Любопытно, что система весов была стандартизована не только по всему Индскому региону, но также использовалась за рубежом, где она была известна в Месопотамии в качестве «стандарта Дильмун», принятого на всей территории вплоть до Эблы.

Существование стандартизированной системы мер и весов предполагает интегрированную сеть внутренних коммуникаций и контроля над торговлей и распределением, а также, вероятно, общей власти. Но подобный контроль трудно представить без отлаженной системы учета, которую еще более сложно представить без письменности, позволяющей вести и фиксировать подобный учет. И такая письменность в Индской цивилизации имелась. Более того – она явно была подчинена как раз задаче учета и контроля за распределением, обменом и торговлей. На это вполне определенно указывает то, что индская письменность (за редчайшим исключением) встречается прежде всего на печатях и их оттисках.

Многочисленные печати имели стандартный дизайн, что, по мнению историков, отражает регулирование распределения и свидетельствует о существовании продавцов, действовавших как государственные чиновники. Обычно изготовленная из стеатита (мыльного камня) и закаленная обжигом каждая печать имела надпись, как правило, короткую, и изображение обычно одного животного (хотя встречаются и целые сюжеты, но редко). Использование изображений на печати позволяло понимать их всем, в том числе носильщикам и складским рабочим, в то время как надпись могла быть понятной только, вероятно, ограниченному числу грамотных лиц. Печати имели полукруглую дужку на обратной стороне, так что их можно было крепить на шнурке и фиксировать на поясе или ремешке.

Печати, по мнению историков, могли иметь несколько сфер применения.

В контексте торговли и движения товаров, они могли исполнять две функции. Во-первых, они могли играть роль символов, устанавливающих личность или полномочия индивида. В этом контексте они, возможно, выпускались в качестве знаков полномочий купцов, путешествующих по служебным делам, и других лиц, которым было необходимо продемонстрировать свою власть или подтвердить свои полномочия. Личные печати могли также использоваться частными лицами для установления их личности в частных сделках.

Во-вторых, печати можно было использовать для создания оттисков в мягких материалах, таких как глина или воск, приложенных к товару. Такие оттиски могли служить для идентификации упакованных товаров как собственности государства или конкретного индивида или происхождения из конкретного места.

Наличие обмазки из глины также могло выступать в качестве гарантии того, что герметичная упаковка не была открыта или подделана, прежде чем она достигла адресата. Было найдено несколько оттисков, несущих отпечатки таких герметичных пломб, а некоторые из них даже сохранили отпечатки материала упаковки, к которым они были прикреплены. Элементы на обратной стороне сохранившихся пломб указывают на то, что они были прикреплены к шнуркам или к мешковине, использовавшейся для упаковки тюков товаров. Вполне вероятно, что такие пломбы с оттисками печатей были частью системы управления и учета товаров, их распределения и разрешения их отпуска.

В некоторых случаях они были найдены в зданиях, которые, вероятно, были складами. Двери дома или кладовых так же могли опечатываться – практика, зафиксированная в месопотамских письменных источниках, хотя и не известная для какого-либо Индского поселения.

Многие ученые считают, что изображенные на печатях животные представляли конкретные группы людей. Некоторые видят в них тотемы клана и утверждают, что единорог был знаком доминирующего дома, а другие животные относятся к менее успешным кланам, занимающим должности более низкого статуса. Другие ученые утверждают, что изображения на печатях были тотемами, связанными с отдельными городами, а единорог, представляющий Мохенджо-Даро и его вездесущность, отражает ведущую силу этого города в организации цивилизации. Третьи связывают различных животных с отдельными социальными или профессиональными группами в обществе, редкие печати с зебу связывают с самими правителями, печати с единорогом относят к представителям элиты или должностным лицам, а других животных или иной дизайн – к менее значимым группам.

Некоторые ученые видели в изображениях на печатях доказательство существования отдельных общественно-политических организаций в Индской области, а не единого государства. Стандартизированный характер печатей, однако, говорит в пользу интерпретации Индского региона, как имеющего единое управление.

Можно легко заметить, что среди историков доминирует версия о связи изображений на печатях с конкретными лицами – владельцами этих печатей. Между тем очень сильно стандартизированный характер этих изображений противоречит функции личной и официальной идентификации или маркировки собственности. Гораздо лучше стандартизация подходит для варианта, когда печати предназначаются для идентификации не лиц (то есть людей), а видов товара или продукта. В таком случае изображение животного, растения или целая сцена на печати могли отображать конкретный вид опечатанного продукта, а цифры на печати (единственное, что сейчас удалось хоть как-то идентифицировать лингвистам) обозначать количество этого продукта.

Получателю опечатанного мешка или кувшина по большому счету ведь все равно, кто именно его опечатал. Гораздо важнее возможность определить содержимое мешка или кувшина без необходимости вскрытия упаковки. И ближайшим современным аналогом оттиску такой печати оказываются привычные нам наклейки и этикетки на товаре.

