Наиболее интересные литературные сочинения, в частности цикл мифов, связанных с богом Кумарби, имеют хурритское происхождение. В хурритской мифологии Кумарби был отцом богов и приравнивается шумеро-вавилонскому богу Энлилю. Есть два основных текста, в которых Кумарби играет главную роль: миф о борьбе за царство между богами и пространный эпос на трех табличках, озаглавленный «Песнь об Улликумми».
Миф о царствовании на небесах заключается в следующем: когда-то Алалу был небесным царем. Алалу восседал на троне, и «могущественный Ану, первый среди богов, стал перед ним, поклонился ему в ноги и Подал ему чашу с питьем».
Алалу царствовал на небесах девять лет. На девятом году Ану пошел войной на Алалу и победил его, и Алалу убежал от него на землю (в подземный мир?). Затем Ану сел на трон, а «могущественный Кумарби прислуживал ему и кланялся ему в ноги».
Ану тоже царствовал на небесах девять лет, а на девятом году Кумарби пошел войной на Ану. Последний покинул битву и взлетел как птица в небо, но Кумарби схватил его за ноги и стащил вниз. Кумарби откусил у Ану член (эвфемистически названный «коленом») и смеялся от радости. Но Ану обратился к нему и сказал: «Не радуйся тому, что ты проглотил! Я сделал тебя беременным тремя могущественными богами. Во-первых, я сделал тебя беременным могущественным богом Грозы (?), во-вторых, я сделал тебя беременным рекой Аранцах (река Тигр) и, в-третьих, я сделал тебя беременным великим богом Тасмису (любимец бога Грозы). Трех ужасных богов, плодов моего тела, я посеял в тебе!» С этими словами Ану взлетел на небо и исчез из виду. Но Кумарби, «мудрый царь», выплюнул то, что было у него во рту, и земля, оплодотворенная в свою очередь, по-видимому, породила этих трех «ужасных богов». К несчастью, с этого места и дальше табличка сильно повреждена, и остаток текста поэтому по большей части невосстановим.

Издатель этого текста, д-р Г. Гютербок уже указывал на его разительное сходство с «Теогонией» греческого поэта Гесиода. Там Земля (Гея) рождает Небо, (Урана); затем Уран и Гея вместе становятся родителями Крона и титанов. Уран ненавидит своих детей и пытается воспрепятствовать их рождению, но Крон, подстрекаемый Геей, оскопляет своего отца серпом, и из вытекшей крови возникают эринии (фурии), гиганты и мелийские нимфы; Афродита же рождается из пены, возникающей от падения отсеченного члена в море. Крон и его жена Рея затем порождают олимпийских богов, главный из которых – Зевс. Крон проглатывает всех своих детей; лишь Зевсу удается спастись: вместо него Крон проглатывает подменяющий Зевса камень. Зевс, возмужав, заставляет Крона выплюнуть проглоченных богов; камень, который выходит первым, устанавливается в качестве объекта культа в Пифо (Дельфы). Поэма кончаемся битвой богов и титанов, в которой окончательную победу одерживают олимпийские боги.
Гесиодовской последовательности Уран – Крон – Зевс отвечает хеттская последовательность Ану (по-шумерски ан – небо) – Кумарби, отец богов, – бог Грозы; впрочем, Алалу в хеттской версии представляет еще более древнее поколение, незнакомое Гесиоду.
Оскопление бога Неба происходит в обоих мифах, хотя мотив глотания и выплевывания связывается, по-видимому, с различными инцидентами. В поврежденной части таблички имеется что-то о Кумарби, который ест, и о камне; возможно, это соответствует пифийскому «омфалосу» из гесиодовской версии; и вероятно, что хеттский миф кончается победой бога Грозы. Этих моментов сходства достаточно, чтобы говорить о высокой вероятности того, что обе версии восходят к одному и тому же хурритскому мифу.

Вполне достаточно для версии, что основная греческая мифология заимствована с Ближнего Востока.

