Предуведомление автора:

Статья “Мы вспомним все” была опубликована в журнале “Труды профессорского клуба” (Вып.8-9, Профессорский клуб Юнеско. Владивосток, 2004). Недавно редакция этого журнала предложила мне ознакомиться с критическим отзывом на нее дальневосточного археолога А.Л.Ивлиева, и подготовить ответ на нее с тем, чтобы в следующем номере можно было дать их вместе. Однако мой ответ неожиданно для меня самого вырос в солидного размера статью, сократить которую до требуемого редакцией журнала размера мне представляется невозможным без потери обоснованности моей аргументации в нашей заочной дискуссии с А.Л.Ивлиевым.

Поскольку статья оформлена, в основном, как самостоятельная публикация, а не только как ответ оппоненту, то решено было в журнале дать мой краткий ответ А.Л.Ивлиеву со ссылкой на Лабораторию альтернативной истории, в материалах которой опубликовать статью полностью.

“При изучении средневековой истории <Дальнего Востока России> археология никогда не играла роли стержневой науки. Она лишь иллюстрировала летописные материалы, и, в первую очередь, те вопросы, которые касались генезиса и этнического состава населения Бохай и Цзинь.

Постулированные и утвердившиеся в науке положения о генетической связи племен мохэ с бохайцами и чжурчженями, а затем с маньчжурами и современными малыми народами Дальнего Востока (тунгусоязычными) не вызывают серьезного протеста сами по себе, но и не кажутся абсолютно убедительными и исчерпывающими в свете наших стремлений максимально приблизить исследовательскую версию к реальной истории”.

= О.В. Дьякова =

ПРЕДИСЛОВИЕ

Цитата, приведенная во вступлении, взята из монографии О.В. Дьяковой “Происхождение, формирование и развитие средневековых культур Дальнего Востока” (Владивосток: Дальнаука, 1993. Ч.I.С.1-176.) (стр.7). В переводе на обычный язык она означает, что утверждение о генетической связи племен мохэ с бохайцами и чжурчженями – создателями великих империй Дальнего Востока, а последних – с современными тунгусоязычными малыми народами является бездоказательным.

Монография представляет собой объемный труд – более 400 страниц текста, таблиц, иллюстраций. В качестве главного объекта своего исследования Ольга Васильевна использовала керамику, “…так как это наиболее массовый, иногда – на начальных этапах эпохи средневековья – единственный … к тому же консервативный и, в отличие от металла, не поддающийся переделке” материал археологических раскопок. Здесь и далее закавыченные части текста представляют собой цитаты из ее монографии, если иное не оговорено дополнительно; выделения текста сделаны мной.

Как отмечается в редакционном вступлении, монография “…О.В. Дьяковой является серьезным тщательным исследованием, выводящим проблематику керамического производства и древнего гончарства в целом на уровень историко-культурных обобщений. … Учитывая то, что жилая архитектура в большей степени отражает общерегиональные особенности хозяйственно-бытовой жизни, а в металле преобладают черты эпохальных макропроцессов развития культуры, заслугой О.В.Дьяковой является то, что ей удалось представить на керамическом материале все три различительных культурологических уровня: аборигенный, региональный, эпохальный”.

Таким образом, керамика, в отличие от металла и жилищ, является единственным материалом раскопок, пригодным для сквозного анализа. При написании данной работы О.В. Дьяковой использованы практически все доступные коллекции археологических культур Приморья и Приамурья, собранные за многие годы разными исследователями. Кроме того, ею исследованы коллекции керамики культуры хунну Забайкалья, киданей Монголии, монголов памятника Каракорум, кыргызов Сибири и других, а также коллекции керамического материала среднеазиатских средневековых культур, зарубежных стран Востока, в том числе Китая. Количество обработанной керамики только по отечественным памятникам и только по Дальневосточному региону составляет более 150 тысяч единиц! Огромное количество обработанного материала позволили автору сделать наиболее обоснованные выводы и обобщения. Такой подход в отечественной археологии ранее никогда не применялся. На мой взгляд, с выходом в свет монографии О.В. Дьяковой, археология впервые за все время своего существования выведена в разряд точных наук. Текст монографии написан прекрасным языком, характерной особенностью которого является высочайшая степень точности используемых понятий и определений. Всякое бездоказательное утверждение, например, прямо названо постулатом, а выводы, предполагаемые по косвенным признакам – интерпретациями.

ЭТНИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СРЕДНЕВЕКОВЫХ КУЛЬТУР

Возникновение на Дальнем Востоке средневековых государств археологи связывают с культурой мохэ. “По своему происхождению мохэская культура не связана с аборигенными племенами юга ДВ России и появилась в этом регионе в первых веках нашей эры, отличаясь определенными варварскими чертами: использованием коня (именно на мохэских памятниках впервые появляются детали упряжи и захоронение с конем – Троицкий могильник), развитыми формами железного оружия” (стр.10). Появление в Приамурье и Приморье носителей мохэской культуры было связано с “Великим переселением народов” – вестником эпохи средневековья на земном шаре, когда лавины варваров – славян, германцев, обрушились на древние цивилизации, всколыхнули встретившиеся на их пути племена, призвав к жизни молодые народы, которые создали феодальные государства, в т.ч. Бохай, Ляо, Цзинь.

“Этническая интерпретация мохэской культуры противоречива. А.П.Окладников, Е.И.Деревянко, В.Е.Медведев, вслед за данными хроник, носителей культуры относят к тунгусоязычным племенам мохэ, Э.В.Шавкунов, Ю.М.Васильев – к монголоязычным шивэйцам. Однако в последней работе Э.В.Шавкунов без какой-либо аргументации внес коррективу: мохэсцев Приамурья отнес к монголам, а Приморья – к тунгусоязычным мохэ” (стр.16).

Прежде чем продолжить изложение, необходимо отметить одно очень важное обстоятельство – в своей работе Ольга Васильевна указывает на смешение понятий археологическая, государственная, этническая культура в работах дальневосточных археологов. “Судя по всему, они используются как синонимы. Яркий пример тому – Бохайская и чжурчженьская (приморская) культуры. Если это археологические единицы, то время их существования не может ограничиваться рамками функционирования государств <Бохай и Цзинь> – культуры существовали до их создания и после их гибели. Если это этнические культуры, то такое деление противоречит письменным источникам, где написано, что мохэсцы известны с 4 века н.э., в 7 веке н.э. они создали государство Бохай, а в 12 в. имели отношение к империи Цзинь. Следовательно, археологам логичнее вести речь о мохэской культуре в эпоху Бохай, Цзинь, Юань”.

