Одним из событий, послуживших толчком к завершению написания этой работы, послужила статья Рассела Грея и Квентина Аткинсона в Nature, о которой сообщалось в последних Вестях Лаборатории Альтернативной Истории — «Поиски языкового первородства». Статья была опубликована в разделе Letters to Nature и озаглавлена: Gray, R. D. & Atkinson, Q. D. Language-tree divergence times support the Anatolian theory of Indo-European origin. Nature, 426,435 — 439, (2003). И хотя модель, рассматриваемая нами в предлагаемой работе, существенно отличается от анатолийской теории происхождения индоевропейских языков, исследуемой Греем и Аткинсоном, в основе ее лежит взаимосвязь как лингвистических, так и генетических исследований последних лет. Мы согласны с обоснованными критическими замечаниями Грея и Аткинсона по поводу данных компаративистики, глоттохронологии и этгогенетики, применяемых при рассмотрении происхождения индоевропейских языков. И именно поэтому мы считаем, что для успешного разрешения вопроса о родине ностратиков надо рассматривать эти подходы в комплексе, на стыке этих дисциплин, опираясь на их взаимодополняющие выводы. Таким образом, первая же строка статьи указанных авторов, которые любезно предоставили электронную копию своей работы, может стать эпиграфом к нашей работе:

Languages, like genes, provide vital clues about human history. /

Языки, подобно генам, обеспечивают жизненные ключи к человеческой истории.

Несмотря на достижения в разных областях исторической науки, все же, в настоящее время, период истории между мезолитом и энеолитом остается мало изученным. Что делал в этот период человек на Евроазийском континенте, как он добывал пищу и как выживал? Охотился ли на одном месте, или бродил со своей семьей по лесам и степям? Такие бесчисленные вопросы остаются пока что без ответа. Эти проблемы, возможно, не особенно интересуют археологов, потому, что они для них недосягаемы ( В силу кочевого образа жизни человека-охотника, археологического материала на его стоянках остается очень мало. Ясно, что полноценный археологический материал появляется уже тогда, когда человек осел и занялся земледелием). От времени мезолита до нас дошли лишь остатки крупных мезолитических стоянок. Например, Мезинская стоянка охотников за мамонтами.

Проблемы языка охотничьих племен пока что не только не затронута, но даже не ставилась. Поэтому, из-за такой неопределенности, у большинства, и не только у интересующихся этими вопросами, но и у специалистов, создается такое впечатление, что эти охотники были или немыми, или умели произносить только какие-то звуки. Но, скорее всего это было не так, т.к. об индивидуальной охоте на мамонта или другого крупного зверя не могло быть речи. Поэтому, при групповой охоте у охотников должна была быть набор информационных звуков, которая позже могла стать основой речи. Но, по-видимому, основы речи существовали и до той эпохи, ведь мать должна была каким-то образом общаться с ребенком, речь необходима была при добыче и приготовлении пищи, и вообще, племя, по-видимому, не могло стать общественным организмом в отсутствии речи, хотя бы и примитивной.

(Авторам хорошо известен подход Бориса Федоровича Поршнева, изложенный им в книге О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии), М.: Издательство «Мысль», 1974. — 487 с., и описывающий его отношение к «охотникам на мамонтов» и феномену человеческой речи на фоне существования палеоантропов и неоантропов. Но лингвистический анализ базисной лексики, известной нам на настоящий момент, не дает каких-либо оснований учитывать данный подход в контексте предлагаемой модели.)

Еще одним аргументом в пользу того, что в эпоху мезолита язык был достаточно развит является факт заселения Америки через Берингию. По-видимому, надо согласится с той мыслью, что немые охотники не могли бы заселить Америку.

В связи с этим возникает непростой вопрос: дожили ли до нас, с тех мезолитических времен, какие-то языки? Или языки, на которых мы разговариваем, это новые языки, на которых начали разговаривать наши предки гораздо позже, 2-3 тысячи лет тому назад?

Эти проблемы очень сложны. Казалось бы, что можно только гадать, отвечая на эти вопросы. Но попробуем руководствоваться логикой фактов, которые говорят, что человеческая речь появилась не позже, чем двадцатое или даже тридцатое тысячелетие.

