или «Человек — результат творения или эволюции?»

«Домогранский хохластый орсл знал
о существовании борьбы за выживание,
но ввязываться в нее не собирался».

Путеводитель для путешествующих по Галактике автостопом
(из к/ф «Автостопом по Галактике»).

Вечный вопрос

Дети – весьма любопытные создания. Они с жадностью впитывают информацию от взрослых, к чему бы она ни относилась. Именно так и познается ими мир на первом этапе жизни, когда приоритетную роль играет получение знаний, накопленных старшим поколением, а не собственный опыт.

Уже в возрасте трех-четырех лет ребенок начинает приставать к родителям с «неудобным» вопросом – откуда и как взялся он сам. Далеко не все родители способны дать ему в этот момент честный ответ хотя бы на уровне варианта «из маминого животика». Вот и идут в ход знакомые всем фразы типа «принес аист», «нашли в капусте», «купили в магазине» и тому подобное.

Однако рано или поздно даже те дети, которые получили подобные ответы, узнают все-таки правду. Пусть даже и «через вторые руки» – от старших братьев и сестер либо от сверстников с более откровенными родителями. Правда, и в этом случае информация так или иначе исходит от взрослых – живых очевидцев процессов появления на свет новых маленьких человечков. Благо таких очевидцев много.

Гораздо сложнее дело обстоит тогда, когда речь заходит о возникновении рода человеческого в целом. Ведь тут непосредственных свидетелей, способных дать четкие и ясные показания, нет. Вот и приходится людям искать ответ на вопрос о происхождении человека как такового самыми разными способами.

Естественно, что в условиях отсутствия очевидцев, в разное время в разных обществах имелись различные представления о происхождении человека. При этом заинтересованность вопросом, откуда взялись люди, прослеживается в человечестве с самых древнейших времен, куда только способен проникнуть взгляд историков. И фактически он относится к разряду «вечных вопросов».

Обычно считается, что знания человечества о своем происхождении развивались и накапливались постепенно с развитием общества. Посему соответствующие представления древних культур историки автоматически относят к «наивным» и даже «ошибочным». Дескать, что еще можно ожидать от примитивного человека кроме «примитивного» ответа.

Однако так ли это на самом деле?..

Оказывается, что вопреки утверждениям историков далеко не все представления о происхождении человечества в древних культурах являются «наивно-примитивными» и «ошибочными».

Возьмем, для примера, такое утверждение, что «первые люди родились непосредственно из земли». Такую точку зрения отмечают некоторые исследователи у так называемых «примитивных племен», коих еще совсем недавно было не так уж и мало на нашей планете.

На первый взгляд действительно данное утверждение кажется глубоко ошибочным. Но если учесть, скажем, искажения при переводе с одного языка на другой, субъективность интерпретации исследователями многозначных терминов, расплывчатость самого понятия «человек» и тому подобное, то этой «ошибочной» формуле можно придать совсем иной вид. Предположим, что «первые люди» на самом деле означает «предки современных людей»; «родились» – «произошли», а под «землей» подразумевается «часть биосферы». И тогда «ошибочная» фраза оказывается ничем иным, как сильно упрощенным вариантом современной теории эволюции всего живого на нашей планете.

В приведенном примере ответ на «вечный вопрос» действительно весьма упрощен. Но это вполне может быть не из-за того, что у тех самых племен были такие простые представления, а лишь из-за стремления исследователей показать только самую «суть» этих представлений. В «первоисточнике» же вполне может иметься гораздо более глубокое понимание вопроса.

На это указывает, например, шумерская мифология, которую тоже, казалось бы, можно свести к простой формуле «человека создали боги». И такой фразой часто и представлены знания этой древней культуры во многих книгах. Между тем реальные шумерские тексты содержат весьма развернутое и детализирование описание как причин, так и самого процесса «создания» человека. Описание, к которому мы позднее обратимся в данной книге…

Сейчас же для нас важно лишь следующее.

Когда дело доходит до серьезного анализа знаний человека о своем происхождении, то в расчет берутся, как правило, лишь те гипотезы и теории, которые имеют распространение сейчас или были популярны в недавнем прошлом. Варианты, имевшиеся у древних культур, при этом практически полностью игнорируются. Последние же лет двести этот анализ сводится к жесткому противостоянию всего двух взаимоисключающих точек зрения.

Согласно одной точке зрения, которой придерживаются эволюционисты (англ. «evolution» = «развитие»), человек является результатом длительного развития всего живого на нашей планете – развития, обусловленного сугубо естественными причинами. Согласно же другой точке зрения, человек некогда был создан некоей сверхъестественной силой (Богом). Этой позиции придерживаются так называемые креационисты (от англ. «creation» = «создание»).

Первая точка зрения ныне ассоциируется в общественном сознании прежде всего с именем Чарльза Дарвина, хотя отнюдь не все эволюционисты целиком и полностью согласны с идеями, представленными в его трудах. Вторая – с Ветхим Заветом, который является священной книгой для христиан, хотя далеко не все креационисты готовы согласиться с «буквой» Ветхого Завета», а к числу сторонников сотворения человека относятся не только христиане, но и приверженцы многих других религий. Споры же между двумя направлениями зачастую представляются в виде противостояния дарвинизма и религии, хотя дарвинизмом эволюционизм вовсе не ограничивается.

В таком своем виде эволюционизм и креационизм оказываются непримиримыми врагами, поскольку возможно лишь либо одно, либо другое – естественные процессы или сверхъестественная воля. «Смешанного варианта» тут быть не может – по определению самих используемых терминов.

Однако подобная крайность подходов лично меня, например, сильно смущает, поскольку ассоциативно напоминает противопоставление белого и черного. Реальный же мир вовсе не черно-белый, а многоцветный, и раскрашен целой палитрой красок. И описание его только в черных или белых тонах неизбежно оказывается очень далеким от реальности.

Так может, и в вопросе происхождения человека правы не крайние точки зрения, а имеются и какие-то иные варианты?..

Бедный Дарвин

Со времени публикации английским натуралистом Чарльзом Дарвиным в 1859 году своего основного труда «О происхождении видов путем естественного отбора или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь», посвященного общим вопросам эволюции живого мира, и в 1871 году работы «Происхождение человека и половой отбор», непосредственно посвященной проблеме появления человека, кто только Дарвина не критиковал.

Если во времена СССР в нашей стране мало кто (кроме профессионалов) об этом слышал, то с крушением в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ века единой государственной идеологии, построенной сугубо на принципах материализма, волна такой критики докатилась и до нас. Появились статьи, книги и даже фильмы, порой целиком посвященные «развенчиванию» Дарвина. Современный же интернет буквально переполнен всевозможными публикациями, где авторы обрушиваются на Дарвина с некими «доказательствами несостоятельности» его теории. Порой даже возникает ощущение, что только ленивый не пнет мимоходом Чарльза Дарвина. При этом накал эмоций в таких публикациях нередко выходит за все разумные пределы…

Чем же так «провинился» Дарвин перед своими многочисленными «ниспровергателями»?..

В самом упрощенном виде ответ часто представляют следующим образом.

Чарльз Дарвин сформулировал закон естественного эволюционного развития всего живого на Земле – в том числе и человека, который, в полном соответствии с этими законами, «произошел от обезьяны». Это в корне противоречит догматам религии, согласно которым все живые виды созданы в уже готовом виде Богом, обладающим сверхъестественными возможностями. Человек же (по этим самым догматам) не только создан в готовом виде, но и кардинально отличается от всех животных тем, что получил вдобавок некоторую «божественную сущность». И все нападки на Дарвина таким образом сводятся к спору сторонников религиозных воззрений с их противниками – приверженцами научного подхода.