“Состояние источниковедческой базы свидетельствует, что центральной археологической культурой региона в эпоху средневековья являлась мохэская, так как она охватывала обширную территорию Дальнего Востока, существовала длительное время, служила базой для возникновения двух государств. Однако, не умаляя в целом значения и роли этой культуры в культурогенезе региона, мы не сомневаемся, что реальный исторический процесс был гораздо сложнее, чем он выявлен на сегодняшний день. Открытие новых культур неизбежно. Определенные сдвиги в этом плане уже есть. Так, на севере Приморья, в бассейне р.Самарга, выделена самаргинская культура, предварительно датируемая I тыс. н.э. Открываются перспективы в связи с выделением нами киданьских комплексов в Приамурье. Белым пятном остается изучение археологических памятников эпохи Юань (1271- 1368) и Мин (1368-1644). Исключением является версия Э.В.Шавкунова, согласно которой приморские чжурчжени-удиге после разгрома оказались вне сферы чьих-либо интересов и их дальнейшее развитие происходило без каких-либо связей с внешним миром и возводит их к современным удэгейцам. Однако это утверждение ретроспективным анализом не подтверждено” (стр.25).

Здесь я хочу уточнить: в примечании О.В.Дьяковой сказано, что в “источниках, согласно консультации с д-ром и.н. М.В.Воробьевым, племена чжурчженей и удихай никогда не отождествлялись друг с другом. Это были разные племена” (№86 стр.53). Но тогда не совсем понятно, о ком написана монография Э.В.Шавкунова “Культура чжурчженей-эдигэ XII-XIII вв. и проблема происхождения тунгусских народов Дальнего Востока”? И как культура этого никогда не существовавшего народа соотносится с проблемой происхождения тунгусских народов? Может, если убрать из научного оборота этноним “чжурчжени-удигэ”, то и проблема исчезнет?

Период существования археологической культуры мохэ охватывает период с 4 века н.э. (Благословеннинская группа – самая ранняя) до 12-13 веков н.э. (троицкая группа – самая поздняя). Комплексная технико-технологическая характеристика древней керамики, выполненная для всех выделенных на сегодняшний день культур эпохи средневековья Приморья и Приамурья, а также сопредельных территорий Восточной Сибири, Китая и Монголии показала, что между археологическими культурами мохэ (включая мохэские культуры Северо-Востока Китая – тунжень, саньхао), Бохая, амурских чжурчженей (а также археологических культур Северо-Востока Китая – бохайской, ляоской, цзиньской) “по ряду видов продукции керамического производства существует близость, доходящая до тождества, что особенно заметно при изучении лепных сосудов мохэского типа. Единая основа этих культур – мохэская археологическая культура троицкого типа” стр.337-339. География распространения – Маньчжурия, Приморье, Приамурье. “Происхождение Троицкой группы мохэской культуры связывается с памятниками ранних сяньби Внутренней Монголии и Маньчжурии, а также отмечаются аналогии с керамикой бурхотуйской культуры Забайкалья” (стр.15).

“В настоящее время археологические данные позволяют лишь констатировать, что действительно в 4 веке н.э. (в эпоху династии Северной Вэй) на территории советского Дальнего Востока, в частности в Приханкайской низменности и в Еврейской автономной области появляются памятники мохэской археологической культуры, представленной благословеннинской группой. Но какому мохэскому племени они принадлежали и мохэ ли это – необходимо еще установить” (стр.27).

Еще раз уточню: основа всех групп мохэ – археологическая культура мохэ троицкого типа, получившая этническое название в результате подмены понятий. Итак, возникновение средневековых государств на территории современного Дальнего Востока России, Северо-Востока Китая, Монголии связано с появлением здесь в начале первого тысячелетия нашей эры археологической культуры мохэ троицкого типа, этническая принадлежность которой до сих пор не установлена.

Тогда имеет смысл посмотреть, что у нас имеется в наличии вообще. Та же “Цзинь ши” сообщает, что чжурчжени делятся на диких, покорных, желтоголовых, группу учжень. Археологам Дальнего Востока известны находки амулетов и зеркал с изображениями людей европейского облика. М.В.Воробьев, автор книги “Культура чжурчженей и государства Цзинь” предполагает, что они изображают именно желтоголовых чжурчженей. Отметим, что “орнаментальный комплекс приморских чжурчженей, представленный преимущественно прочерченными мотивами, имеет очень широкий круг аналогий – от хуннов до славян, охватывая всю Евразию” (стр.331). Т.е. европейцев в целом и, следовательно, славян как их самую значительную часть нельзя исключать, как из общего числа дальневосточных народов, так и из списка возможных государствообразующих этносов.

Далее. Как отмечает О.В.Дьякова, летописные источники прямо указывают на родство мохэ, создателей Бохая и чжурчженей. Но в них есть и противоречия. В этих источниках мохэ значатся как тунгусоязычными, так и монголоязычными племенами, чжурчжени именуются то татарами, основавшими династию Цзинь, то тунгусами. Некоторые исследователи предполагают, что в зависимости от политической ситуации, письменные хроники подвергались неоднократной правке, что и дало нагромождение противоречивых сведений со ссылкой на один и тот же документ. Тем не мене, отметим, что согласно летописям:

– мохэ – тунгусоязычные, монголоязычные,

– чжурчжени – тунгусы, татары,

Добавим сюда важный вывод из монографии О.В.Дьяковой о том, что вычленение “аборигенных признаков в мохэской, бохайской и чжурчженьской (амурской) культурах, позволяет говорить о крупной культурной общности и, вероятнее всего, о ее языковом единстве. География распространения культурной общности широка – Северо-Восток Китая, Приморье, Приамурье. Время существования – I – начало II тысячелетия н.э. Основой общности являлся мохэский субстрат (в археологическом смысле)” (стр.312).

Тот факт, что мохэ в некоторых хрониках фигурируют как монголоязычные племена, а также выделение киданьских комплексов в Приамурье, дает основание заподозрить их в родстве с киданями. Известно, что кидани и чжурчжени имели практически один вид письма – т.н. кидань-чжурчженьскую письменность, которая имела две разновидности – малую и большую. Кроме того, как отмечает в своей работе О.В.Дьякова, техника изготовления киданьской посуды полностью аналогична бохайской и чжурчженьской и в том, что касается развития технологии, является ее продолжением. Предположим, что в случае с киданями и чжурчженями мы имеем дело с одним и тем же народом, разнящимся только территориальными именованиями. Если это так, то все вышеупомянутые противоречия устраняются. Для того чтобы такой вывод был в большей степени обоснован, необходимо даже не прочитать письмо чжурчженей и киданей, а доказать, что хотя бы один из видов кидань-чжерчженьской письменности является фонетическим письмом, что, применительно к дальневосточной ситуации будет означать – кидании и чжурчжени говорили и писали на одном языке. И это уже сделал уважаемый Эрнст Владимирович Шавкунов в своей работе “К вопросу о малой кидань-чжурчженьской письменности” (Эпиграфика Востока. 1963 г. XV.). Согласно китайским источникам, на которые ссылается Э.В.Шавкунов, малую письменность в 924 или 925 г. создал Тела, младший брат киданьского императора Тай-цзу (Абаоцзи). В нее входило сравнительно небольшое число знаков, которые при написании “составляются наподобие связок монет”.