До нас действительно дошли языки, носители которых жили на Евразийском континенте и которые были наследниками, так называемых, ностратических языков. Ниже мы постараемся предложить аргументы, которые помогут определить, когда, где, на какой территории эти языки могли «родиться», руководствуясь логикой и кое-какими фактами. Взыскательный исследователь может отвергнуть такой подход. Но мы всегда готовы рассмотреть лучшее предложение. И если это предложение будет действительно лучшим, то мы с удовольствием примем его (и откажемся от своей модели происхождения ностратических языков и их носителей).

Итак, что такое ностратические языки. Где, когда, на какой территории они родились?

(Для ознакомления рекомендуем статью: М. Т. Дьячок, В. В. Шаповал, ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ).

Давно было замечено, и не только лингвистами, что лексика с одинаковым значением, существующая в разных языках шести языковых семей: алтайской, дравидской, индоевропейской, картвельской, семито-хамитской и уральской, носители которых живут на территории Евразии, имеет одинаковую форму, т.е. они близки по написанию и поэтому одинаково произносятся. Существование достаточно большого числа такой сходной лексики современных языков, позволило датскому лингвсту Х.Педерсену около 100 лет тому назад, высказать мысль, согласно которой все шесть языковых семей можно объединить в одну языковую макросемью, которая была названа ностратической. Главным принципом объединения является идея того, что современная лексика является прямой наследницей древней и древнейшей.

(Выдающийся труд по ностратическому языкознанию создал Владислав Маркович Иллич-Свитыч. Его сравнительный словарь ностратической лексики называется «Опыт сравнения ностратических языков», сокращенно ОСНЯ. Иногда мы будем обозначать его словом Словарь. Он был издан в Москве после гибели автора в 1966 году, 1-ый том в 1971 году, 2-ой том в 1976 году, 3-ий том в 1984 году).

В качестве примера ностратической праформы приводим из Словаря праформу, обозначающую глагол «сверлить», которая получена при реконструкции слов с тем же значением, которые существуют в языках всех шести языковых семей: в общеалтайском реконструированная форма этого слова: bura — вертеть, сверлить; в общедравидском — por — отверстие; в праиндоевропейском bher — сверлить, рыть, колоть; в пракартвельском br(u) — вертеть; в семито-хамитском b(w)r — сверлить, копать, проделывать отверстие; в прауральском pura — орудие для сверления, сверлить, долбить, копать.(Необходимо прокомментировать сказанное. Количество праформ, которые существуют во всех шести языковых семьях небольшое. Их всего восемь. Но этого достаточно для того, чтобы убедиться в том, что ностратическое единство это реальный факт. Скептикам же, которые не хотят признавать существование этого факта мы хотим задать вопрос: как бы они объяснили этот факт? Может быть «традиционным» заимствованием в языки остальных пяти языковых семей из «главного» для всех остальных языков — индоевропейского языка? Но такой паниндоевропеизм мы уже проходили. В книге Т.В.Гамкрелидзе и Вяч.Вс.Иванова (Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984. Т. 1-2.) говорится о том, что вся лексика, которая существует в языках остальных пяти семей и которая схожа на индоевропейскую, оказалась в этих языках, потому, что она была заимствована у индоевропейцев. Возможно мы преувеличили выше, но посмотрите, что говорится в книге о заимствовании, в основном, культурной лексики, в картвельские языки из диалектов (!?) праиндоевропейского языка. Авторы в своей книге проигнорировали уже изданный Словарь В.М.Иллича-Свитыча, иначе они увидели бы, что часть заимствованных в картвельские языки форм являются, на самом деле, ностратическими формами.

Но вернемся к вопросам, поднятым в этой статье. С какой стороны подступиться к их решению? Если искать географический центр современного расселения носителей ностратических языков, то мы получим территорию Средней Азии в районе города Ташкент.

Если предположить, что какие-то ностратические языковые семьи больше других общались друг с другом, то, если судить по общей базисной лексике, то такой больше всего у семито-хамитов и картвел. Затем идут семито-хамиты и индоевропейцы, а уж потом алтайцы имеют наибольшый (и примерно одинаковый) процент сходной базисной лексики со всеми языковыми семьями, кроме Дравидской. (см. Таблицу 1. Это процент отношения количества сходной 35-словной базисной лексики (это список С.Е.Яхонтова) для двух (т.е. взятых попарно) языковых семей, к числу 35. Часть праформ языков взята из Словаря ОСНЯ В.М.Иллича-Свитыча).