В таком случае непрекращающееся противостояние получает вполне простое объяснение. Приверженность догматам поддерживается верой. Научное же познание начинается лишь там, где появляется сомнение – сомнение в казалось бы «незыблемо установленных» вещах, в том числе и в каких-либо догматах. Но как только появляется сомнение, вера заканчивается. Говоря другими словами, вера и научное познание оказываются непримиримыми антиподами – возможно либо одно, либо другое.

Следствием этого является то, что сторонники одной позиции ни в коем случае не могут принять мнение сторонников другой позиции и буквально вынуждены (!) его оспаривать. Другим же следствием является и нескончаемость споров двух сторон – спор не может прекратиться, поскольку его прекращение требует фактически исчезновения какой-либо из спорящих сторон, на что никто из них не согласится…

Иными словами, речь вроде бы идет о противостоянии веры и науки. Все как бы ясно и понятно. И если бы все сводилось к столь простой формуле, то и проблем бы не было.

Однако (каким бы парадоксальным это ни выглядело) креационисты наоборот именно себя позиционируют в качестве приверженцев научного подхода, а эволюционистов выставляют слепыми сторонниками своеобразной веры – «веры в утверждения Дарвина», которые якобы ничем не подтверждены. В обоснование же этого авторы «разоблачающих Дарвина» публикаций приводят некие «факты» (или их отсутствие) и выстраивают порой весьма сложные логические конструкции.

Более того, имеется немало публикаций, авторы которых не причисляют себя к креационистам (и действительно не являются ими) и придерживаются сугубо научных подходов, но при этом тоже критикуют Дарвина или его теорию (полностью или отдельные ее положения). При этом среди них немало профессиональных ученых и исследователей – как верующих, так и убежденных атеистов.

И вот тут-то рядовой читатель легко запутывается – как ему определить, кто же прав?..

Для того, чтобы попытаться найти ответ на этот вопрос, нам придется сначала совершить экскурс в историческое прошлое – в тот период, когда формировалась теория эволюции, – и попробовать разобраться в том, кто именно что говорил, и причем тут, собственно, Дарвин.

Зарождение теории эволюции

В начале XVIII века в европейской культуре (которую мы и связываем прежде всего с развитием научной мысли в то время) доминировали представления, которые опирались в своей основе на догматы христианской религии. Согласно этим догматам, как уже упоминалось, все живое на Земле создано Богом в готовом виде. Из этого положения автоматически вытекает теория неизменности и постоянства живых видов. Никуда не денешься – если все создано в уже готовом виде, то и изменяться ничего не может.

Совершенно неожиданно господство теории неизменности видов пошатнули труды шведского естествоиспытателя Карла Линнея. Совершенно неожиданно потому, что у самого Линнея и мыслей об этом не было – он всего лишь пытался как-то разобраться в том широком разнообразии, которое царило среди многочисленных представителей живого мира, и привести все накопившиеся к его времени знания о живых существах в некую систему.

При решении этой задачи Линней в значительной степени опирался на принцип «divisio et denominatio» («разделяй и нарекай»), суть которого заключалась в том, что природу следовало разделить на отдельные элементарные части, расположить их в определенном порядке и к каждой части прикрепить свою «этикетку». Следуя этому принципу, для удобства изучения живых существ он предложил классификацию животных и растений по признакам их внешнего сходства и различий.

Прежде всего Линней разделил все живые существа на два главных царства: царство растений и царство животных. Для животных он выделил различные типы: тип позвоночных, тип червей, тип моллюсков и так далее. Типы он поделил на классы – так, например, среди позвоночных он выделил классы млекопитающих, птиц, пресмыкающихся, земноводных и рыб. Классы у него делились на отряды, и далее – на семейства, роды и, наконец, виды.

Предложенная Линнеем система классификации серьезно облегчила описание и изучение как известных животных и растений, так и тех, что продолжали в большом количестве обнаруживаться исследователями во время их путешествий в новые страны. Эта система еще при жизни Линнея принесла ему всемирную известность. И ныне вся биологическая наука опирается по сути на систему классификации Линнея.

Вроде бы классификация – совершенно нейтральное и «безобидное» для мировоззрений занятие. Но оказывается, что и в нем не так уж и просто полностью избежать идеологических и субъективных установок. С этим столкнулся и Линней, что особенно проявилось в его определении базового ныне понятия «вида».

Будучи исследователем, Линней не мог не признать, что в пределах каждого вида животных и растений возможны очень широкие различия по целому ряду признаков – росту, окраске, длине шерсти или перьев и так далее. Поэтому он вынужден был допустить для некоторых видов существование так называемых «подвидов» или «разновидностей». Однако, стремясь сохранить базовое положение о неизменности и постоянстве живых существ, вытекающее из библейских догматов, Линней утверждал, что каждый вид резко отличается от других даже близких ему видов, и считал совершенно невозможным переход от одного вида животных к другому.

По представлениям Линнея, виды являются постоянными, и их существует столько, сколько их создал Бог. К одному виду животных или растений, согласно определению Линнея, следует относить все те особи, которые «похожи друг на друга, как дети на своих родителей, и способны размножаться при спаривании между собой».

И вот тут начали сказываться противоречия между субъективными базовыми установками и реальными фактами.

Так, например, в определение вида по Линнею категорически не вписывалась способность скрещиваться двух таких несомненно разных видов домашних животных, как лошадь и осел, от которых в реальности появлялось вполне жизнеспособное потомство – мулы. Поэтому Линнею пришлось ввести дополнительное условие в определение – что потомство от особей одного и того же вида обязательно должно быть способным к размножению и продолжению рода. От разных видов, согласно этому условию, если и возможно получить потомство, то оно обязательно будет бесплодным – как это имеет место для мулов.

Но и это не спасло положения. Вскоре начали обнаруживаться факты, что в результате скрещивания заведомо различных и обособленных, по определению Линнея, видов животных и растений может появляться плодовитое потомство. Ныне уже известно немало подобных случаев, например, для разнообразных видов диких уток и гусей, а также для различных видов оленей. Легко скрещиваются между собою и дают плодовитое потомство разные виды диких овец. И еще больше примеров плодовитого потомства, полученного от скрещивания родителей, происходящих от явно различных видов, можно привести для мира растений.

Наличие подобного противоречия неизбежно создавало основу и предпосылки для возникновения сомнений в справедливости базового предположения о неизменности видов. Более того – в результате классификации растений и животных начала просматриваться определенная иерархия по степени сложности устройства организмов живых существ, что столь же неизбежно подводило к идее развития одних видов из других.

Любопытно, что и для человека у Линнея нашлось место в его классификации. Линней ввел для человека особый род людей (Homo) с одним видом «человек разумный» (Homo sapiens) – причем это место в классификации оказалось совсем рядом с человекообразными обезьянами. Более того – человек у Линнея оказался в одном отряде приматов наряду с обезьянами в целом. Это Линней указал на страницах книги «Systema Naturae»еще в 1735 году – почти за полторы сотни лет до того, как свой взгляд на происхождение человека опубликовал Дарвин!..

Подобное соседство человека с обезьянами в классификации было показательным уже само по себе. Однако Линней считал, что разумность человека обусловлена наличием в нем «частицы божественной мудрости», а это обособляло его от всего остального живого мира…

Еще не ушел из жизни Линней, как его современник – французский естествоиспытатель, иностранный почетный член Санкт-Петербургской Академии наук Жорж Луи Леклерк де Бюффон в «Естественной истории» высказал представления об эволюции планеты Земля, неорганического мира и живой природы, а заодно предположил возможность самозарождения жизни, самопроизвольного возникновения новых видов растений и животных и… происхождения человека от обезьяны. В истории Земли он выделил семь периодов, в течение которых происходило медленное остывание планеты, образование пород, появление из отступившего мирового океана суши, возникновение растений и животных, распад единого первобытного континента и появление человека.