В этой работе Эрнстом Владимировичем показано, что “… по своему характеру малая кидань-чжурчженьская письменность является алфавитно-слоговой, что, однако, не исключает в ней некоторых знаков иероглифического характера”. Кроме того, Эрнсту Владимировичу удалось установить, что знаки малой кидань-чжурчженьской письменности в каждом отдельно взятом слове располагались столбцом. Причем каждый такой столбец-слово может состоять из одного, двух и больше горизонтальных рядов, а каждый ряд, в свою очередь, может состоять из одного, двух, реже трех знаков, которые пишутся слева направо. В целом же расположение знаков малого письма установлено Э.В.Шавкуновым точно в том порядке, в каком мною прочитаны с помощью знаков славянской руники надписи на чжурчженьском зеркале и бохайском камне (илл.1). Добавлю, что знаки, прочитанные таким образом, сложились в связный текст, находящийся в полном согласии со смыслом сюжета, изображенного на зеркале, что уже само по себе служит серьезным аргументом в пользу правильности расшифровки. А совпадение знаков надписи на черном бохайском камне, как по виду, так и по фонетическому содержанию со знаками на чжурчженьском зеркале (и обеих этих надписей со знаками славянского рунического письма) лучшим образом это подтверждает.

КИДАНЬ-ЧЖЕРЧЖЕНЬСКАЯ ПИСЬМЕННОСТЬ

В критическом отзыве А.Л.Ивлиева на мою расшифровку говорится о чжурчженьской письменности. Тот факт, что ранее она называлась кидань-чжурчженьской, а также представления о том, что эта письменность имела две разновидности – большую и малую, видимо, уже устарели. По крайней мере, таких данных я не нашел ни в отзыве, ни в доступной мне публикации А.М.Певнова “Звуковой строй чжурчженьского языка”, в которой автор излагает результаты своих трудов по реконструкции этого самого “звукового строя”.

В своей работе А.М.Певнов, в частности, пишет: “Звучание чжурчженьских слов дошло до нас в преломлении весьма своеобразной китайской транскрипции, искажающей истинное произношение в той мере, в какой его может исказить только язык с очень ограниченным набором возможных слогов” (стр.4). Здесь автор забывает добавить, что китайская транскрипция из-за непреодолимых артикуляционных и фонетических отличий китайской речи искажают любое некитайское слово до неузнаваемости, вплоть до полного исчезновения исходного варианта. У них иные звуки. Догадайтесь, например, какие названия скрываются за китайскими словами Оулоба, Хэлань-го, Ямэйлицзя, Фаланьси-го, Дэи-чжи-го? Оказывается – Европа, Голландия, Америка, Франция, Германия. Но и эта обратная транскрипция с китайского тоже, в свою очередь, весьма приблизительно соответствует китайскому произношению этого слова, уже и так искаженного до неузнаваемости. Тем не менее, такой “испорченный телефон” не помешал “восстановлению” – ни много, ни мало – “звукового строя” чжурчженьского языка. Вызывает восхищение открытие на таком безнадежном материале живой чжурчженьской речи с диковинными для русского уха звуками, как то – палатализованными среднеязычными аффрицированными, увулярными “к” и “х”, заднеязычным смычковым назальным “н”, а также другие уникальные находки. Как только удалось сквозь толщу веков и непроглядную пелену искажений разглядеть такие детали?

Не явилось непреодолимой помехой и признаваемое автором еще одно серьезное препятствие, о котором он сам пишет, что “транскрипция была осуществлена в XVI веке, когда чжурчженьсий язык в некоторых отношениях уже изменился в сравнении с XII-XIII веками. Не исключено, что в XVI веке китайские переводчики имели дело с иной диалектной разновидностью чжурчженьского языка” (Стр.4). Стало быть, неважно какой, коль скоро автор этого не уточняет?

Ну, хорошо, допустим, звучание установлено. Тогда, казалось бы, после выяснения звукового строя и расшифровок Э.В.Шавкунова, нам о чжурчженьской речи и о чжурчженьской письменности известно все, осталось только читать надписи. Но вот как раз здесь проблема – сама речь звучит чисто, в ней мы хорошо различаем все звуки, включая аффрицированные, увулярные, а также заднеязычные смычковые назальные. Но вот в слова они никак не складываются. Парадокс. И, хотя уважаемый оппонент туманно намекает, что мол “читаются многие надписи”, особого успеха в этом деле мы пока не наблюдаем.

Но ведь надписей существует большое количество. И если многие из них были якобы прочитаны, то как можно не прочитать остальные при таком объеме пригодного к дешифровке материала? Да очень просто! Методологию раскрыл А.Л.Ивлиев в приводимом им примере с прочтением надписи на чжурчженьском зеркале. Для этого из всего безбрежного моря китайских иероглифов подбираются похожие (и не очень) таким образом, чтобы получилась фраза – можно с любым заранее заданным смыслом. Огромное количество иероглифов, многообразие стилей, вариативность прочтения (интерпретации) позволяют сделать это с любой надписью, скомпонованной из логограмм по тому принципу, который удалось установить Э.В.Шавкунову для малого кидань-чжурчженьского письма. Согласитесь – китайское “прочтение” надписи на зеркале целиком основано на допущениях (постулатах). И такой подход почему-то признается объективным и научно обоснованным.

Сказанное иллюстрирует также ситуацию с чжурчженьско-китайским словарем минской эпохи, о котором упоминает А.Л.Ивлиев, а также его “пригодностью” для дешифровки чжурчженьского письма.