Таблица

Следовало бы подумать о том, отражает ли эта таблица реальные отношения между носителями праязыков? Это, конечно, сложный вопрос. Потому, что, благодаря нашему консервативному мышлению, мы не можем представить себе, как могло такое случиться, что, например, индоевропейцы имеют какие-то общие слова с дравидами, с которыми, если опираться на факты других наук, они не должны иметь ничего общего.

Попробуем все же осмыслить эти факты, используя данные из совершенно другой области знаний, которая, казалось бы, не имеет точек соприкосновения с лингвистикой. Эта наука молекулярная генетика. Но об этом ниже.

В начале рассмотрим нашу модель происхождения ностратических языков и их носителей. Праформы ностратического Словаря В.М.Иллича-Свитыча говорят о том, что, несомненно, носители всех ностратических языков когда-то жили вместе. А это значит, что это было одно племя, у которого когда-то были только одни родители и один язык. Где, на какой территории они жили? На основании факта существования территории распространения ностратических языков в настоящее время и используя некоторые другие факты (и интуицию — этот, явно не научный метод), приведенные в лингвоисторическом эссе, посвященном памяти И.М.Дьяконова, «Этрусская проблема в Евроазиатском контексте» (в Сб. «Схiд i Захiд у мовно-культурных зв’язках», Киiв 2001), была высказана гипотеза, согласно которой территория глоттогенеза ностратиков была на территории современной китайской провинции Синьцзян. Правда, позже, по мере накопления новых фактов, эта территория была «передвинута» на восточные склоны Тибета, в район истоков четырех великих рек восточной Азии.

Таким образом, мы считаем, что на восточных склонах Тибета ностратики не только появились (по нашему мнению, не позже третьего десятитысячелетия до н.э.), но и, благодаря началу приручения дикой овцы и козы, их, первоначально единое племя начало разделяться для поиска пастбищ для стад овец. Это произошло не позже середины второго десятитысячелетия. (Как на еще одну из возможных причин ухода и разделения ностратиков, «спрятавшихся» на восточных склонах Тибета, можно указать на гипотетическую ситуацию, описанную в статье А.Склярова «Миф о Потопе: расчеты и реальность«, к тому же место предполагаемой родины ностратиков и время их ухода странным образом близки к месту и времени предварительной оценки района падения метеорита.) Племена-носители ностратических языков начали расселятся по всей Центральной Азии. Дравиды ушли на юг, на полуостров Индостан (разумеется, движение происходило в течении нескольких тысячелетий, к тому же дравиды, по-видимому, не могли двигаться через Гималаи со стадами овец). Алтайцы, в конце концов, заселили северные границы Центральной Азии. Остальные ностратики — носители языков четырех языковых семей, через невысокий горный проход, который называется Джунгарскими воротами, вышли в Среднюю Азию. Представители двух языковых семей, семито-хамитской и картвельской, вдоль отрогов гор Средней Азии, направились в сторону Ближнего Востока. Уральские племена расселившись по Западной Сибири, по-видимому, снова стали охотниками. А индоевропейцы заселили Великую Степь, которая, как известно, тянется от Алтая до Карпат.

Однако, по нашему мнению, общность индоевропейских племен уже на территории Центральной Азии начала делиться. И, по-видимому, раньше других отделились носители германских языков. Они долгое время общались с представителями, в начале алтайских языков, что естественно, т.к. они тоже были ностратиками, а скотоводство осваивали с представителями другой большой макросемьи языков — сино-кавказской, с носителями енисейских и восточнокавказских языков. Причем, это общение происходило, предположительно, в алтайских горах из которых вытекает Енисей. (Это территория восточнее долин рек-притоков Оби). В результате этого общения, в германских языках появилась лексика сходная с этими языками. Это сходство лексики, в основном, из 100-словного списка М.Сводеша будет продемонстрировано ниже. (Полученные нами результаты можно было бы подать в виде таблицы, однако, такая таблица была бы очень громоздкой. Она будет напечатана полностью в другой работе. Кроме того, наши данные требуют комментариев, которые сложно совместить с таблицей. Мы нашли еще один интересный факт: алтайская лексика имеет небольшое количество схождений и с италийской, что тоже объяснить проблематично, даже в рамках нашей гипотезы):