Многие ученые-современники считали Бюффона дилетантом и критиковали его за ошибочные сведения, необоснованные гипотезы и неуместные в научном труде красоты стиля. А вот так критикуемый ныне Чарльз Дарвин отмечал, что по вопросу о происхождении видов Бюффон был «первым из писателей новейших времен, обсуждавших этот предмет в истинно научном духе».

Как бы то ни было, «Естественная история» Бюффона оказала довольно сильное влияние на исследовательские умы.

В конце XVIII века идея о естественном происхождении человека появляется в работах шотландского юриста Джемса Б. Монбоддо. Позже Дж. Э. Доорник (1808), как и Монбоддо, утверждал, что люди произошли от человекообразных обезьян.

«В труде «Ancient Methaphysics» Монбоддо развивал идею о том, что человек постепенно поднимался от животного, разум которого погружен в материю, до того уровня, когда деятельность ума освобождается от власти тела. В другом обширном труде «The Origin and Progress of Language» (1773) Монбоддо объединяет человека и «оранг-утана» (под которым следует понимать оранга и шимпанзе) в один вид. Монбоддо прослеживает постепенное превращение «оранг-утана» в говорящего человека под влиянием необходимости, т.е. вследствие требований со стороны условий его жизни.

Монбоддо не стоит на эволюционной точке зрения. Виды животных, по его мнению, неизменны или подвержены небольшим и обратимым изменениям. Способность приобретать совершенно новые умения и развивать почти безгранично эти умения – черта, присущая только человеку. Впрочем, весь этот грандиозный процесс человеческого совершенствования проходит, по Монбоддо, в пределах одного вида, так как «оранг-утан» и человек не отличаются, по Монбоддо, в смысле их видовой принадлежности. Поэтому лишены основания попытки некоторых английских авторов видеть в Монбоддо чуть ли не предшественника Дарвина в проблеме антропогенеза» (Я.Рогинский, «Чарльз Дарвин и проблема происхождения человека»).

Эволюционные идеи постепенно проникали в сознание общества, приобретая порой экстравагантные формы. Так, например, врач и мистик Эразм Дарвин написал свой труд по биологии в виде поэмы «Зоономия». В стихотворной форме в этой поэме были высказаны предположения о роли борьбы за существование в животном мире и влиянии прямохождения на формирование человеческого рода. Впоследствии эти же идеи были озвучены в другой поэме Эразма Дарвина «Храм природы или происхождение общества» (опубликована в 1803 году – уже после смерти автора), в которой описано развитие жизни от микроорганизмов до цивилизованного общества.

«Итак, смирись же в гордости спесивой
И вечно помни, дух себялюбивый,
Что червь – твой родич, брат твой – муравей!»

(Э.Дарвин, «Храм природы», перевод Н.Холодковского).

Эразм Дарвин был дедом ныне всем известного Чарльза Дарвина…

Заметим здесь для различных «развенчателей дарвинизма», что Чарльз Дарвин в это время еще даже не родился. Он появился на свет лишь 12 февраля 1809 года – в тот самый год, который был ознаменован выходом книги французского ученого-естествоиспытателя Жана Батиста Ламарка «Философия зоологии». В этой книге уже в довольно целостном виде была изложена теория эволюции живого мира…

К началу XIX века знания о человеке, флоре и фауне разных стран земного шара, ушли далеко вперед по сравнению со временем, когда писал свои труды Карл Линней. Значительно пополнились сведения об ископаемых животных, находки останков которых ранее лишь вызывали удивление, а теперь требовали встраивания этих ископаемых животных в общую систему классификации. Идея о постоянстве и неизменности видов животных и растений, которой вслед за Линнеем ранее придерживалось подавляющее большинство ученых, начала постепенно утрачивать свою силу. И книга Ламарка «Философия зоологии» стала ярчайшим проявлением поворота исследователей в сторону эволюционных взглядов.

Если Линней старательно подгонял свою систему классификации к библейскому догмату о неизменности видов, то Ламарк, сам активно развивавший эту классификацию, увидел в ней как раз прямо противоположное – свидетельство того, что живые виды изменяются со временем, то есть эволюционируют. И в книге «Философия зоологии» он приводит целый ряд доказательств эволюции в мире животных и растений.

Ламарк утверждал, что все современные организмы произошли от древних путем эволюции. Однако Ламарк уже не ограничился, как ранее Бюффон, лишь провозглашением идеи эволюции, а попытался разобраться в ее причинах. Он не только выдвинул концепцию изменчивости и усовершенствования организмов, но и сформулировал принцип влияния внешней среды на этот процесс, который Ламарк представлял следующим образом:

«Обстоятельства влияют на форму и организацию животных… Если это выражение будет понято дословно, меня, без сомнения, упрекнут в ошибке, ибо, каковы бы ни были обстоятельства, они сами по себе не производят никаких изменений в форме и организации животных. Но значительное изменение обстоятельств приводит к существенным изменениям в потребностях, а изменение этих последних по необходимости влекут за собой изменения в действиях. И вот, если новые потребности становятся постоянными или весьма длительными, животные приобретают привычки, которые оказываются столь же длительными, как и обусловившие их потребности…

Если обстоятельства приводят к тому, что состояние индивидуумов становится для них обычным и постоянным, то внутренняя организация таких индивидуумов, в конце концов, изменяется. Потомство, получающееся при скрещивании таких индивидуумов, сохраняет приобретенные изменения и, в результате образуется порода, сильно отличающаяся от той, индивидуумы которой все время находились в условиях, благоприятных для их развития» (Ж.Б.Ламарк).

Ламарк объяснял длинный нос муравьеда тем, что его предки из поколения в поколение упражняли нос, принюхиваясь в поисках муравьев. Деградацию глаз у кротов он считал результатом того, что глаз не получал тренировки из поколения в поколение длительное время. В качестве примера действия этого механизма эволюции Ламарк приводил весьма показательные отличия и такого известного животного, как жираф.

«Известно, что это самое высокое из млекопитающих животных обитает во внутренних областях Африки и водится в местах, где почва почти всегда сухая и лишена растительности. Это заставляет жирафа объедать листву деревьев и делать постоянные усилия, чтобы дотянуться до нее. Вследствие этой привычки, существующей с давних пор у всех особей данной породы, передние ноги жирафа стали длиннее задних, а его шея настолько удлинилась, что это животное, даже не приподнимаясь на задних ногах, подняв только голову, достигает шести метров в высоту» (Ж.Б.Ламарк).

Возможно, по каким-то причинам различные «критики Дарвина» не в курсе, но в картине эволюции Ламарка место нашлось и для человека. Он допускал, что человек развился с течением времени из обезьяны.

Согласно Ламарку, древняя человекообразная обезьяна из-за сокращения лесов была вынуждена сменить древесный образ жизни на наземный и перейти к хождению на двух ногах. Вследствие прямохождения значительно изменилось строение позвоночника, мускулатуры, стопы, кисти, челюстей, зубов и головного мозга. А в условиях общественной жизни вскоре у людей развилась и членораздельная речь.