«Песнь об Улликумми» сохранилась лишь в виде фрагментов, каждый из которых является не более чем коротким отрывком из последовательного повествования; даже порядок, в котором должны располагаться эти отрывки, не вполне ясен. Это рассказ о заговоре Кумарби против своего сына Тешуба, который отнял у отца место царя богов. Кумарби замыслил создать могучего противника, который победил бы для него бога Грозы и разрушил бы его город Куммию. Он включил в свой план поддержку Моря и, согласно одной версии этого мифа (или, может быть, другого мифа), взял в жены дочь Моря; однако главная версия называет его супругой «великий горный пик». В должный срок у него родился сын, названный Улликумми, что может означать «разрушитель Куммии», или что-либо в этом роде. Тело этого ребенка (очевидно, истинного дитя своей матери) было из диоритового камня. Кумарби призвал божества Ирсирры, и они отнесли ребенка на землю и посадили его на плечи Упеллури (некто вроде Атланта), где он и рос не по дням, а по часам посередине моря. Когда он вырос таким большим, что море стало доходить ему только до поясницы, бог Солнца углядел его и пришел в гнев и отчаяние. Он не мешкая сообщил об увиденном Тешубу, и последний вместе со своей сестрой Иштар вскарабкался на вершину горы Хацци (гора Касиус неподалеку от Ан-тиохии), откуда они могли видеть чудовищного Улликумми, торчащего из моря. Тешуб горько заплакал, а Иштар старалась утешить его. Затем Тешуб, видимо, решил биться. Он приказал своему помощнику Тасмису привести быков Серису и Телла, украсить их и вызвать гром и дождь. Грянул бой; но боги были бессильны против Улликумми, который пробился к самым воротам Куммии, города бога Грозы, и заставил его отречься. Когда дурные новости дошли до его царицы Хепат, которая стояла, наблюдая, на башне, она едва не упала с башни от ужаса. «Если бы она сделала хоть один шаг, она бы свалилась с крыши, но ее женщины удержали ее и не дали ей упасть». Тешуб, следуя совету Тасмису, отправился просить помощи у премудрого Эа в его «город» Абзуву (неправильно понятое шумерское «абзу» или «Нижнее море», которое, собственно, и было обиталищем Эа). Эа созвал богов на совет и призвал Кумарби к ответу, но последний хвастливо раскрыл свой заговор, и совет, видимо растерявшись, распался. Эа отправился к Энлилю рассказать ему о случившемся, а затем нанес визит старому Упеллури, на чьих плечах вырос Улликумми. Но Упеллури, оказывается, даже ничего не заметил, ибо он обратился к Эа со следующими словами:
«Когда на меня взгромоздили небо и землю, я ничего об этом но знал, и, когда они пришли и отделили небо от земли медным резаком, этого я тоже не заметил. Теперь что-то причиняет боль моему правому плечу, но я не знаю, кто этот бог». Когда Эа услышал это, он зашел за правое плечо Упеллури, и там стоял Диоритовый Камень на правом плече Упеллури, как столб (?).
Однако слова Упеллури, по-видимому, навели Эа на мысль. Он приказал открыть древние склады и достать оттуда тот древний резак, с помощью которого небо было отделено от земли. Пользуясь этим мощным орудием, он отделил Диоритовый Камень от его подножия и тем лишил его силы. Затем он объявил о своем поступке богам и побудил их возобновить битву с чудовищем, которое теперь было бессильно против них. Конец истории потерян, но можно быть уверенным, что она заканчивалась восстановлением Тешуба и поражением Кумарби и его сына-чудовища.

Склады с божественными инструментами!…

Этому сказанию также можно найти параллель (хотя и со значительными различиями в подробностях) в греческой мифологии, а именно в мифе о Тифоне – чудовище, чья голова достигала неба, объявившем войну Зевсу от имени своей матери Геи. Этот рассказ примыкает к гесиодовской «Теогонии» как продолжение войны богов с титанами; его же можно найти у Аполлодора и Нонния. Грекам такие мифы были, впрочем, столь же чужды, как и хеттам; они, несомненно, дошли до них прямиком из их восточного источника, морским путем, либо из порта Посидейона в Северной Сирии, через который, как мы теперь знаем (благодаря раскопкам Л. Вулли), шла многовековая торговля между Грецией и глубинными районами Азии, либо через финикийцев, у которых были подобные же мифы.

Если бы мифы были действительно «чужды», они бы и не сохранились. И для греков, и для хеттов эти мифы были важны – и потому были приняты и сохранены.

Мы здесь имели дело лишь с наиболее сохранившимися текстами этого типа. Множество иных, схожих сочинений представлено небольшими и едва понятными фрагментами: миф о змее Хедамму, который любил богиню Иштар; эпос о Гурпаранцаху, в котором важную роль играет река Аранцах (название Тигра по-хурритски); сказание об Аппу и его двух сыновьях, которых звали Благой и Злой. Все эти истории несут на себе ясные признаки их хурритского происхождения, хотя возможно, что многие мотивы, встречающиеся в них, восходят к мифологии шумеров. Существует также несколько фрагментов ханаанских мифов, таких, как миф о богине Ашерту и ее муже Элькунирсе.