1) два — ОАлт. (ОбщеАлтайская форма взята из книги С.А.Старостина, «Алтайская проблема и происхождение японского языка», М., 1991. Номер праформы тоже из этой книги). С. N 424 *diuwa-два; ТМ — тунгусо-маньчжурские языки- dzuwe (по-русски джуве, правильнее); Pers.- Персидский язык — do-два; Got.- Готский язык — twai-два; Deut.- Немецкий язык — zwei — два; Engl.- Английский язык — two-два; В романских языках такие же формы слова «два»: Lat.- Латынь — duo; It.- Итальянский — due; Rum.- Румынский — doi, doua. Такое единообразие и не только в индоевропейских языках, но и в алтайских, позволяет сказать, что такую форму слова «два», можно считать ностратической праформой, что действительно показано еще В.М.Илличем-Свитычем в МССНЯ (ностратическое *to — ‘два’, при индоевропейском *due — ‘два’). Таким образом, только в алтайских и индоевропейских языках имеется такая форма для слова ‘два’ ( есть в уральских языках такая праформа *to- nc’e -«второй», которая говорит о том, что она тоже была «наследницей» ностратической праформы).

2) имя — ОАлт. С. N 48 *niuma-имя; заклинание, гадание; в значении имени встречается только в диалекте Кагосима японского языка namae-«имя». Pers. nam, Got. namo, Deut.- Name, Engl. name. В романских языках, которые мы приводим, соответственно nomen, nome, nume. В Словаре ОСНЯ праформа *nimi — «имя» встречается только в индоевропейских *nom и уральских *nime, языках. Такой алтайской формы в Словаре нет.

3) кость — ОАлт. С. N 9 *piena — кость; ТМ *pen-nen — колено; это слово имеет сходство только в следующих европейских языках: древн. верхн. немецком (сокр др.в.нем.) bein, также в исландском (Isl.) и Engl. bone.

4) новый — ОАлт. С. N 121 *neba — новый; ТМ *newi -новый, свежый; Pers. now, Got. niujis, Др.в.нем. niuwi, Deut. neu, Engl. new. В романских, соответственно: novus, nuovo, nou. В Словаре ОСНЯ этого слова нет.

5) собака — ОАлт. С. N 548 kanV (читается примерно так: каньа); ТМ kaci-kan — щенок; в тюркских (Turk) языках kan-cik — сука (читается примерно как кань-чык); ближе всего к этим формам романские: canis, cane, caine. Германские формы по-видимому немного отличаются от приведенных выше. В Словаре ОСНЯ праформа N 238 *K’ujnΛ — волк, собака, получена реконструкцией форм трех языков: индоевропейской — kuon / kun-собака, семито-хамитской — k(j)n / k(j)l, k(w)l — собака, волк; и уральской — kujna — волк.

6) ты — ОАлт. С. N 521 *t’i; Монг.- *ci — ты(С.А.Старостин пишет: «Монгольский резко выделяется на фоне прочих языков сохранением ностратической основы 2-го лица»). Pers. to; Deut. du; Isl. thu; Engl. thou; В романских языках соответственно: tu, tu (te), tu; в славянских языках такие же формы.

7) огонь — ОАлт. С. N 23 *p’orV- огонь, пылать; Монг. for-de — пылать; Корейский (Kor.) pir — огонь. Deut.- Feuer, Др.в.нем.- fuir, Engl.-fire.

В романских языках совсем другие корни, один 8 из которых, в латыни flamma, близко к славянскому пламя, полумя. Если подходить формально к методике определения родства двух языков по лексике 100-словного списка М.Сводеша, то к рассмотренной лексике 35-словного списка С.Е.Яхонтова надо добавить лексику из остальной части 100-словного списка. А к ним относятся следующие слова, которые мы нашли: живот, много, лист, есть (кушать), птица и др. Мы напишем для них наиболее близкие пары:

1) живот — ОАлт. С. N 3 *pajlV — живот, печень, поясница; Turk. bel — поясница; Удивительно то, что эти формы имеют сходство с английской формой — belly-живот, брюхо, чрево. Этот пример может показаться случайным, особенно потому, что индоевропейское соответствие существует только в английском. Однако следующие два слова тоже существует только в английском.

2) много — ОАлт. С. N 45 *manV; японский (Jap) — *manai — много, многочисленный; Engl. many — многие, многочисленные, множество.