«Ламарк следующим образом представлял себе возникновение человеческого рода. Какое-то наиболее развитое из «четвероруких» под давлением необходимости или по какой-то иной причине потеряло привычку лазить по деревьям и приобрело новую привычку – ходить по земле на двух ногах. В ряде поколений эти четверорукие должны были превратиться в двуруких, у которых первый палец на стопе потерял способность противопоставления и развилась икроножная мускулатура, так что передвижение на четырех конечностях стало затруднительным. Вследствие того, что челюсти перестали употребляться для укусов, для схватывания добычи, но использовались только для жевания, лицевой угол должен был стать более развернутым, лицо укоротиться, резцы принять вертикальное положение. Испытав указанные превращения, эти потомки четвероруких должны были распространиться по земле и изгнать все другие группы четвероруких: из мест, которые были пригодны для них самих. Расселяясь по разным областям, эти двурукие должны были приобрести новые потребности, которые в свою очередь привели к развитию новых способностей. По мере того как общества этих существ делались более многолюдными, потребности возрастали, вместе с ними росли идеи, а следовательно, и знаки, пригодные для выражения этих идей, т.е. для общения с себе подобными. Все это, в конечном итоге, создано потребностями» (Я.Рогинский, «Чарльз Дарвин и проблема происхождения человека»).

Как легко можно видеть, у Ламарка уже представлены основные черты современного взгляда на происхождение человека, которые «развенчатели» приписывают почему-то Дарвину (напомним – Чарльз Дарвин только-только родился). Так и хочется их спросить – а с кем вы спорите-то?..

Последователи и ученики Ламарка создали целую научную школу. Почему же в связи с теорией эволюции и мы, и критики сейчас вспоминаем не его, а Дарвина?.. Ведь Ламарк сформулировал и обосновал саму идею эволюции и естественного отбора, а также выделил в качестве одного из важнейших в изменении видов фактор влияния внешней среды (хотя и представлял действие этого фактора иначе, чем Дарвин). А это – основное в той теории, которую мы сейчас называем дарвиновской.

Проблема вовсе не в том (как это иногда утверждается), что воздействие внешней среды Ламарк представлял в слишком упрощенном виде. Дело в том, что в качестве движущей силы эволюции Ламарк видел некое «стремление к прогрессу» в живой природе. Как и почему возникло это стремление, он не объяснял и даже не считал этот вопрос заслуживающим внимания. Такой же изначальной и не требующей объяснений Ламарк считал способность живых существ изменяться в ходе адаптации к изменениям внешней среды.

Именно это никак не могло устраивать материалистов, которые позднее подняли на щит учение Дарвина, поскольку в таком виде указанное «стремление к прогрессу» попадает в область нематериальных факторов.

Запомним эту идею Ламарка – она нам еще пригодится, и мы к ней обратимся позднее, а пока вернемся к дальнейшим событиям вокруг вопроса происхождения человека и теории эволюции…

Прошло целых пятьдесят (!!!) лет с момента опубликования Ламарком его теории эволюции прежде, чем увидел свет труд Дарвина «Происхождение видов», посвященный этой же теме. За эти полстолетия настроения в научном сообществе серьезно сдвинулись в сторону эволюционизма, и поэтому книга Дарвина появилась как нельзя кстати – почва для ее восприятия уже была подготовлена.

Довольно показательным примером этого служит история сотрудничества Дарвина с британским натуралистом и путешественником Альфредом Уоллесом, который, подхватив во время поездки по Индонезии малярию и размышляя на больничной койке о выживании наиболее способных (чему явно способствовала ситуация, в которую попал он сам), сформулировал свои идеи о естественном отборе. Наспех изложив их в статье, он в феврале 1858 года переслал ее Дарвину, у которого в этот момент имелось сразу две работы по той же теме – сравнительно короткий очерк о происхождении видов и «Длинная рукопись», которая должна была стать полным изложением эволюционных взглядов. И очерк, и будущая книга неоднократно перерабатывались, и Дарвин мог бы заниматься этим еще очень долго, если бы не послание Уоллеса…

В письме другому своему «идеологическому соратнику» Чарльзу Лайелю (о нем чуть позже) Дарвин написал, что никогда еще не встречал более поразительного совпадения идей двух разных исследователей, и пообещал использовать мысли и даже термины Уоллеса в своей книге. Он не хотел уступать приоритет Уоллесу, но и не хотел умалять заслуг своего коллеги.

Выход был найден с помощью Чарльза Лайеля и Гукера (ботаника и участника Антарктической экспедиции Росса), потребовавших одновременного издания двух докладов. И 1 июля 1858 года на чтениях в Линнеевском обществе совместные выдержки из трудов Уоллеса и Дарвина по проблеме естественного отбора были впервые представлены широкой публике, а в августе 1858 года обе работы были опубликованы в «Журнале Линнеевского общества». Статьи были замечены в научном сообществе, и изложенные в них эволюционные идеи начали обсуждаться «на самом высоком» научном уровне.

И пожалуй, не исключено, что сейчас вместо «дарвинизма» мы могли бы иметь «теорию Уоллеса-Дарвина», если бы не два обстоятельства. Во-первых, Уоллес, увлекшись другими вопросами, не стал так глубоко развивать теорию естественного отбора, как это сделал Дарвин. А во-вторых, Уоллес и Дарвин серьезно разошлись в вопросе о происхождении человека.

Взгляды Уоллеса на место человека в природе и его происхождение были изложены им в статьях 1864 и 1869 годов, а также в девятой и десятой главах книги «Теория естественного отбора», вышедшей в 1870 году. Если при обсуждении живого мира вообще Уоллес выступал с едкой критикой подхода Ламарка и его последователей в вопросе о движущих силах эволюции и выступал против нематериального фактора «стремления к прогрессу», то в вопросе о происхождении человека он пришел к выводам, что необходимо (!!!) допустить в этом процессе вмешательство «высшей разумной воли».

Любопытно, что в вопросе о происхождении человека Дарвин вообще долго демонстрирует крайне осторожную позицию. В «Происхождении видов» он уделяет этой проблеме буквально всего лишь одну строчку с весьма расплывчатой формулировкой, указывая, что благодаря его теории происхождения видов «много света будет пролито на происхождение человека и его историю».

Неизвестно по каким причинам научно-популярный журнал «Athenaeum» еще за два дня до выхода первого тиража книги Дарвина почему-то сообщил, что новая книга «посвящена происхождению человека от обезьяны». Читатели, живо интересовавшиеся своей генеалогией, бросились раскупать издание, которое не было рассчитано на широкую публику и требовало для своего понимания определенного биологического образования. Первый тираж в 1250 экземпляров был раскуплен почти мгновенно, и через два месяца книгу Дарвина пришлось переиздавать. Скорее всего многие читатели первого тиража «Происхождения видов» были разочарованы, поскольку после этого прошло без малого двенадцать (!) лет прежде, чем появилась на свет книга Дарвина «Происхождение человека и половой отбор».

Но если сам Дарвин все это время хранил молчание, то сторонники его взглядов на эволюцию были куда более решительны.

Уже в 1860 году (то есть всего лишь через год после публикации «Происхождения видов») английский зоолог Томас Гексли читает шесть лекций для рабочих на тему «Об отношении человека к низшим животным». В 1861 году он публикует работу «О зоологических отношениях человека к низшим животным» и читает в Эдинбурге лекцию на ту же тему по приглашению Философского Института. В 1862 году Гексли выступает с докладом в Королевском Институте на тему об «ископаемых остатках человека». А в 1863 году он публикует книгу, получившую весьма широкую известность – «Место человека в природе». Все это время он доказывает близкое родство человека и человекообразных обезьян – в том числе на основе их анатомического сходства, а также настолько яростно пропагандирует дарвиновское эволюционное учение, что даже получает у современников прозвище «бульдог Дарвина».

В том же 1863 году на съезде естествоиспытателей и врачей в Штеттине немецкий естествоиспытатель и философ Эрнст Геккель, выступая в защиту дарвиновского учения, открыто заявил о происхождении человека от обезьяноподобных млекопитающих. В 1866 году в своей книге «Общая морфология организмов» Геккель выстроил родословное древо млекопитающих, в которое он включил также и человека. В 1868 году в работе «Естественная история творения» он в популярной форме развивает ту же идею происхождения человека от более низко организованных животных. А в 1874 году Геккель публикует работу «Антропогения», или «История развития человека», которая стала первым в истории всесторонним исследованием, где обсуждались проблемы эволюции человека.