Еще оригинальней способы дешифровки надписи на бохайском камне, описанные уважаемым оппонентом. Из тех знаков, которые преподносятся как древнетюркские руны, самой надписи соответствую только вертикальная черта под номером 8 и, с большой натяжкой, номер 11, соответственно озвученные номерами 1 и 4. Полностью не совпадают номера 1, 2, 3, 5, 6, 7, 9, 10, 11. Но даже такие натяжки не дают искомого результата. Поэтому извлеченный из надписи произвольным способом “Суйюбинг” (на что сама надпись отреагировала непечатным словом в конце) просто объявляется “Шуайбинем”. Также никого почему-то не насторожило наличие во втором слове “запрещенного” в любом языке звукосочетания – глухой фрикативный “с” находится между двумя звонкими взрывными “б” и “д”, из чего следовало бы сделать вывод: либо письмо не алфавитное, а слоговое, либо расшифровка неверна. В итоге результат получился крайне неубедительным, да он и не мог быть иным. Все дело в том, что Э.В.Шавкунов использовал для дешифровки т.н. “древнетюркский алфавит”, составленный В.Томсеном, В.В.Радловым и С.Е.Маловым. Но ведь известно, что с помощью этого алфавита не прочитано ни одной строчки из тех орхоно-енисейских надписей, откуда, собственно, и взяты знаки этого алфавита. Однако, как видим, этот алфавит продолжает жить своей жизнью уже в отрыве от своего истока, и помогает читать древние тексты в нужном направлении.

Кстати о направлениях. В.Томсен и последователи считали, что надпись на стеле Кюе-Тэгиня следует читать справа налево – как в арабском письме. Также должен был читать Э.В.Шавкунов и надпись на бохайском камне, если уж он пришел к выводу, что это уйгурское письмо. Но, видимо, перепутал направление после зеркального отражения и прочитал слева направо (не учел, что после оттиска начало и конец надписи меняются местами).

Между тем, если смотреть прямо, а не в зеркальном отражении, то сразу заметно – это славянские руны, наши родные “черты и резы”, каковые можно во множестве наблюдать на берестяных грамотах из раскопов в Великом Новгороде, древних предметах культа, быта, оружии, инструменте славян. Примеры приводить не буду – они многочисленны и в последнее время широко известны. И речь в данном случае идет не о сходстве, а именно о совпадении – как в рисовке знаков, так и в их фонетических значениях.

Откуда взялись эти руны на Дальнем Востоке? Ответ очевиден: они могли быть принесены сюда только носителями этого вида письма – славянами.

КАК ВЫГЛЯДЕЛИ МОНГОЛЫ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ?

Как это ни покажется невероятным, но сохранилось достаточно свидетельств присутствия европейцев в Дальневосточном регионе в эпоху средневековья. Выше приводились сведения о находках амулетов и зеркал с изображениями людей европейского облика – вероятно, желтоголовых, сиречь светловолосых чжурчженей. Имеются и современные данные. В1965 г.группа спелеологов, которой руководил Е.Г.Лешок, водной изпещер горы Змеиная (Шкотовский район Приморского края) обнаружила скульптурные изображения, вырезанные наизвестковых натеках. Всего было обнаружено 9 скульптур. А.П.Окладников, осмотревший ихчерез двамесяца после открытия, полагал, что”Спящая “Красавица” была “…пещерным святилищем вчесть предков, основателей правящего рода какой-то народности Приморья, жившей здесь доБохая”. Так что же это была за народность?

Как известно, пещера “Спящая красавица” получила свое название от архаичного изображения женского лица с закрытыми глазами. Это изображение стало визитной карточкой этого уникального археологического памятника. Оно обошло все публикации, посвященные этой теме, как в СССР, так и за рубежом. Есть оно и в единственной отечественной монографии по спелеологии В.Н.Дублянского. О других же скульптурах, в том числе и о значительно более крупной скульптуре человека европейского облика, художественно совершенной, несущей явные портретные черты сейчас не найти даже упоминания. Единственно, что мне удалось найти – газетное цинкографическое изображение очень низкого качества. Его приводит в своей книге Е.Г.Лешок. Эту скульптуру первооткрыватель назвал “Демон” ввиду удивительного сходства с персонажем известной картины М.А.Врубеля. До недавних пор считалось, что женская скульптура – “Спящая красавица”, несет в себе черты азиатского типа, но и это оказалось неверным. Дело в том, что это лицо “нанесено” на неправильной формы натечное образование и к тому же весьма схематично. Выбирая нужный ракурс, нетрудно добиться любого результата. Если же смотреть прямо, то лицо имеет вполне европейские черты (илл.2). Существует также фото, где эта же скульптура смотрится, как изображение мужчины весьма надменного вида, из-за чего, вероятно, А.П.Окладников и определил его как изображение воина.

После открытия разгорелась ожесточенная дискуссия противников и сторонников подлинности древних изображений, которая, по сути, явилась дымовой завесой, маневром, отвлекающим внимание, как от самих скульптур, так и явных признаков их этнической принадлежности. В результате открытие мирового, по оценке А.П.Окладникова, значения оказалось выдавлено из научного оборота, а затем предано забвению. Отголоски этой дискуссии и сейчас можно найти на сайтах и в публикациях сегодняшнего дня. В них, как сторонники, так и противники уже не утруждают себя поисками доказательств, а выбирают ту точку зрения, которая им больше по душе. В настоящее время уникальный археологический объект практически разрушен, т.к. не был своевременно включен в реестр археологических памятников. Но даже очень плохая сохранившаяся фотография “Демона”, сделанная первооткрывателем скульптур не оставляет сомнений в том, что древний скульптор изобразил человека европейского облика (илл.3).

Сразу оговорюсь, что аргументация противников подлинной древности изваяний пещеры “Спящая красавица” мне хорошо известна. Единственное, на мой взгляд, достоинство этой аргументации – оригинальное использование в свою пользу именно тех данных, которые как раз и доказывают подлинность древних скульптур. Но самое главное доказательство предвзятости противников состоит в том, что они до сих пор не желают опубликовать ни одной фотографии остальных скульптур, кроме примитивно-архаичной Спящей красавицы. И это несмотря на то (а может быть именно поэтому), что все свидетели отмечают высокую художественность древних изваяний.

Выше уже было показано, что наличие у чжурчженей и киданей единого фонетического письма говорит в пользу того, что это был один народ. Этому предположению нашлось удивительное подтверждение. Как известно, японцы свято чтят свою старину и к материальным свидетельствам своего прошлого относятся с величайшим трепетом. Поэтому смогли сохранить и непрерывность своей Традиции, и одну из главных ее составляющих – подлинную БЫЛЬ, зафиксированную, в том числе, и изобразительными средствами. Подтверждением же является японская картина-свиток, написанная древним японским художником на тему монгольского нашествия на Японию в средние века. Как известно, обе попытки вторжения монголов на японский архипелаг кончились неудачей. Для нас же серьезной удачей является то, что японцы в своих живописных полотнах запечатлели внешний облик средневековых монголов (илл.4). Иллюстрация взята из популярной французской энциклопедии “Древние цивилизации”, изданной в России в 1997 году (Москва, “Тера”-“Terra”).