По крайней мере лично мне такая версия представляется наиболее разумной…

Стандартизация изображений на печатях, мер и весов, а также ранее упоминавшаяся стандартизация размеров использованных в строительстве кирпичей не исчерпывают всего списка стандартов Индской цивилизации. Одним из признаков этой цивилизации, который поразил большинство первых исследователей, была бросающаяся в глаза однородность находок – археологический материал, обнаруживаемый по всему Индскому региону, казалось, имел совершенную стандартизированную форму, без региональных или хронологических вариаций. Дальнейшие исследования дали возможность более спокойно вздохнуть тем историкам, которые внутренне не готовы были принять столь сильное единообразие на огромной территории, – некоторые изменения во времени и некоторые региональные различия были все-таки выявлены. Тем не менее значительная степень однородности материала по всему Индскому региону осталась. И ныне считается, что она отражает культурно интегрированное государственное устройство с сильно развитыми внутренними распределительными сетями.

Особенно сильно поразило исследователей сходство керамики на огромной территории при том, что на более ранних стадиях керамические изделия имели весьма сильные региональные различия. Никого не удивляло бы то, что некоторые изделия, например, такие как браслеты из раковин, могли производиться в относительно немногих мастерских и широко распространяться из них. Но в данном случае речь идет о требовавшейся в каждом доме керамике, чья хрупкость делала непрактичной транспортировку ее в больших количествах на большие расстояния, и которая, вероятно, изготавливалась в каждом городе. Столь сильное сходство керамических изделий явно указывает на то, что ремесленники производили их по некоему известному им стандартизированному шаблону.

Это, конечно же, не означает, что ассортимент индской керамики был неизменен. Но факт стандартизации даже керамических изделий настолько бросается в глаза, что историки и археологи не могли не обратить на него внимания.

Государство без государства

В Индском регионе не строили монументальных храмов или гробниц, но платформы, стены и бассейны были так же крупными сооружениями, требующими мобилизации огромного количества работников, обеспечения их питанием, организации и управления работ. Вдобавок, если, скажем, в Дхолавире и Лотале строительство могло осуществляться во время перерыва в сельскохозяйственных работах жителями города и его прилегающих районов на протяжении ряда лет, то возведение платформ и стен для фундамента городов и поселков в обширной пойме рек должно было быть завершено до того, как наступал очередной паводок, который неизбежно разрушил бы недостроенные сооружения – то есть строительство должно было осуществляться буквально ударными темпами только в зимние месяцы, когда равнины не подвергались наводнениям.

Способность Индской цивилизации мобилизовать огромные трудовые ресурсы проявляется не только в возведении массивных платформ, на которых были построены многие из городов и поселков. Глубокие колодцы также требовали значительных трудозатрат – в Мохенджо-Даро, как указывалось ранее, было около семи сотен колодцев, созданных еще на стадии строительства фундамента города.

Вырытые резервуары в Дхолавире тоже были масштабным проектом – по крайней мере шестнадцать резервуаров вместе занимали около 17 гектаров и были раскопаны до коренных скальных пород, а в некоторых местах и прорублены в них. Грунт, выбранный из резервуаров, пошел на строительство мощных дамб, которые шли между водохранилищами, достигали 7 метров в ширину и были облицованы каменной кладкой. На двух сезонных ручьях, протекавших мимо поселка, для отвода воды в резервуары был создан целый ряд плотин. В дополнение к трудозатратам на само строительство, требовалась регулярная работа для того, чтобы поддерживать резервуары и удалять скапливавшийся ил.

Все это требовало отлаженной системы организации и управления работами, наличие которой не могло не отразиться в целом ряде особенностей артефактов и древних сооружений. Однако в поиске привычных непосредственных признаков такой системы управления археологи столкнулись с неожиданными проблемами.

Еще Мортимер Уилер, проводивший в середине ХХ века раскопки в основных городах Индской цивилизации, надеялся найти и старательно искал характерные особенности, которые были известны для других цивилизаций и которые считались отличительными особенностями древнего государства с отлаженной системой управления – монументальные общественные здания (в том числе такие, как храмы), оборонительные и военные сооружения, королевские захоронения и дворцы.

И действительно, некоторые сооружения, обнаруженные на курганах Цитадели, такие как Зернохранилище и Большой Бассейн в Мохенджо-Даро, можно было интерпретировать как общественные и религиозные здания. Массивные кирпичные стены Цитадели и их внушительные ворота сначала производили впечатление ожидаемых защитных укреплений, но в дальнейшем, как уже указывалось ранее, от такой их интерпретации отказались. Некоторые металлические предметы, такие как наконечники копий, кинжалы, наконечники стрел, топоры, потенциально могли быть оружием, хотя сам Уилер отмечал, что «большинство, возможно, могли быть использованы в равной степени солдатами, охотниками, мастерами или даже обычными домохозяевами» (Уилер 1968).