В 1864 году немецкий естествоиспытатель, известный представитель и пропагандист вульгарного материализма Карл Фогт печатает «Лекции о человеке», где в полемической форме отстаивает теорию происхождения человека от обезьяны. А в 1867 году он выпускает в свет книгу «Мемуары о микроцефалах или людях-обезьянах», где пытается доказать, что именно в них следует видеть недостающее промежуточное звено между животными и человеком.

«Появился ряд сравнительно-анатомических работ по мозгу человека и обезьян (Грасиоле, Флоуэр – 1862, Бишофф – 1868, Панш – 1868, Эккер – 1868), по кисти и стопе (Люце – 1864, 1865), по мускулатуре (Вуд – 1865, 1868, Майварт – 1869, 1870), по онтогении стопы (Гютер – 1862)» (Я.Рогинский, «Чарльз Дарвин и проблема происхождения человека»).

Так что если учесть еще Монбоддо и Доорника, высказывания которых о происхождении людей от человекообразных обезьян упоминались ранее, то будет совершенно очевидна беспочвенность обвинений Дарвина в том, что якобы именно он объявил о «происхождении человека от обезьяны»…

Но почему же тогда Дарвин так долго молчал?..

«По всей вероятности, причин было несколько.

1) Вопрос о происхождении человека мог помешать не только принятию эволюционной теории колеблющимися умами, но даже устранить возможность ее спокойного обсуждения…

2) Вопрос этот мог навлечь на автора наиболее серьезные обвинения в прямых нападках на религию. Дарвин опасался причинить чрезмерное огорчение «некоторым членам» своей семьи.

3) Далее, проблема антропогенеза была своеобразной, сложной и в значительной своей части новой для Дарвина, вследствие чего требовала длительной работы.

4) Перед Дарвином стояла важная очередная задача – выполнить обещание, данное в «Происхождении видов», опубликовать «те факты, на которых основаны изложенные в ней выводы», т.е. данные по изменчивости культурных растений и домашних животных. Работу над этим чрезвычайно трудоемким исследованием Дарвин закончил только в 1868 году.

5) Для Дарвина вывод о происхождении человека от какой-то иной, более низкоорганизованной формы с неизбежностью сам по себе вытекал из его общей теории происхождения видов. Человек был для него только частным случаем – одним из многих видов. Поэтому внутреннее убеждение Дарвина в родственной связи человека с другими животными не требовало специальной аргументации» (Я.Рогинский, «Чарльз Дарвин и проблема происхождения человека»).

Думается, на длительности «молчаливой паузы» Дарвина сказалось и то, что далеко не весь научный мир радостно встретил версию сугубо естественного происхождения человека от обезьяноподобных предков. Оппонентов было очень немало даже среди весьма прогрессивных ученых того времени. И для Дарвина, возможно, было немаловажным, что среди скептиков по отношению к гипотезе «обезьяньего» предка человека, были не только критики дарвиновской теории происхождения видов, но даже его соратники и близкие друзья.

Так, мы уже упоминали ранее о позиции Уоллеса, фактически соавтора Дарвина по теории естественного отбора, который считал необходимым допустить участие в процессе происхождения человека некоей «высшей разумной воли». Возможно, именно это послужило причиной того, что в своем письме к Уоллесу от 22 декабря 1857 года Дарвин пишет:

«Вы спрашиваете, буду ли я обсуждать «человека». Думаю обойти весь этот вопрос, с которым связано столько предрассудков, хотя я вполне допускаю, что это наивысшая и самая увлекательная проблема для натуралиста».

И как мы можем видеть, в опубликованном через два года «Происхождении видов» Дарвин действительно обходит стороной проблему происхождения человека, отделавшись от читателя всего одной ничего не значащей строчкой. Не исключено, что он не хотел в том числе портить отношения с Уоллесом и отпугивать своего «соавтора» (по крайней мере до поры до времени). Еще в 1864 году – то есть через пять лет после выхода в свет «Происхождения видов» – Дарвин посылает восторженное письмо Уоллесу по поводу его работы о человеке, и только вскользь замечает, что он, может быть, не во всех деталях согласится с Уоллесом. И лишь в 1869 году (когда работа над книгой «Происхождение человека и половой отбор» уже почти подходила к концу) Дарвин пишет Уоллесу о резком с ним расхождении в этом вопросе.

Другим важным для Дарвина соратником был Чарльз Лайель, который ныне считается основоположником современной геологической науки (некоторым образом Лайель – «Дарвин в геологии»). Лайель активно поддерживал учение Дарвина об эволюции, изложенное в книге «Происхождение видов», и даже был одним из тех, кто убеждал Дарвина в необходимости ее публикации.

Выход в свет в 1863 году книги Чарльза Лайеля «Древность человека» имел очень большое значение для общественного мнения. В ней знаменитый геолог подтвердил взгляды французского археолога Буше де Перта о большой древности человека, показав на огромном материале одновременность каменных орудий человека и костей исчезнувших видов млекопитающих. Эта работа Лайеля привлекла внимание ученых и дала стимул к дальнейшим исследованиям в этом направлении, благодаря которым возникла впоследствии целая отрасль науки – доисторическая археология.

Однако из личной переписки Лайеля известно, что от решительного признания эволюционной теории по отношению к людям его удерживало непреодолимое отвращение к мысли о родстве человека с «грубыми скотами». Поддержка же Лайеля имела весьма большое значение для Дарвина…

Как бы то ни было, в 1871 году Дарвин все-таки опубликовал свои взгляды на проблему происхождения человека. Но начнем мы не с них, а с его представления процесса эволюции в целом, лишь небольшой эпизодом которой (с точки зрения Дарвина и других сторонников естественного развития всего живого мира) является появление человека. В рамках этой концепции просто нельзя отделить вопрос происхождения человека от теории эволюции.

Дарвин об эволюции

В соответствии с принятой ныне точкой зрения, основные принципы эволюционной теории Чарльза Дарвина сводятся к следующим положениям.

Первое. В пределах каждого вида живых организмов существует огромный размах индивидуальной наследственной изменчивости по морфологическим (то есть по строению организма), физиологическим, поведенческим и другим признакам. Эта изменчивость может иметь непрерывный, количественный, или прерывистый качественный характер, но она существует всегда.

Второе. Все живые организмы размножаются в геометрической прогрессии.

Третье. Поскольку жизненные ресурсы для любого вида живых организмов ограничены, постольку неизбежно возникает борьба за существование либо между особями одного вида, либо между особями разных видов, либо с природными условиями. При этом в понятие «борьба за существование» Дарвин включил не только собственно борьбу особи за жизнь, но и борьбу за успех в размножении.

Четвертое. В условиях борьбы за существование выживают и дают потомство наиболее приспособленные особи, имеющие те отклонения, которые случайно оказались адаптированы к данным условиям среды. Отклонения возникают не направленно – в ответ на действие среды, а случайно. И далеко не все из них оказываются полезными в конкретных условиях. Потомки выжившей особи, которые наследуют полезное отклонение, позволившее выжить их предку, оказываются более приспособленными к данной среде, чем другие представители популяции. Выживание и преимущественное размножение приспособленных особей Дарвин назвал естественным отбором.