Итак, кого же мы видим на японском свитке, кроме храброго, истекающего кровью, японского воина? Ответ очевиден – русских ратников, которых в Японии и по сию пору называют монголами. На этой картине перед нами исторически достоверно предстает облик этих самых монголов – в традиционной русской одежде и столь же традиционных сапогах. Обращает на себя внимание пеший строй, характерный для тактики древних русичей, а также традиционное русское вооружение: прямые мечи и сложные луки. Сложные луки выписаны с особой тщательностью – не обойдено вниманием несимметричное, на ширину ладони, положение центра лука, как это и должно быть у подлинных экземпляров. А также то, что в натянутом состоянии такой лук образует правильную дугу – поэтому древний художник изобразил сложный лук в двух вариантах. Превосходство монголов в метательном вооружении отображено даже в разной длине стрел, летящих в разных направлениях (для японского несоставного двухметрового лука нужны были более длинные стрелы), а также в налучье. Налучье – чехол для лука – диковинный для средневековых японцев предмет. Потому оно изображено более тщательно, чем остальные детали облика монголов. На нем даже виден традиционный русский орнамент, как, например, на приводимых в книге М.Семеновой “Мы – славяне!”. Не обойден вниманием и огненного цвета хохол-оселедец, торчащий из макушки у каждого из трех воинов-монголов – деталь внешнего облика, присущая исключительно славянам. Но самое убедительное – лица, не оставляющие никаких сомнений в их этнической принадлежности. Те, кого японцы называют средневековыми монголами – стопроцентные славяне. А потому нет ничего удивительного в том, говорили и писали эти монголы на понятном нам языке.

Любопытный факт – в западных научных и популярных изданиях средневековые монголы также удивительно похожи на русских витязей. Что касается отечественных научных работ, то и в них тоже можно найти такие упоминания. Так, например, в книге А.П.Терентьева-Катанского “Материальная культура Си Ся” (государство тангутов, вошедших в состав монгольской империи) я нашел сведения о дореволюционном издании “История внешней культуры” Ф.Гуттенрота, в котором рассматривается история костюма народов Востока, в том числе и монголов. Как пишет А.П.Терентьев-Катанский, многие иллюстрации Ф.Гуттенрота изображают людей европейского облика. Тангуты тоже были северным народом и считали свою культуру выше китайской. Поэтому в период самостоятельного государственного существования они, в отличие от, например, верхушки чжурчженей, сохраняли свою самобытность.

Э.В.Шавкунов в уже упомянутой выше статье “К вопросу о малой кидань-чжурчженьской письменности” замечает, что прототипом этого вида письма является письменность древних тангутов – народа, создавшего на северо-восточных рубежах средневекового Китая государство Си Ся, впоследствии захваченное монголами. Тогда выходит, что тангуты тоже были славянским народом, вошедшим в состав империи Чингисхана.

КИДАНИ – КИТАЙСКАЯ (СКИФСКАЯ) РУСЬ

Становление собственной государственности у северных соседей Китая, по-видимому, началось задолго до образования т.н. “кровной общности хуася” – земледельческой культуры, вытеснившей к V веку до н.э. скотоводческие “общества варваров” (скифов?) из зоны своего проживания – среднего течения р.Хуанхэ. Последовавшее впоследствии объединение Китая империей Цинь (221-207 гг.до н.э.), а затем Хань (206 г до н.э. – 220 г. н.э.) стимулировало объединительные процессы среди степных народов. Уже во II веке до н.э. империя Хань была вынуждена заключить мир с конфедерацией сюнну, использовавшую в борьбе с ней тактику скифов (известно, что кавалерия сюнну превосходила китайскую). Мир был заключен с помощью династического брака – император Хань выдал замуж за предводителя сюнну свою дочь. Это событие, а также последовавшее затем задабривание сюнну товарами, были, вероятно, первым опытом покорения Китаем внешних народов путем их китаизации, которая всегда начиналась с правящей верхушки. И хотя к середине второго десятилетия IV века держава сюннских вождей – Раннее Чжао занимало почти весь бассейн Хуанхэ, государственность сюнну была обречена – китаизация неизбежно приводила к их поглощению независимо от их военной мощи.

Качественно новым этапом в развитии государственности у северных соседей Китая считается образование киданьского государства Ляо (907-1125), тангутского Си Ся (982-1227), чжурчженьского Цзинь (1115-1234), а в XIII веке государства монголов. Последовавшее затем завоевание монголами Южносунского царства сделало Китай частью огромной монгольской империи, раскинувшейся от Тихого океана на востоке до Передней Азии и днепровских степей на западе. Вот только далее ничего качественно нового, на мой взгляд, не произошло. За какую-то пару-тройку сотен лет средневековые монголы – те, кого мы видим на японской картине, прошли тот же путь, что и сюнну, и даже в два раза быстрее. Китаизация верхушки чжурчженей началась еще в эпоху Цзинь. До них были китаизированы сяньби, правитель которых Тоба Хун (Северная Вэй), сам принявший китайскую фамилию Юань, в конце V века издал ряд указов, предписывающих принудительное упразднение своих обычаев и введению вместо них китайских. Напомню, что культура ранних сяньби Внутренней Монголии и Маньчжурии является истоком археологической культуры мохэ троицкого типа.

Как видим, ко времени столкновения с монголами Китай уже имел почти полуторатысячелетний опыт успешного поглощения любого завоевателя. Методы поглощения отработаны Китаем еще в древности. Основаны они, в числе прочего, и на двух традициях в дипломатии Китая – т.н. “мироустроительной” и “равноправной”. Последняя используется против завоевателей и на самом деле является тактической разновидностью первой, согласно которой Китай является центром мироздания, из которого проистекает божественный порядок и разливается во все стороны света. Но более всего успехам китаизации способствовали, конечно же, условия жизни китайской элиты, по качеству всегда на многие порядки превосходящие таковые у завоевателей, и которые всякий завоеватель считал своей законной добычей. В итоге все завоеватели “провалились” в Китай и с течением времени стали неотличимы от остальных жителей Поднебесной.

