морской зверобойный промысел. Охота на тюленей, котиков, морских львов требовала немалых специальных знаний, зверобоям нередко приходилось надолго выходить в океан. Становлению этой сложной культурной традиции способствовали мореходные навыки пришельцев из тропических широт и, конечно же, вековой опыт рыболовов и охотников Приамурья. Не случайно наиболее древние гарпуны морских зверобоев Северной Пацифики восходят к острогам, применявшимся на Амуре при лучении идущей на нерест рыбы…

Остров Св. Лаврентия в Беринговом проливе… – своеобразный заповедник древней культуры арктических охотников на моржей, тюленей, китов. Он был освоен предками эскимосов и алеутов еще в те времена, когда эти народы, расселенные в наши дни на огромной территории от побережий Берингова пролива и Алеутских островов до Лабрадора и Гренландии, составляли единое целое. Благодаря удаленности от “большой земли” (остров находится на приблизительно одинаковом расстоянии от Чукотки и Аляски), эскимосы Св. Лаврентия длительное время сохраняли весьма архаичные культурные традиции. Многие из этих традиций, как, например, криволинейный орнамент, вызвавший у его первых исследователей ассоциации с узорами новозеландских маори, сформировались, по-видимому, где-то неподалеку от устья Амура.

Что заставило эскоалеутов покинуть свою прародину? Почему в III-II тысячелетиях до новой эры они отправились в многокилометровый путь, в края с гораздо более суровым климатом? В науке высказывалось мнение о том, что предков эскимосов и алеутов вытеснили с их территории более сильные амурские племена. На мой взгляд, картина была иной. Движение на север не означало ухода эскоалеутов с побережий Охотского моря. Часть их по-прежнему там оставалась: эскимоидный компонент отчетливо прочитывается в более поздних по времени приморских культурах охотского ареала. К берегам Чукотки и Аляски ушло лишь “избыточное население”. Дело в том, что любое архаичное общество, опирающееся на присваивающее, а не на производящее хозяйство, находится в жесткой зависимости от природной среды. Чем совершеннее орудия охоты и рыбной ловли, тем стабильнее жизнь людей и выше темпы прироста населения. Но тем, соответственно, больше нагрузка на природу. Шаткое равновесие “общество – природная среда” нарушается. Сокращается численность промысловых животных. Возникает кризис, чреватый голодом, болезнями, войнами. Как выйти из него? Расширить территории обитания, уйти на новые земли. Именно этот механизм обеспечил вначале широкое распространение самих “рыбьекожих” по притокам Амура, а затем привел в движение другие, соседние с ними народы, культура которых обогатилась за счет контактов с “приамурской цивилизацией”.

но по этой версии “расширение территории обитания” происходит и на территории, уже заселенные(!) другими народами… Так разве это решает “пищевую проблему”?..

Убедительным аргументом в пользу древних контактов северо-восточных палеоазиатов с “рыбьекожими” являются данные лингвистики. В языке живущих на севере Камчатки коряков удалось обнаружить структуры, сближающие его с языком нивхов – коренных жителей Сахалина и низовий Амура. Нивхи, в отличие от остальных, тунгусоязычных народов Приамурья, говорят на языке-изоляте. По мнению лингвистов, это единственный из сохранившихся амурских языков неолитического периода, то есть именно той эпохи, когда далекие предки коряков жили по соседству с “одетыми в рыбью кожу”.

“Знание – сила”, № 7, 2000 г.