3) лист — ОАлт. С. N 180 *liap’V — лист; Turk. japur-gak — лист; Mong. labcin — лист; Deut. Laub-листва, Engl. leaf-лист.

4) есть (кушать) — ОАлт. C. N 488 *ite — есть; Mong. ide — есть; Engl. eat — есть, Got. itan, Isl. eta — есть; из романских только в латыни — edere.

5) птица — ОАлт. С. N 338 *gasa — птица, журавль; TM *gasa — журавль, птица, лебедь, а в ульчском языке Gasa — утка. Эта форма, которая, по нашему мнению, является одной из древнейших обозначений птиц, еще ностратического уровня, а возможно и сино-кавказского, считалась, до недавнего времени, только индо- европейской: *g[h]ans — водяная птица, гусь, лебедь, Deut. Gans — гусь, Engl. goose — гусь. Однако, в романских языках для этих значений таких форм нет. Интересны сино-кавказские формы: нахские — гIаз — гусь (запись в русской транскрипции; в международной транскрипции первый звук обозначается греческой буквой гамма); на китайские формы тоже надо обратить внимание: гусь-gin, yan; утка-yazi.

6) муха — ОАлт. С. N 99 *musV — червь, насекомое; Jap. *musi — червь, насекомое. Это слово примерно такой же формы существует во многих европейских языках. Есть оно и в картвельских языках: в грузинском — buzi — муха, хотя, в другом картвельском языке — мегрельском, муха — с’anc’, которое, непонятно почему, похоже на китайское cangying.

7) Есть еще одна форма в германских (и других европейских) языках, которая тоже свидетельствует о более позднем движении германцев с Алтая в Европу. В книге Гамкрелидзе Т.В. и Иванова Вяч.Вс., Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984. Т. 1-2. про это написано следующее (стр. 939) (надо сказать о том, что по их теории индоевропейцы оказываются в Европе, двигаясь (все вместе — Авт.) со своей прародины, в Восточной Турции, обходя Каспийское море с востока): «Остальные «древнеевропейские» диалекты следуют через Среднюю Азию и Поволжье в западном направлении в историческую Европу. Таким восточным путем миграции древних индоевропейских диалектов и объясняются некоторые лексические связи западной группы индоевропейских языков с алтайскими, из которых они заимствуют некоторые термины типа *mork[h]-‘конь’, ср. др.-ирл. marc, валл. march, ….др.-в.-нем. mar(i)ha (нем. Mahre), др.-англ. mearh (англ. mare) при монг. (т.е. монгольском — авторы) morin, тунг.- маньчж. murin, кор. mal (ср. также кит. ma <*mra, др.-бирм. mran, др.-тиб. rmang,…» и т.д. Почему говорится о более позднем «уходе» германцев на запад? Мы объясняем это тем, что лошадь была приручена гораздо позже, чем другие домашние животные. Кроме того, из этих данных следует подумать и о том, где была первичная территория приручения лошади.

Таким образом, если подходить формально с лексикостатистическими подсчетами по методике М.Сводеша для нашего случая, то количество сходных форм между алтайскими и германскими формами — 13 единиц, говорит о том, что это количество превышает порог случайных совпадений в пределах 100 словного списка. Это говорит о том, что эти языки генетически родственны. Если же осуществить подсчет по методике С.Е.Яхонтова, то процент совпадений в пределах 35-словного списка — 20% (7слов), будет превышать процент совпадений в пределах остальных 65 слов 100-словного списка — 9% (6 слов), что убедительно подтверждает генетическое родство между этими языками, которые, хотя и являются ностратическими по происхождению, однако находятся в разных языковых семьях по сегодняшней классификации. (Последние рассуждения приводят к мысли о том, что в разные периоды языки могут сближаться, затем удалятся друг от друга, а затем снова сближаться. И такое явление должно отражаться на лексике этих языков).