Любопытно, что эту произошедшую с монголами “инверсию” зафиксировал русский язык, по выражению Г.Н.Бринева – великий часовой всех времен и народов. И на этот факт, как и на многое другое, опять-таки обратил внимание Э.В.Шавкунов. В своей статье “Новое о самоназвании киданей” Эрнст Владимирович пишет:

“Кидань, или Цидань – древняя китайская транскрипция общего имени для многочисленных кочевых племен Центральной Азии, объединившихся в начале X века в могучую и обширную империю, которая в китайских письменных источниках выступает на исторической арене в различные периоды то под общеплеменным именем Цидань, то под китайским именем Ляо. Всего кидане четырежды меняли наименование своей империи. Так, например, с 907 и по 947 г. их империя носила наименование Цидань, а с 947 и по 982 год – Ляо. В 982 г. это имя было снова изменено на старое, т.е. на Цидань, а затем, в десятом месяце 1074 г., они опять принимают для своей империи китайское имя Ляо. Таким образом, мы видим, что кидане имели два наименования для своей империи, одно из которых собственно киданьского происхождения (Цидань), а второе – китайского (Ляо).

В западноевропейских, позднемонгольских и персидских источниках имя Цидань как составная часть имени кара-киданей встречается в несколько отличной от китайской транскрипции форме, т.е. Катай, Китай, Китат, Китаи, Хитай”.

То есть – КИТАЙ.

Опуская дальнейшие рассуждения Э.В.Шавкунова, обратим внимание на такой факт – те, кого мы сейчас называем китайцами, сами в средние века называли китайцами (киданями-циданями) монголов, которые, как показано выше, внешне от наших предков ничем не отличались, разговаривали и писали на одном с нами языке. Т.е. средневековые жители Поднебесной, как установил Э.В.Шавкунов, называли китайцами (циданями, в китайской транскрипции) своих северных соседей. После завоевания Срединной империи монголами, их жители также автоматически стали китайцами (киданями-циданями) для всего остального – внешнего мира, что и зафиксировал русский язык. Ведь Китай – Великая Монгольская империя в пору своего максимального расцвета занимала территорию от Восточной Европы и Передней Азии до Тихого океана. Вот только, в силу этого обстоятельства возникает очень интересный вопрос – кто же кого китаизировал на самом деле? Русский язык на это отвечает однозначно – китаизированы были жители Поднебесной. По крайней мере, по формально-государственному признаку. Вот только для истинных китайцев (киданей-циданей) – монголов это с течением времени обернулось потерей этнического облика. А вместе с ним – традиций, обычаев, самобытности в целом.

Что касается материальной культуры, то тут наоборот – ничего не пропало. Все достижения “варваров” стали общим достоянием. И этому есть подтверждения. Относительно недавно стало известно, что результаты раскопок, проводимых в настоящее время в районе г. Уссурийска, требуют пересмотра устоявшихся представлений о древней истории Дальнего Востока. Полученные данные говорят о том, что порох, бумага, фарфор, компас и пр. были известны на территории Приморья задолго до их “изобретения” в … Поднебесной (чуть не написал в Китае). Об этом широкому кругу телезрителей канала НТВ стало известно летом 2000 года из дневной информационной передачи “Сегодня”. И эти данные прекрасно согласуются с тем, что уже написано в этой публикации, подтверждают и дополняют ее. За истекший с той передачи срок, надо полагать, таких данных стало больше.

Но кое-что в последнее время, наоборот, стало забываться и как-то незаметно исчезать с глаз долой. Например, пропали куда-то стоявшие во дворе старого здания краеведческого музея им. В.К.Арсеньева т.н. “каменные бабы”, подобные тем, что во множестве найдены на обширной территории – в Южной Европе, Украине, европейской части России, Средней Азии, Южной Сибири, Монголии. Древнейшие из них – скифские (6-4 вв. до н.э.), самые поздние – средневековые половецкие. География их распространения, а также временные рамки поразительно совпадают с тем, что нам известно из китайских хроник о северных народах древнего и средневекового Китая. После разгрома в Причерноморье скифов готами во Внутренней Монголии и Маньчжурии появляется народ мохэ. Может быть, скифы Геродота и китаи-кидани средневековых хроник Срединной империи один народ? Как известно, скифами греки называли древние племена, обитавшие в Северном Причерноморье в период с 7 века до н.э. по 3 век н.э. В 4 веке до н.э. создали Скифское государство со столицей Неаполь (Новгород) скифский. Скифы делились на царских, кочевников, земледельцев, пахарей – т.е. представляли собой вполне сложившее, социально стратифицированное общество, где каждый занимался своим делом в рамках, как теперь говорят, социального партнерства. Вероятно, для маленькой и слаборазвитой в государственном отношении Греции, промышлявшей работорговлей и не имевшей в своем обществе социальной дифференциации, эти страты представлялись отдельными народами, что и было растиражировано впоследствии историками. Считается, что скифы после разгрома растворились среди других племен. Но вот что интересно – прошло какое-то время, очень разное для разных территорий, и русское казачество полностью заняло скифский ареал – от Польши до Маньчжурии – и восстановило скифский образ жизни. Нет ли здесь закона, игнорируемого историками? Каким все-таки народом были древние скифы? Что скрыто в их имени, которое пришло в наш язык от греков?

Оказывается, что скиф, скит, скид (поморское слово, обозначающее окраинное святилище), скитаться – это все однокоренные слова. Объединяет их все в единый смысловой ряд слово “заброшенный” в значении “далекий”, образованное от слова “кидать”. Отсюда – скид-скит, кидань-китай. Что касается этнонима “скифы”, то это неправильная транслитерация греческого “Skythai”, то есть “Скитаи“, которым они почти точно так же, как и жители Срединной империи называли своих – тоже северных – соседей. Слово “китай” в Древней Руси означало “укрепление”, “застава”, “плетень набитый землей” (способ строительства укрепления). Китай – еще дохристианское имя и воинское прозвище. Так значит, скифы – те же китаи-кидани, древние казаки, а Китай – место их скитаний, древняя вольница – Гуляй-поле – от Хвалисского (Хвалынского) моря (“хвалить” и “славить” – слова-синонимы; “хвалисский” означает “славянский”) до берегов Тихого океана.

КИТАЙСКАЯ ГРАМОТА

Логично будет с этой же точки зрения посмотреть на иероглифическое письмо Китая. Изобретение собственно иероглифического письма китайская традиция приписывает мифическому персонажу Цан Се (Цзе) – мудрому помощнику божественного Хуан Ди, основателя китайской цивилизации (судя по транскрипции – начальнику императорской канцелярии – канцлеру). Согласно одному из представлений, Цан Се создал знаки письма, наблюдая “очертания гор и морей, следы драконов и змей, птиц и зверей”, а также тени, отбрасываемые предметами. Таким образом, письменность в глазах древних китайцев представляет собой ИЗМЕНЕННЫЕ ОБРАЗЫ предметов окружающего мира. Здесь налицо попытка дать объяснение тому факту, что иероглифическое китайское письмо не имеет в своем развитии прототипов-пиктограмм, похожих на эти самые предметы, а как бы получено в готовом, абстрактном и довольно усложненном виде.