Однако другие особенности, которые были характерны для ранних цивилизаций Египта и Междуречья, отсутствовали напрочь. Не обнаружено, например, никаких дворцов или королевских захоронений, а также никаких очевидных храмов. И все, что хоть в какой-то степени с большими натяжками можно связать с привычными для других цивилизаций важными сооружениями, можно буквально пересчитать по пальцам. Таковы, например, некоторые объекты на кургане цитадели в Мохенджо-Даро – среди них в первую очередь называется упомянутый Большой Бассейн, который интерпретируется в качестве ритуального сооружения.

«Западная лестница, поднимающаяся на цитадель Мохенджо-Даро, приводит наверху к ванной комнате, где входящим в зону, вероятно, требовалось очиститься. За пределами Зернохранилища располагался комплекс Большого Бассейна: две двери вели через прихожую в окончатый двор, в центре которого находится Большой Бассейн – большой прямоугольный искусственный водоем, тщательно сконструированный таким образом, чтобы сохранять водонепроницаемость. Ступеньки на каждом конце бассейна вели вниз к узкому выступу, из которого могла подаваться вода.

Большинство ученых рассматривают его как религиозное сооружение, связанное с ритуальным купанием, которое играло важную роль в индийской религии, по крайней мере в течение двух с половиной тысяч лет. Территория же колоннады, по мнению историков, предназначалась для тех, кому не разрешалось ступать на территорию двора, и позволяла им наблюдать религиозно-культовые обряды, происходящие в Большом Бассейне…

К востоку от колоннады находился большой колодец, а также ряд ванных комнат, предположительно, для участников церемоний, чтобы очистить себя, прежде чем принимать участие в ритуале. В комплекс также можно было попасть и с севера, из уединенного жилого района, где располагались, вероятно, дома его сотрудников (предположительно священников). Великолепно построенный Большой Бассейн уникален и позволяет предположить, что Мохенджо-Даро был религиозным центром Хараппского государства, если не его политической столицей тоже» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»; перевод здесь и далее мой – АС).

Впрочем, такую трактовку Большого Бассейна можно легко подвергнуть сомнению. Римские бани, например, служили местом сбора аристократов и были весьма богаты по архитектуре и убранству, только к религии они не имели совершенно никакого отношения. И мылись в них хоть и ради чистоты, но вовсе не ритуальной.

Вообще, попытки связать наличие бассейнов именно с неким религиозным ритуалом, а сам бассейн с частью храмового комплекса очень похожи на необоснованное притягивание за уши. Не надо забывать, что Индский регион располагается в весьма жарком регионе, где возможность погрузиться в прохладную воду позволяет гораздо легче переносить полуденный зной. И тот, кто окунался в бассейн среди жаркого дня в южных странах, легко со мной согласится – никакая религия тут абсолютно не причем, это всего лишь способ избежать теплового удара. Но, увы, столь прозаическое объяснение слишком скучно для историков…

«…на юге [кургана Цитадели Мохенджо-Даро] имеется комплекс залов и комнат. Некоторые из них были жилыми помещениями, но также включали одну комнату (номер 100), доступ к которой был возможен только по длинному уединенному коридору между двумя блоками, хотя и доступному из обоих блоков. В комнате находилась голова от скульптуры женщины и, возможно, это было святилище. Ряд других сооружений в комплексе, для которых также можно предположить религиозную функцию, включают в себя три круговых кирпичных кольца, которые, вероятно, окружали священные деревья. Основная особенность комплекса, Колонный Зал, как обычно считается, был местом для светских общественных собраний, но его использование в религиозных целях не может быть исключено…

Дом 1 в HR-области в Мохенджо-Даро в Нижнем городе был идентифицирован в качестве возможного храма. Пара дверных проемов вела через большое открытое пространство, вероятно двор, в два коридора между двумя отдельными блоками комнат, которые не были доступны из дома 1, хотя они, вероятно, были связаны с ним. В конце проходов был двор, содержащий кирпичное кольцо, которое, как и кольца на кургане цитадели, возможно, некогда окружало священное дерево. Из этого двора две лестницы, обращенные друг к другу, вели во второй, поднятый двор, из которого можно было попасть в ряд комнат, некоторые имели проход в другие. Вполне возможно, что посетитель следовал круговым маршрутом, войдя через одну дверь и поднявшись по соответствующий лестнице на верхний двор, возвращался через другой проход, лестницу и дверь» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Данная цитата, на мой взгляд, является хорошей иллюстрацией того, насколько безнадежными оказываются попытки археологов и историков обнаружить хоть что-то похожее на храм. Видимо, совсем уж плохо с религиозными сооружениями в городах Индской цивилизации, раз даже обычную симметрию (которая могла быть использована ради лишь красоты и гармоничности архитектуры) пытаются притянуть за уши к некоему «религиозному круговому маршруту»…