Период Древнего царства мало что дает нам, кроме гончарных сосудов. Скульптура начинается вместе с империей, но не оканчивается с ее падением. Напротив, царства-наследники отличаются изобилием наскальных изображений, статуй и рельефов, неотделимых от скульптуры царства Хаттусы, даже если в них проступают все явственнее месопотамские черты (особенно в сирийских царствах).

В Аладжа-Хююке турецкие археологи откопали ряд могил, датируемых начиная с III тыс. и хранивших замечательное собрание предметов. Среди них были серебряные и бронзовые фигурки животных, золотые кувшины и кубки, золотые украшения и ряд «штандартов» (неизвестного назначения), форма которых, как полагают, берет свое начало от солнечного диска; на некоторых из них изображены маленькие фигурки оленей. Олень, как мы уже видели, был священным животным того бога, которому поклонялись в хеттские времена по всей Анатолии. Однако в целом эти изящно выделанные предметы не находят никаких параллелей в более поздних периодах (хотя, разумеется, это может быть связано с элементом случайности, неизбежным при раскопках).
Столь же уникальны примитивные каменные идолы из Кюльтепе; тела их выполнены в форме диска, покрытого геометрическим рисунком; сверху диск переходит в голову на длинной шее. В некоторых случаях имеются две или даже три головы, а в более примитивных образцах голова сводится всего лишь к паре глаз; это может навести на мысль о связи с «глазастыми идолами», большое количество которых найдено проф. Мэллоуэном в Телль-Браке в Северной Месопотамии. Тип лица, изображенного на наиболее искусно выполненных образцах, совершенно не похож на что-либо относящееся к хеттскому периоду.
Посуда, характерная для этого древнего периода, – это полихромные изделия красивой ручной работы, ранее известные как каппадокийские. Сосуды украшены геометрическим рисунком, сделанным черной, красной и белой красками; иногда вводились стилизованные изображения птиц. Формы сосудов весьма разнообразны; носик сосуда любили делать срезанным… Геометрический рисунок тесно связывает этот тип посуды с дисковыми идолами…
Одновременно с посудой этого типа в ходу были изделия, изготовленные на гончарном круге, глянцевые, политые, как правило, красной глазурью. Они отличались чрезвычайно изящной формой и пропорциями и наводили на мысль о металлических прототипах. Постепенно раскрашенные изделия уступили им место. Впрочем, ко времени хеттской империи металл, по-видимому, в значительной степени вытеснил керамику, которая в этот период была представлена простыми, предназначенными для домашнего обихода изделиями, лишенными художественных достоинств.

Самой высокоразвитой формой искусства в начале II тыс. в Анатолии была глиптика, представленная отпечатками цилиндрических печатей на табличках ассирийских торговых колоний. Цилиндрическая печать – это небольшой каменный цилиндр, просверленный по оси для нанизывания; на боковой поверхности выгравирован рисунок, дающий отпечаток при прокатывании цилиндра. Это было месопотамское изобретение, и хотя рисунки были по стилю провинциальными и содержали специфические анатолийские мотивы, такие печати надо рассматривать как чужеземное нововведение. После исчезновения ассирийских колонистов эти печати и их оттиски стали чрезвычайно редки. Важно, однако, отметить, что плоские печати и их оттиски, очень похожие на те, которые были в ходу в более позднее время, также время от времени встречаются на табличках, происходящих из ассирийских колоний, и, таким образом, имеют в Анатолии очень продолжительную историю.