По данным же археологической науки китайское письмо восходит к росписям на неолитической керамике (илл.5). По мнению археологов здесь перед нами так называемые композиционные единицы – кинеграммы, несущие некое семантическое содержание. Однако если их сравнивать с древнерусской письменностью типа “черт и резов”, то можно увидеть, что эти “кинеграммы” являются конкретными знаками этого вида письма и имеют вполне определенное ФОНЕТИЧЕСКОЕ значение. Кроме того, никто почему-то не обращает внимания на предельную степень абстрактности этих “кинеграмм”, явно прошедших уже весь путь своего развития от первобытных способов письменности, таких, например, как пиктография и даже иероглифика. По сравнению с ними китайские иероглифы выглядят куда как более сложными, а, следовательно, и более архаичными.

Но каким образом древнеславянское руническое письмо могло трансформироваться в современные китайские иероглифы? Попробую ответить на этот вопрос.

В истории древнего китайского письма выделяются три большие эпохи: доклассическую (XI-Y вв. до н.э.), классическую (Y в. до н.э. – II в. н.э.) и позднюю древнекитайскую (III-YI вв. н.э.). Однако наиболее раннее состояние письма предков современных китайцев отражено в памятниках письменности Шан-Инь (XY-XI вв. до н.э.) и представлено главным образом так называемыми “гадательными надписями” на черепашьих щитках и костях животных. Эти надписи (Цзя Гу-вэнь) были в больших количествах найдены на территории древней столицы близ города Аньяна в Восточном Китае (провинция Хэнань). Согласно современным представлениям, письмо этой эпохи носит в основном характер пиктограмм, т.е. более или менее стилизованных изображений определенных предметов. Сейчас известно около 5000 этих письменных знаков, и для примерно 1500 из них найдены (как полагают) аналоги среди позднейших иероглифов. Прорисовка одной из надписей приведена на илл.6, и здесь хорошо видно, что иньские надписи мало похожи на пиктограммы уже в силу опять же предельной степени абстрактности слагающих слова элементов. Зато имеют сенсационное сходство с критским линейным письмом классов А и Б – слоговым, а не пиктографическим. Наиболее вопиющие совпадения представлены на илл.7.
[one_half]

Таким образом, перед нами совершенно очевидное, преимущественно слоговое письмо (за исключением некоторых идеограмм), составленное не совсем привычным способом: во-первых, вертикальным расположением строк, во-вторых, необычной компоновкой слоговых знаков и лигатур в пределах одного слова. Такая компоновка аналогична компоновке надписи на чжурчженьском бронзовом зеркале. (При этом характерной чертой иньского письма в сравнении с критским является то, что оно стилистически и графически более совершенно. Важный факт – хронологически оба эти письма совпадают. Следовательно, иньское письмо и критское письмо писались одинаковыми знаками и в одно и то же время: XY-XI вв. до н.э. в Китае и XY-XIII вв. до н.э. на Крите – до взрыва вулкана Санторин, уничтожившего Критскую цивилизацию). Поэтому логично будет предположить, что и язык был один и тот же. Г.С.Гриневичем уже расшифрованы критские надписи. В части III “Праславяне на Крите” его книги “Праславянская письменность…” им показано, что это один из видов славянского письма.

Следовательно, у нас есть все основания считать, что иньские надписи являются дальневосточным вариантом древней славянской письменности. В статье “Мы вспомним все” я уже писал о том, что линейные вертикальные и горизонтальные способы компоновки лигатур и отдельных слогов, составляющих слово в письме бохайцев и чжурчженей, позволяют узнавать его сразу, целиком, а не читать его по слогам. Узнавание без фонетического прочтения достигается созданием с помощью этих способов ГРАФИЧЕСКОГО ОБРАЗА самого предмета или понятия, обозначаемого словом. В моей статье приведены конкретные примеры таких слов-образов из надписей на камне и чжурчженьском зеркале. Слова-образы легко будут узнаваемы и для тех, кто не знает славянской письменности и не владеет славянской речью, поскольку они соединяют в себе все три вида письма: фонетическое письмо (слово, записанное славянскими рунами), пиктографию (образ) и иероглифику (понятие). Видимо, в этом и заключена причина того, что именно этот способ письма прижился в Дальневосточном регионе, где и доныне проживает немалое количество народов, говорящих на разных языках и диалектах и понимающих друг друга только с помощью иероглифов. Т.е. письма, в основе которого – СЛОВОГРАФИЯ славян, отличающаяся от логографии тем, что особым способом написания она несет в себе графический образ самого слова, узнаваемый без фонетического прочтения.

Последующее развитие китайского иероглифического письма шло, если можно так выразиться, в обратном направлении – от древнерусской словографии к иероглифике и от нее, через художественную каллиграфию, к пиктографическому письму. Если сравнить все с тем же письмом чжурчженей, где СЛОВОГРАФИЯ объединяет в себе триаду “слово-образ-понятие”, то развитие китайского письма коснулось только чисто китайской стилизации “образа” и многомерной эволюции “понятия”, что закономерно привело древнеиньское письмо к нынешней китайской грамоте.

То, что древнеиньское письмо является прототипом современной письменности Китая – общепризнанный факт. Это позволяет нам сделать вполне обоснованный вывод – в основе китайского иероглифического письма лежит фонетическое письмо древних славян. Подтвердить это можно только с помощью фонетического прочтения китайских иероглифов. Но для этого сначала необходимо проделать обратный путь к истокам китайской письменности. Полагаю, что этот огромный труд уже в основном выполнен составителем “Большого словаря надписей на металле и камне” Ван Женьшоу. Осталось прочитать исходный материал с помощью древнего славянского письма. Свой вариант фонетического прочтения китайского иероглифа “небо” я предлагаю на илл.8. Иероглиф разложен на составные части исходя из предположения о том, что знаки в нем скомпонованы в такой же последовательности, что и в чжурчженьском письме.