Пятое. Естественный отбор отдельных изолированных разновидностей в разных условиях существования постепенно ведет к дивергенции (расхождению) признаков этих разновидностей и, в конечном счете, к образованию новых видов…

С первым из перечисленных ключевых положений спорить трудно. Еще Линней констатировал широчайшее разнообразие внутри видов, а Ламарк соотнес это разнообразие с эволюционными изменениями. Так что здесь Дарвин лишь повторил то, что лежит в основе теории эволюции вообще, а не только его варианта этой теории.

Второе положение Дарвин заимствовал у Томаса Мальтуса – английского священника и ученого, демографа и экономиста – автора теории, согласно которой неконтролируемый рост народонаселения должен привести к голоду на Земле. Эти идеи Мальтус сформулировал в книге «Очерк о законе народонаселения», которая была опубликована в 1798 году и содержала в том числе положение о наличии двух прогрессий – арифметической, по которой происходит рост средств существования населения, и геометрической, которой якобы подчиняется численность народонаселения. Дарвин же просто перенес последнее утверждение на весь живой мир без каких-либо доказательств и обоснований.

Однако в реальности никакого безудержного размножения в животном мире вовсе не наблюдается. Это, кстати, может заметить любой хотя бы по количеству и возрастному составу бродячих собак. После массового отлова у оставшихся собак резко возрастает количество щенков по сравнению с тем периодом, когда собак много. В рождаемости явно заложен некий «компенсационный механизм». И этот же механизм, судя по всему, лежит в основе того хорошо известного этнографам факта, что так называемые «примитивные» племена охотников и собирателей не испытывают никаких демографических взрывов и неудержимых всплесков рождаемости.

«…лишь недавно выяснено, что животные «планируют семью» куда более строго, чем в самых смелых фантазиях предлагали мальтузианцы. Более того, свободного размножения нет даже у растений и микробов. Те немногие примеры неограниченного роста числа особей, какие приводил сам Мальтус и какие лежат в основе построений дарвинизма, являются редкими и краткими исключениями» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

«Увы, саму книгу Мальтуса почти никто в руки не брал, и даже в личной библиотеке Дарвина первый ее том не был расчеркан, второй же остался неразрезанным. А жаль – книга очень богата фактами, в том числе и опровергающими «геометрическую прогрессию». Точнее, Мальтус на нее опирался, говоря о Сев. Америке, но отвергал ее для Индии и Китая, население которых считал постоянным. К счастью, теперь мы знаем, что «геометрическая прогрессия размножения» – наивное заблуждение Мальтуса. Она равно плохо описывает и общество, и природу» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Любопытна в данном случае серия экспериментов, которая была не так давно проведена с крысами. Крыс содержали в изолированном помещении, где у них была возможность проявлять активность, их кормили и поили, и они могли свободно размножаться – причем верхний предел поднятия численности популяции (по условиям содержания) доходил до нескольких десятков тысяч особей. В первое время крысы были активны, у них действительно наблюдался всплеск размножения. Однако это продолжалось лишь до определенного момента, когда численность достигала примерно тысячи особей или чуть больше. Затем произошел выход на линейный участок, когда популяция некоторое время оставалась на достигнутом уровне без значительных изменений в поведении. А затем у крыс наступила апатия. Уровень размножения резко спадал и популяция… вымирала. Более того, когда отдельно отобрали и изолировали наиболее активных, они все равно достаточно быстро впали в ту же апатию и вымерли, не дав потомства. Этот эксперимент повторялся несколько раз и результаты всегда были схожими.

Как видим, эмпирические исследования вовсе не подтверждают мальтусовского положения о геометрической прогрессии в росте численности вида.

Но рост численности вида по геометрической прогрессии, согласно Дарвину, является причиной возникновения конкуренции за ресурсы питания, оказываясь таким образом одной из движущих сил естественного отбора. А если положение о геометрической прогрессии в росте численности вида не соответствует реальности, то исчезает сама основа для конкуренции и естественного отбора, который, по всей логике дарвиновской теории, должен был возникать лишь в тех самых случаях, которые на деле «являются редкими и краткими исключениями»!.. А тогда получается, что и эволюция должна была идти лишь в этих «исключительных» случаях!.. И третье положение дарвиновской теории банально просто повисает в воздухе…

Перейдем теперь к четвертому положению из перечисленных выше. Здесь необходимо уточнить, что сам Дарвин не считал, что отклонения у конкретных особей возникают абсолютно случайно. В этот термин он вкладывал несколько иной смысл, что ясно видно из следующей его фразы.

«Я до сих пор иногда говорил так, как будто изменения… были делом случая. Это, конечно, совершенно неверное выражение, но оно служит для показа нашего незнания причины каждого конкретного изменения» (Ч.Дарвин).

Ясно, что наше собственное незнание совершенно не означает случайной природы самого феномена.

«Как быть? Подчеркивать ли впредь, что перемены в строении организмов идут по каким-то четким (как химические реакции), пусть и непонятным, законам? Дарвин пробовал делать так, но въедливые критики наперебой зашумели, что этим Дарвин отказывается от принципа естественного отбора: выходит, что облик организма определяется прежде всего теми возможностями, какие предоставляются законами изменчивости, отбор же выступает не автором, а лишь цензором. Вот Дарвину и приходилось говорить, что первичные изменения не направленны, а случайны» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Дарвину оставалось лишь надеяться на будущие поколения исследователей, которые, располагая гораздо большим массивом данных, смогли бы разобраться в природе законов изменчивости. Но его последователями данная задача так и не была решена.

«Что же касается самой проблемы случайности, то она так и застыла в дарвинизме в том виде, как ее оставил Дарвин: хотя каждое наследственное изменение в каждой своей стадии происходит по вполне определенным законам (это ясно показала молекулярная генетика), однако проследить все взаимосвязи между этими стадиями и их причинами не удается, так что дарвинизм поныне утверждает, что наследственные изменения случайны» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Весьма серьезный удар по четвертому (а заодно и пятому) положению теории Дарвина нанесла статья английского инженера Флеминга Дженкина, которая появилась в июньском выпуске журнала «North British Review» за 1867 год. Автор ее решил не скромничать и назвал статью так же, как называлась и книга Дарвина – «Происхождение видов». Последствия же этой статьи ныне упоминаются как «кошмар Дженкина».

«То, что предпринял Дженкин, можно назвать первой успешной попыткой логического анализа дарвинизма.

Не будем, писал Дженкин, обращать внимание на недостатки фактического обоснования идеи естественного отбора; допустим, что все примеры, которые приводит или предполагает Дарвин, правильны, и проследим, что из них следует. Может ли естественный отбор выбирать новые качества и скрещивать разновидности так же, как это делает селекционер? Да и сами возможности человека увеличивать различия между породами – разве безграничны? По Дарвину, естественный отбор отличается от искусственного только тем, что действует медленнее; но почему же надо считать, что естественный отбор может сделать то, чего селекционеру никогда не удавалось достичь? Если, скажем, за шестьдесят лет можно вывести новую породу голубя, то разве из этого следует, что за какое-нибудь время из голубя можно вывести дрозда? (А тем более, добавлю от себя, вывести птицу из пресмыкающегося).

Только дикарь, продолжал Дженкин, глядя, как ядро вылетает из пушки, может решить, что в конце концов оно долетит до звезд. И скорость ядра, и размах наследственных вариаций стремительно убывают по мере удаления от исходной точки. Поэтому нет никаких оснований ожидать, что подходящие изменения будут накапливаться…

Главный пункт у Дженкина – поглощающее влияние скрещивания.

Предположим, что появился вариант, более удачный, чем существующие нормальные организмы данного вида. Спрашивается: с кем ему скрещиваться? Если вокруг имеются лишь нормальные особи, то шансов передать полезное новшество нет: уже через несколько поколений оно будет «засосано болотом» обычных организмов. Следовательно, никакая уникальная вариация (..) не может иметь значения для эволюции. Существенны только массовые отклонения индивидов от нормы. А они, эти массовые отклонения… никогда не выводят новую разновидность за рамки существующего вида.