Что касается человеческих изображений в этот период, то здесь мы можем основываться лишь на нескольких спорадических находках, ставящих перед нами пока еще не разрешенные проблемы. Бронзовая статуэтка была найдена в Богазкёе местными жителями много лет назад и поэтому не может быть точно датирована, хотя ее обычно относят примерно к 2000 г. до н.э. Однако этот бородатый человек в шерстяной накидке удивительно не похож на голову дискообразного идола… Но статуэтки такого типа были найдены в Сирии и поэтому могли быть ввезены оттуда.
Свинцовая фигурка из Кюльтепе, изображающая мужчину с бородой (похоже, подвязной), одетого в короткую юбочку с оборками, относится, вероятно, к более позднему времени; эта фигурка была найдена в слое, соответствующем Древнему царству, и представляет собой, возможно, самое раннее изображение человека, которое можно считать подлинно хеттским.
С началом Нового царства все меняется. Появляются монументальные каменные барельефы, часто в сопровождении иероглифических надписей; они вырезаны либо на массивных каменных блоках, составлявших нижний пояс фронтальных стен хеттских дворцов и храмов, либо, что характерно, на отдельных лицевых гранях скал в далеко отстоящих друг от друга частях страны. Все это, несомненно, подтверждение того, что хеттская власть имела централизованный характер и что все было исполнено по прямому требованию царя. Многие изваяния изображают самого царя, обычно в облике жреца, совершающего богослужение. Такая фигура царя в одеянии и накидке, держащего литуус, становится отличительным признаком хеттской скульптуры периода империи; однако точная датировка скульптур внутри этого периода оказалась по большей части невозможной.
Самое интересное из изображений царя находится в маленькой галерее в Язылыкая; здесь царь предстает в объятиях бога. В то же время это самое красивое и наименее выветрившееся из наскальных изваяний; более того, поскольку имя царя, Тудхалия, дано иероглифами, скульптура может быть точно отнесена к позднему периоду хеттской империи. В самом деле, такую совершенную скульптуру невозможно соотнести ни с одним более ранним царем, носившим то же имя.

В сценах поклонения божество иногда изображается в виде фигуры человека в полный рост, либо стоящей, либо сидящей, а иногда он или она заменяется животным или символом. Выдающийся памятник хеттской религии – это, конечно, уже описанная галерея в Язылыкая. Здесь каждое божество официального пантеона изображено согласно своему типу и может быть опознано по оружию, которое оно несет, по знаку, который вырезан над его простертой рукой, и по животному, на котором оно стоит. Боги одеты в короткую подпоясанную тунику (а иногда также и в плащ), обуты в башмаки с загнутыми вверх носками или мокасины; на голове – шапка в виде удлиненного конуса. Богини одеты в длинные, складчатые юбки, сверху – свободная накидка, драпирующая руки, на ногах – башмаки с загнутыми вверх носками, на голове – нечто вроде «стенной короны» (Корона, которой в Риме награждали солдата, поднявшегося первым на стену осажденного города. – Примеч. пер.); вуали нет. Божества обоего пола носят серьги и браслеты. Этот костюм, несомненно, представляет собой наиболее торжественный наряд того времени, хотя головные уборы имеют религиозное значение.
О том, что обозначают две сходящиеся процессии в Язылыкая, высказывалось множество теорий. Тексье, первый, кто сообщил о существовании святилища, истолковал эту сцену как встречу амазонок с пафлагонцами; Гамильтон видел в этих двух группах мидян и лидийцев; Киперт – скифов и киммерийцев. На возможность религиозной интерпретации впервые указал Рамсей, полагавший, что здесь речь идет о Ваале и Аштарте. Наиболее полный обзор и обсуждение вопроса, базирующееся на знании хеттской истории, принадлежит Гэрстэнгу, который считает, что сцена изображает священный брак; это либо ежегодный ритуал того типа, который нам знаком по другим восточным религиям, либо событие, уникальное в мире божеств, а именно союз бога Грозы Хатти с Хепат из Киццуватны (Кумманни) – и он и она со своей свитой – по случаю брака Хаттусили III со жрицей Пудухепой. Эта идея очень соблазнительна; беда лишь в том, что в текстах нет ни намека на то, что такая церемония когда-либо совершалась или хотя бы воображалась хеттами. В конце концов ничто нас не обязывает видеть в этом храме чте-либо кроме священного места, в котором «тысяча хеттских богов» представлялась присутствующими и была изображена художником в виде гармонично-симметричной композиции, позволяющей свести верховную божественную семью в фокус на внутренней стене храма, Впечатление двух сходящихся процессий – вероятно, иллюзия, основанная на том, что все фигуры изображены в условных позах, как если бы они делали шаг вперед; но эта поза универсальна на всех хеттских рельефах, и ее можно видеть даже тогда, когда нет и речи ни о каком движении вперед. Протянутые руки также условны – ведь в текстах культовые статуи описываются как держащие свои символы в левой руке, именно так, как фигуры в Язылыкая. Действительно, изображены в движении лишь двенадцать богов, замыкающих «мужскую» процессию; это позволяет сделать следующий вывод: если некоторые фигуры движутся, то, значит, и весь ряд есть движущаяся процессия. Но мы еще не можем опознать, кто эти двенадцать богов, и, может быть, есть какие-то специальные резоны, по которым они должны изображаться бегущими. Они изображены также в боковой галерее, где наверняка не составляют часть процессии (Боковая галерея, видимо, была погребальным храмом, созданным в честь одного из царей, по имени Тудхалия; его статуя когда-то стояла рядом с его «монограммой» в конце ниши.).
В качестве еще одной стилистической особенности можно отметить, что если в Язылыкая и других местах боги изображены в вавилонской и ассирийской скульптурной манере – торс в полный фас, а ноги и голова – в профиль, то богини показаны (несколько неуклюже) в истинный профиль, как, например, в сцене почитания в Аладжа-Хююке. В восточном искусстве это, по-видимому, было нововведением.