Продемонстрированные выше примеры сходств между алтайской лексикой и лексикой отдельных европейских языков, в основном, отдельных германских, мы объясняем в рамках предложенной гипотезы расположением территории прародины ностратических языков в Центральной Азии, на восточных склонах Тибета. Расселение ностратиков с этой территории происходило, вначале, по всей Центральной Азии (разумеется, за исключением Гималаев), а затем за ее пределами, в основном, на Запад. И, хотя, большинство индоевропейцев заселило Великую Степь, где, по нашему мнению, они продолжали заниматься мелким рогатым скотом, но позже, в Степи приручили и крупный рогатый скот, а еще позже изобрели колесо, какая-то часть из них, в основном, германские племена, очень долго жила рядом (или вместе) с носителями сино-кавказских языков (у которых они позаимствовали лексику скотоводов и др.), а также с алтайцами (о чем свидетельствуют вышеприведенные примеры). Позже германцы «оторвались» от этих племен и медленно мигрируя на Запад, в начале на границе леса и степи, а затем по степи, очень поздно (по сравнению с другими индоевропейскими племенами) пришли в Восточную Европу, а позже и в Центральную. В Восточной Европе они научились земледелию у местных племен, которые уже давно умели обрабатывать землю.

Представляемая здесь нами модель (вернее будет сказать схема модели) происхождения ностратических языков, скорее всего, ортодоксальными лингвистами будет принята в штыки. Но, если наши глубокоуважаемые оппоненты согласятся с нашими объяснениями сходства в лексике, тогда было бы желательно объяснить этот феномен. Если при этом пользоваться существующими моделями происхождения индоевропейских языков, то, по-видимому, это объяснение будет не легким, т.к. все теории происхождения индоевропейцев видят их прародину не восточнее меридиана Волги.

Как мы уже говорили выше, в качестве дополнительного, но косвенного аргумента предлагаемой гипотезы Восточно-Тибетской прародины ностратических языков (ВТПНЯ) мы хотим привести результаты исследований из совершенно другой области знаний, из области молекулярной генетики. До недавних пор связь этногенетики с этнолингвистикой, насколько нам известно, не рассматривалась, хотя изучение этой связи, по нашему мнению, может оказаться эффективным методом при рассмотрении вопросов этноистории. Проводя поиски связи языков американских индейцев с языками восточной Азии, мы обнаружили обобщающие работы Деренко М.В. и Малярчука Б.А. — «Генетическая история коренного населения Северной Азии» (Природа, N10, 2002 г.) размещенные на сайте  и «В поисках прародины американских аборигенов» (Природа, N1, 2001г.), которые, в свою очередь, основываются на результатах генетических исследований по изменчивости митохондриальной ДНК и вариабельности диаллельных локусов нерекомбинирующей части Y-хромосомы. В этих работах есть много действительно интересных фактов, но мы воспользуемся только теми, которые могут способствовать выяснению вопросов, касающихся этнолингвистической ситуации тех регионов северной части Центральной Азии, где, по нашему мнению, произошел многовековый контакт носителей диалектов индоевропейского языка с носителями алтайских и других языков. (см. приведенный ниже рис., взятый из первой статьи вышеупомянутых авторов).

Ареалы североазиатских народов и диаграммы, отражающие соотношение монголоидных (белый фрагмент) и европеоидных линий митохондриальной ДНК в каждой этнической группе. Генофонды этих народов, судя по мтДНК, содержат обе линии в разной пропорции, а по лингвистической принадлежности составляют две языковые семьи — алтайскую и палеоазиатскую, причем к последней принадлежат только коряки. Первую же семью образуют три языковые группы: тюркская (алтайцы, хакасы, шорцы, тувинцы, восточные тувинцы, или тоджинцы, тофалары, сойоты и якуты), монгольская (буряты) и тунгусо-манчжурская (эвенки и эвены).

(Что касается авторской подписи к рисунку: по нашему мнению авторы, по-видимому, должны были уточнить первую фразу, т.к. речь в ней идет о монголоидной и европеоидной линиях мтДНК. Поэтому вторая фраза: «Генофонды этих народов……по лингвистической принадлежности составляют две языковые семьи — алтайскую и палеоазиатскую…», совершенно не понятна. Возможно авторы хотели сказать: алтайскую и индоевропейскую, а не палеоазиатскую).