Остается предположить одно из двух: либо новая вариация не должна теряться при скрещиваниях, либо она должна возникнуть сразу у значительного процента особей. Однако, заметил Дженкин, обе гипотезы отрицают суть дарвинского учения. Первая противоречит наследственности, какой она выглядит в природе и как ее описывает сам Дарвин; вторая же, если ее допустить, приводит к порочному кругу: чтобы распространиться, новая вариация уже должна быть достаточно распространенной» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Дарвин вынужден был признать серьезность и убедительность доводов Дженкина, и это было критическим моментом для его теории. В пятом издании «Происхождения видов» он вынужден был допустить существование каких-то внешних или внутренних механизмов, которые синхронизируют изменчивость у разных особей и закрепляют удачные приобретения у потомков.

«Эти механизмы автор «Происхождения», скрепя сердце, заимствовал из несимпатичной ему теории Ламарка: влияние климата, упражнения органов и т.д.» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

И это было для Дарвина реальным кошмаром, поскольку как синхронизацию изменчивости у разных особей, так и природу ее механизмов его оппоненты вполне могли объявлять (и объявляли) действием некоей «божественной воли», а Дарвин стремился во что бы то ни стало обойтись без «божественного вмешательства» и свести все эволюционные процессы к действию исключительно естественных (более того – именно сугубо материальных!) причин и механизмов…

В 1922 году советский зоолог и географ Лев Семенович Берг довел идеи Дженкина о поглощающем влиянии скрещивания до их логического финала, сформулировав теорию номогенеза (о ней чуть далее). В своей книге Берг на основе эмпирического материала показал, что естественный отбор является вовсе не двигателем образования новых видов, а наоборот – их тормозом.

«Над действием естественного отбора пока произведено немного наблюдений. Но все известное по этому вопросу говорит за то, что естественный отбор, вопреки мнению Дарвина, вовсе не отбирает счастливые уклонения, обрекая на гибель остальные, а напротив – сохраняет норму. Он является деятелем не прогрессивным, а консервативным. Естественный отбор отсекает все уклонения от нормы как в сторону плюса, так и минуса, как счастливые, так и несчастные, закрепляя средний, нормальный образец (standart)» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Вот так…

Условности времени

Возникает закономерный вопрос – если теория Дарвина базировалась на таких сомнительных и даже просто ошибочных положениях, то почему она получила столь широкую популярность и поддержку, что ныне фактически превратилась в доктрину?.. И почему такое положение заняла именно эта теория, несмотря на то, что еще до Дарвина об эволюции писали более двух сотен различных авторов?..

«Прежние уверения – что Дарвин доказал свои идеи фактами, всякий может проверить сам, почитав его книгу. Фактов там много, но касаются они изменчивости, а не отбора. Есть параграф «Примеры действия естественного отбора», где даны «два воображаемых примера»: волки разной быстроногости и цветки разной сладости. Более реальных примеров отбора в трудах Дарвина нет, в том числе и в «Длинной рукописи» (содержащей, как считалось до ее опубликования в 1874 году, все недостающие аргументы). Успех дарвинизма был явно вызван чем-то другим…

Отбор вообще мало интересовал большинство читателей. Он был неким символом, как бы формулой, которой пользуются, не интересуясь, верна ли она. Просто для победы идеи эволюции настало время, и обществу оказалось достаточно того, что известный натуралист объявил, что знает механизм этого явления» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Говоря другими словами, Дарвина просто «подняли на щит», а его вариант теории эволюции стал играть в обществе роль «красного флага», под которым массы двинулись вперед по пути признания эволюции в природе.

И еще один немаловажный момент.

«Мне видится верной та мысль из английского сборника (1859: Entering in age of crisis. Bloomington, 1959), что победу дарвинизма предопределило общее падение религиозности в 1850-х годах, а книга Дарвина лишь дала повод. Тысячелетиями эволюцию признавали единицы и вдруг, в течение полугода, стало признавать большинство, хотя Дарвин не привел ни одного нового факта, да и из прежде известных взял малую часть – ту, которая подтверждала феномен изменчивости.

Идея эволюции стала вдруг презумпцией для общества потому, что ему был Дарвином дан повод (голословное, но наглядное объяснение – отбор полезных наследуемых вариаций) и оно к этому моменту созрело для такого повода (статьи о «проблеме вида» появлялись в западной научной периодике 1858-59 гг. едва ли не каждый месяц). А созрело общество потому, что религиозность проходила тогда на Западе через свой очередной минимум» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

И я бы даже усилил данный момент. Это был период не только падения религиозности, но и поиска обществом какой-то конструктивной альтернативы религиозным догматам. Нужно было что-то в противовес «божественной воле» и текстам Ветхого Завета.

При долгом доминировании лишь одной идеи очень часто бывает, что в качестве альтернативы выбирается ее прямая противоположность. Так и в данном случае – альтернатива выбиралась в своем крайнем варианте. Вместо «авторитета Библии» – естественнонаучные теории, вместо догматов религии – материализм. Общество психологически готово было принимать именно такой крайний вариант. Более того – оно было готово принимать только (!) такой крайний вариант.

Следствием этого максимализма общества явилось и то, что целый ряд наук в то время складывался непосредственно в процессе противостояния не только догматам, изложенным в текстах Ветхого Завета, но и всем утверждениям, имеющимся в этих текстах. Противостоять – так всему, спорить – так со всем!..

И одним из важнейших моментов в Библии, которому требовалось в такой ситуации противостоять, был широко известный сюжет о Всемирном Потопе. Именно вокруг подтверждения или опровержения Всемирного Потопа шли все главные теоретические споры, например, в такой складывавшейся науке, как геология. Победил в этом противостоянии так называемый актуализм – направление, автором которого ныне считается Чарльз Лайель, активно поддерживавший дарвиновскую теорию эволюции. Невзирая на многочисленные геологические следы катастрофических событий в прошлом, Лайель отрицал вообще всякую возможность катастроф. И эта крайняя его позиция обуславливалась как раз тем, что обществу нужна была теория, которая отрицала бы все содержимое Ветхого Завета – в том числе и Всемирный Потоп. Но Потоп – это катастрофа, а посему – долой и все катастрофы вообще…

Аналогичным результатом такого максимализма явилось и то, что Дарвин также категорически отрицал какую-либо роль катастроф в процессе эволюции. И это несмотря на то, что к тому времени многие палеонтологи уже выявили неоднократные периоды странных быстрых перемен в содержимом древних отложений, и эти резкие перемены вполне можно было связать с результатом воздействия катастроф.

Эту очередную ошибку Дарвина нынешние дарвинисты обходят молчанием, поскольку уже давно практически никто из палеонтологов и биологов не отрицает не только реальность катастроф, но и их важнейшую роль в перемене главенствующих видов в разные периоды прошлого.

Однако именно из-за отрицания роли катастроф, приводящим к очень быстрым переменам, Дарвин утверждал, что изменения свойств одних видов и появление других видов является результатом сугубо постепенного, а потому и очень медленного процесса.

Чтобы избежать противоречия между этими своими убеждениями и реальными данными, Дарвин сделал все-таки небольшой «реверанс» в сторону возможности относительно быстрых перемен – но только относительных: «…периоды, в течение которых вид претерпевает изменение, хотя и продолжительны, если измерять в годах, все же кратковременны по сравнению с периодами, когда он остается неизменным» (Ч.Дарвин, «Происхождение видов»).