Торс в фас, а ноги и голова в профиль – общий элемент с древнеегипетскими канонами.

Крупная фигура божества, вырезанная на косяке одних из ворот в Богазкёе…
Это, пожалуй, самый искусный из всех хеттских рельефов, хотя даже на нем мы опять-таки видим торс в условном поворотном положении. Груди изваяны весьма отчетливо (они покрыты рисунком из маленьких спиралек), поэтому некоторые полагали, что это – женская фигура, амазонка, одетая в кольчугу. Однако если мы возьмем для сравнения бронзовую фигурку, о которой говорилось выше, и манеру условного изображения гривы животных, например у льва из Малатьи, то представится более вероятным, что «страж ворот» – это обнаженный до пояса воин-мужчина; волосатая грудь считалась признаком силы. Эта фигура вырезана настолько (Язылыкая) рельефно, что ее лицо прекрасно видно сбоку; примерно та же черта отличает скульптуры в Язылыкая, где центральные фигуры в главной галерее заметно выступают из плоскости и изваяны с большой тщательностью.

Одна из фигур заслуживает особого упоминания; это – «бог-меч» в боковой галерее Язылыкая. Скульптура изображает короткий меч, рукоять которого имеет вид четырех припавших львов, попарно расположенных вдоль обоюдоострых лезвий меча; два льва расположены вдоль лезвий и смотрят в сторону острия меча; два других расположены поперек меча, срезанными задами друг к другу. Железный топор с похожей рукояткой был найден в Рас-Шамре в Сирии. Высказывалось мнение, что меч, изображенный в Язылыкая, был военным трофеем, захваченным у сирийского или митаннийского противника, поскольку не существует свидетельств о том, что хетты пользовались такими мечами. Но как же быть с человеческой головой, венчающей всю скульптуру? На этой голове типичная коническая шапка хеттских богов, на топоре же, найденном в Рас-Шамре, голова отсутствует. Из положения фигуры в скальном храме ясно следует, что эта фигура изображает божество; более того, мы сейчас можем уточнить: это божество подземного мира, ибо, согласно недавно обнаруженным текстам, группа божеств подземного мира изображалась в виде мечей.

Скульптурные блоки дворца (?) в Аладжа-Хююке изображают музыкантов, играющих на лютнях и волынках; жонглеров; пастуха, ведущего свое стадо (вероятно, это часть религиозной процессии, в которой овец ведут на заклание); сцены охоты. Все это – в более непринужденном стиле, чем все остальное, что было до сей поры найдено на хеттской территории. Следует также упомянуть о двойном орле, вырезанном там же, сбоку от одного из сфинксов. Это геральдическое существо (имеющее столь достославную историю) находится у ног двух богинь в Язылыкая; оно, вероятно, было их священным животным. Фрагменты женской фигуры также виднеются над орлом в Аладжа-Хююке.

Скульптуры, в наибольшей степени приближающиеся к полнообъемным, из тех, что находятся в центральной хеттской области, – это сфинксы и львы у ворот в Богазкёе и Аладжа-Хююке; здесь из каменных блоков выступают по крайней мере передние части тел животных. Их нельзя признать полностью удавшимися. Тем не менее головы сфинксов проработаны тщательно и, как можно полагать, дают нам свидетельства идеалов женской красоты в представлении хеттов. Подобная же промежуточная стадия между барельефом и полнообъемной скульптурой представлена колоссальной статуей, ныне лежащей на склоне холма около Фасиллара; это единственный образец хеттской культовой статуи времени империи (если считать ее таковой).