Речь идет о наличии европеоидных фрагментов генов в генах коренного населения тех районов, где жили и живут те, кто разговаривает на алтайских языках. Но современных алтайских этносов много (не менее трех десятков), поэтому нас интересуют носители тех языков, которые имеют общие глоссы с языками, которые мы рассматривали выше: германскими и частично романскими. Но вначале приведем цитаты из первой работы, в которых есть интересная, для нашего исследования, информация: «История коренных народов Северной Азии связана, как теперь установлено, и с развитием аборигенных неолитических племен, и с бурными этногенетическими событиями на юге Сибири, и с великим переселением народов, когда носители культур бронзы и железа проникали на Крайний Север. Значительную роль играло также внедрение отдельных групп южного происхождения в среду северных этносов. И хотя этнические черты более или менее отчетливо начинают проступать в бронзовом веке, генетическая история народов уходит своими корнями в гораздо более древние эпохи». (По мере того как мы приводим информацию, с которой мы не согласны, мы будем ее комментировать. Разумеется, комментарии будут касаться тех вопросов, в которых мы более или менее компетентны. Здесь мы хотим возразить авторам: по-видимому, когда речь идет о генетических связях, наверное не следует говорить о событиях эпох бронзы и особенно железа, первая из которых, вообще, началась не раньше IV тысячелетия до н.э. Кроме того, мы считаем, что речь должна идти о более ранних эпохах, не позже эпохи мезолита, т.е. о времени не позже XII-X тысячелетий). «Между тем ряд факторов указывает на то, что степная часть Центральной Азии — от Алтая, Хакасии, Тувы и до Внутренней Монголии — издревле была ареной взаимодействия групп монгольского и европеоидного происхождения и более того, представляла собой зону различных очагов европеоидного расообразования. Популяции европеоидного и смешанного происхождения уже широко расселились на указанных территориях в эпоху неолита, бронзы и раннего железа. Однако культурная преемственность археологических памятников уводит генезис неолитического населения Монголии и Алтайско-Саянского нагорья к более раннему времени. На формирование антропологического облика современного населения Северной Азии в разное время заметное влияния оказывали отдельные группы европеоидов: в Западной Сибири это были восточноевропейские группы, а на юге Сибири, вероятно южные европеоиды из Казахстана и Средней Азии. Комплекс антропологических черт монголоидной расы у североазиатского населения тоже неоднороден. Связано это с тем, что в эпоху позднего палеолита в Азии формировался восточный очаг расообразования, а дальнейшая дифференциация монголоидов происходила в нескольких очагах. Один из них располагался в Центральной Азии и Забайкалье и рассматривался антропологами в качестве прародины сибирской общности народов».

Необходимо сказать о древнем европеоидном населении Алтая. Возможно кто-то считает, что это были предки индо-ариев. Переубедить сторонников такого мнения сложно. Но нас в данном случае интересует вопрос, который следовало бы задать сторонникам малоазийской прародины индоевропейцев: каким образом индоарии (или германцы) очутились на Алтае, и довольно рано? Как они успели из Малой Азии быстро попасть на Алтай? Правда, если принять теорию Т.В.Гамкрелидзе и В.В.Иванова, то они попали на Алтай двигаясь со всеми индоевропейцами в Европу через Среднюю Азию. Но что их заставило повернуть назад на юг, и вернуться на территорию их современного проживания, остается загадкой.

Если обобщить, очень коротко, все то, что сказано выше, то можно сделать следующие выводы:

А) Своей работой мы хотим привлечь внимание исследователей к проблеме связи этногенетики с этнолингвистикой для более эффективного изучения этноистории.

В) Из работ по этногенетике мы знаем, что в настоящее время во всем мире найдено всего 33 клана Человека и примерные места проживания их прародительниц.

С) В дальнейшем, надеемся, нам удастся показать, что носители шести ностратических языковых семей имели своими прародительницами пять (а может быть шесть?) основательниц кланов Восточной Евразии. Наличие среди населения Алтайско-Саянского нагорья незначительной, но вполне ощутимой прослойки представителей европеоидной расы, может служить поддержкой нашим результатам наличия в алтайской лексике нескольких лексических форм, общеностратического происхождения, сходных с диалектными индоевропейскими. Это говорит о том, что, действительно, на Алтае когда-то жили индоевропейцы, которые, по нашему мнению, рано отделились от общеиндоевропейской общности при движении части ностратиков на Запад. (Для авторов и сторонников традиционных теорий происхождения индоевропейцев, несомненно будет проблематичным объяснение этих фактов, как генетических, так и языковых. Потому, что ни одна из этих теорий не предусмотрела, даже временного пребывания их даже восточнее Казахстана.).

Естественно, что для полноты картины и убедительности, вышеизложенная модель, кроме синтеза лингвистических и генетических данных, должна дополняться данными, полученными в результате как антропологических, так и кранеологических исследований вплоть до палинологии и т.д.. Но это задача будущих работ.