Все три знака имеют аналоги в славянской письменности “черт и резов”, алфавите тифинаг, ливийских и канарском видах письма (о генетическом сходстве этих видов письменности я говорил в статье “Мы вспомним все” ). Фонетические значения первых двух знаков – “НЕ” и “БЕ”. Гласные звуки заключены в скобки потому, что варианты огласовки могут быть различными – в древнем русском существует три звука “е”, кроме того, гласные в русском языке с древних времен и поныне имеют свои региональные отличия. С огласовкой третьего знака не все так очевидно. Но если к нему добавить еще один графический элемент, как показано в скобках, то его фонетическое значение будет “СЫ”. Обращает на себя внимание тот факт, что два первых знака и третий в скобках не имеют иных вариантов совместного прочтения, кроме как “НЕБЕСЫ” во всех этих видах письма. Возможно, отсутствие недостающего графического элемента в третьем знаке означает всего лишь отсутствие огласовки – ведь при склонении этого слова в русском языке его рисовка будет меняться. Возможен второй вариант прочтения, если предположить, что последний знак обозначает гласный звук и является огласовкой второго – “БЪ”. В этом случае получается укороченное слово “НЕБО”. И в первом и втором вариантах смысл не меняется.

У поморов русского Севера слово “небесы” означает “облака”. Тогда становится оправданным присутствие идеограммы, обозначающей Мать-гору под облачным покровом в “Большом словаре надписей на металле и камне” как одного из вариантов рисовки знака “небо”. Того самого знака, на который указывает А.Л.Ивлиев в критическом отзыве. Здесь перед нами архаичное пиктографическое обозначение “древнего неба”, сиречь конденсатного слоя в приледниковой части – узкой полосы обитаемого пространства, защищенного этим покровом. Этот знак (Мать-гора, укрытая покровом) является идеографическим СИНОНИМОМ основного иероглифа “небо”. Последнее, Валдайское (Вюрмское) оледенение, начавшееся в результате падения 65 – 70 тыс. лет назад на землю астероида, резко изменило климатические условия на планете, поставив многие биологические виды на грань выживания. Оледенение сковало в полярных областях огромные массы воды, понизив уровень мирового океана более чем на 100 метров. Климатические зоны в промежутке между разросшимися пустынями с палящим солнцем и арктическим поясом, спустившемся до современных средних широт, сузились до узких полос. Что и предопределило закрепление в памяти вида homo sapiens понятие небес как защиты среды своего обитания. То есть, верхней (высшей) – божественной защиты.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Многие из наших соотечественников, окунувшись в культурную среду современного и древнего Китая, нередко выносят оттуда непонятное щемящее чувство очень близкого внутреннего родства наших культур, несмотря на такие, казалось бы, непреодолимые и несоединимые внешние различия почти всех сторон нашей жизни. Эти чувства вполне оправданы – Китай и есть легендарный Китеж-град, когда-то погрузившийся в азиатское этническое море. Созвучие Китая и Китеж-града не случайно. Этими словами обозначается одно и то же понятие. Как уже сказано выше, кидани, Китай, скиты, скитаться – однокоренные слова. От них – пришедший к нам из-за моря греческий вариант этого слова – скифы, которое на самом деле по-гречески пишется “Скитаи” (Skythai) и которым греки называли своих северных соседей. Так же звали себя и средневековые монголы. Вот только называть их “кочевыми племенами” неверно. Кочевые племена не создают великих империй и не строят пышных столиц. Другое дело, что в состав этих империй входили племена разного уровня развития. Нередко этим племенам приписывается великое прошлое, которого на самом деле у них никогда не было.

Коллизии, все время возникающие вокруг археологических памятников и исторических свидетельств показывают, что археологию и историю в современном их состоянии никак нельзя назвать наукой. Пример с пещерой “Спящая красавица” является тому доказательством. Исключение составляет работа О.В.Дьяковой. Но это исключение только подтверждает правило – историки вкупе с археологами, не исключая и моего оппонента, делают вид, что этой работы не существует. Пишут учебники, ведут дискуссии, учат (чему?) молодое поколение. И очень болезненно переживают вторжение в свою среду “непрофессионалов”.

Пещера “Спящая красавица” повторила судьбу многих археологических памятников Дальнего Востока. В 1930 году китайскими военными был разрушен и разграблен Цин Лин – место погребения киданьских императоров на территории современной Внутренней Монголии. Многокамерные мавзолеи императорских погребений “были отделаны прекрасными реалистически выполненными многокрасочными росписями с надписями на киданьском языке возле портретных изображений” (В.С.Стариков “Материалы по расшифровке киданьского письма” кн.1, СПб, 1970г.). Кое-что после учиненного разгрома было собрано японским профессором Р.Тории, в том числе несколько черепов, брошенных в мавзолеях. Но странно молчит строгая наука краниология и не только в том, что касается останков Цин Лина. Считается, например, что в Приморье не сохранилось ни одного погребения бохайского и чжурчженьского периодов, по которым можно было бы восстановить облик тех, кто проживал здесь в то время. Но ведь известно, что зимой 1958 года в районе села Сергеевка геологи обнаружили захоронение, о котором они сообщили в Приморский краеведческий музей им. В.К.Арсеньева. Прибывшим сотрудником музея захоронение было частично разобрано, человеческие кости и железные предметы вывезены. Впоследствии было установлено, что захоронение датируется чжурчженьским периодом. Кроме того, было найдено еще несколько могил. Однако итоги исследования костных останков до сих пор неизвестны. В восьмидесятых годах прошлого столетия в прессе промелькнуло сообщение, о том, что на севере Приморья найдено около двадцати средневековых захоронений. Результаты их исследований до сих пор не обнародованы. Кто-то непонятно зачем отсек головы скульптурам чиновников, встречающим посетителей музея им. В.К.Арсеньева во Владивостоке – этого же периода. Задвинули куда-то каменных баб, стоявших ранее во дворе старого здания этого музея. А ведь они ничем не отличаются от тех, которые найдены в причерноморских степях.

В последнее время появляется все больше данных о том, что культура Евразии и Средиземноморья имеет единую древнюю основу. Расшифровки Г.С Гриневича приоткрыли только часть этой основы. Его открытия нашли свое продолжение в работах В.А.Чудинова – профессора кафедры культурологи и менеджмента Государственного университета управления, доктора философских наук, кандидата физико-математических наук. Научные интересы В.А.Чудинова – славянская мифология и палеография. Имеет более 120 публикаций. С 2002 года – председатель комиссии по истории культуры Древней Руси Совета по истории культуры при Президиуме РАН. Им прочитаны надписи древнейших эпох – вплоть до палеолита. Установлено, что география распространения эпиграфики славян охватывает всю Евразию. Эти открытия подтверждают выводы о присутствии славянской составляющей в прошлом Китая.

В древней легенде содержится пророчество, что затонувший Китеж-град когда-то должен вновь появиться на свет. Вот только узнаем ли мы друг друга?