Но все-таки Дарвин предпочитал другой вариант объяснения, который не затрагивал положения о медленных изменениях. Он (сделав еще одну ошибку) выдвинул так называемый «принцип неполноты палеонтологической летописи», против которого возражали (и возражают) многие палеонтологи. И ровно то же самое сделал Чарльз Лайель, выдвинувший «принцип неполноты геологической летописи», поскольку только так удавалось в геологии увеличить длительность разных периодов, чтобы ее стало достаточно для медлительной «эволюции по Дарвину».

Справедливости ради следует уточнить, что под «неполнотой» палеонтологической летописи Дарвин понимал прежде всего нехватку соответствующих знаний. Из такой позиции следовало, что по мере накопления данных о древних ископаемых, «неполнота» палеонтологической летописи должна была сокращаться. Однако дальнейшее развитие палеонтологии показало, что знание накапливается, а наличие резких переходов от одной древней эпохи к другой при этом никуда не исчезает.

Более того, в середине ХХ века были проведены эксперименты, в которых выявился не медленный и постепенный, а совсем иной характер процесса образования новых видов. Речь идет о серии опытов, проведенных в конце 1950-х – начале 1960-х годов советским биологом Георгием Шапошниковым. В этих опытах исследователь перемещал тлю, питающуюся соком яблонь, на совершенно других «хозяев» (например, щавель и другие травянистые растения).

«В двух словах: тли – насекомые-монофаги, т.е. каждый вид тли питается на своем виде растения. И вот Шапошников пересаживал тли с одного растения на другое, и они при этом дохли и дохли. Но, если зайца долго бить, он научится спички зажигать. Наконец, нашлись уроды, которые начали жить на соседнем виде растений» (К.Еськов, лекция «Палеонтология и макроэволюция» 10.04.2088 на Полит.ру).

Более того – через некоторое время у тех особей тли, которая прижилась на новом «хозяине», появились определенные морфологические отличия от своих предков, то есть, по всем формальным признакам, образовался новый вид.

Заметим попутно, что данные эксперименты однозначно опровергли утверждение креационистов, что якобы в реальности не наблюдается никакого появления новых видов – утверждение, которое и до сих пор порой фигурирует в их публикациях, направленных как против Дарвина, так и против других эволюционистов. Аналогичные же эксперименты американских исследователей с дрозофилами поставили окончательную точку в этом споре – новые виды действительно образуются. Образование новых видов – уже не теоретическое умозаключение или предположение, а реальный факт!..

Но вернемся к опытам Шапошникова.

В ходе этих опытов выяснилось, во-первых, что приспособление тли к новому «хозяину» происходило вовсе не постепенно, а отчетливо скачкообразно. Во-вторых, на это потребовалось весьма немного времени – всего порядка десятка поколений и в сроки, измеряемые месяцами. То есть видообразование происходило фактически «мгновенно» (по дарвиновским меркам). И в-третьих, приспособление шло сразу по массе выживавших особей, а вовсе не у одной, то есть имела место ярко выраженная «скоординированность» эволюционных изменений в экспериментальной «популяции». Все это в корне противоречит основным представлениям Дарвина. Равно как им противоречит и то, что в ходе этих экспериментов отчетливо проявилось наследование приобретенных признаков (то, о чем писал еще Ламарк).

Замечу, что косвенно опыты Шапошникова подтверждают и важную роль катастроф для видообразования – ведь при катастрофах вполне может происходить исчезновение привычной кормовой базы, и пересадка тли на новых «хозяев» в опытах фактически моделировала данные последствия катастроф.

Как видим, основная масса базовых положений теории Дарвина не выдерживает не только критики со стороны логики, но и (что гораздо более важно) проверки эмпирическими данными. В таких условиях учение, возведенное, увы, в ранг господствующей доктрины, перестает описывать реальность, все дальше уводя от нее своих последователей. Закономерный результат такого отрыва теории от реальности, на мой взгляд, очень хорошо отражает следующая мысль Ю.Чайковского, две части которой я только поменяю местами:

«Дарвинизм, будучи единственным преподаваемым учением, донельзя суживает кругозор исследователей… Итог узости кругозора нам уже виден – публика ныне возвращается к идее творения» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Ситуация очень сильно начинает напоминать состояние в середине XIX века – общество вновь готово шарахнуться из одной крайности в другую, только теперь в обратном направлении. Однако стоит ли вновь наступать на те же грабли?..

Заметим, что, во-первых, ошибочность Дарвина даже в самых базовых положениях его теории эволюции еще не означает ошибочность самой идеи эволюции. Во-вторых, имелось и имеется масса других теорий эволюции. И в-третьих, опыты Шапошникова (как и другой весьма многочисленный эмпирический материал) не опровергают эволюцию, а подтверждают ее.

И если мы хотим описывать и объяснять реальность, а не витать в собственных фантазиях или сугубо теоретических построениях, то надо прежде всего опираться на эмпирический материал. И уже после этого строить такую теорию, которая объясняет данный эмпирический материал, а не загоняет его в прокрустово ложе какой-либо доктрины. А уж куда выведет нас логика этой теории – к творению или к сугубо естественным процессам и причинам – может стать понятным лишь в самом конце. И вовсе не обязательно, что выбор в финале сведется лишь к двум упомянутым крайностям.

Чтобы наглядно показать, что возможны на самом деле самые разные варианты, мы на время отойдем от центральной темы книги и ненадолго окунемся в другую сферу – в геологию. Хотя это и не потребует от нас отрываться полностью от анализируемой темы, поскольку мы обратимся к довольно частной геологической проблеме, которая уже упоминалась ранее и которая все-таки имеет некоторое косвенное отношение к вопросам эволюции – к проблеме Всемирного Потопа.

Вместе с водой выплеснули и ребенка

Началом геологии как науки считается рубеж XVIII-XIX веков. Это начало связывается с появлением и утверждением в научном мире тезиса о том, что можно разделять слои земной коры по возрасту на основании сохранившихся в них остатков древней фауны и флоры, то есть остатков животного и растительного мира.

В среде геологов в это время доминировали представления, построенные на библейских текстах, согласно которым история Земли не только не достигала хотя бы десятка тысяч лет, но и имела всего два периода, границей между которыми служил Всемирный Потоп. Считалось, что именно Потоп определяет все особенности современной поверхности Земли.

Хотя уже тогда наличие отнюдь не двух, а множества слоев различных пород, с которыми приходилось иметь дело геологам, не очень-то вписывалось в подобную базовую концепцию и порождало в ней сомнения. Эти сомнения еще больше усилились при обнаружении связи геологических слоев с ископаемыми останками в них. Одного-единственного Потопа явно не хватало, чтобы объяснить накопившиеся факты, и появилась теория множества катастроф (так называемый «катастрофизм»), автором и основным «двигателем» которой выступал Жорж Леопольд Кювье, полагавший, что поверхность Земли периодически подвергается катастрофам, уничтожающим все живущее на ней, после чего новый акт творения создает новые формы – хоть в целом и по типу старых, но все-таки от них отличающиеся. Главной же среди этих катастроф (и последней по времени из них) Кювье продолжал считать Всемирный Потоп.

Принципиально иной подход был предложен сторонниками эволюционного взгляда на геологию. Вот как это описано, например, в одном из учебников, рекомендованных «Министерством общего и профессионального образования Российской Федерации в качестве учебника для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению и специальности «геология»»:

«Французский естествоиспытатель Ж.Ламарк создал учение об эволюции органического мира и впервые провозгласил ее всеобщим законом живой природы. Английский геолог Ч.Лайель в своем труде «Основы геологии» доказывал, что крупные изменения на Земле происходили не в результате разрушительных катастроф, а вследствие медленных, длительных геологических процессов. Познание истории Земли Ч.Лайель предлагает начинать с изучения современных геологических процессов, считая, что они являются «ключом к познанию геологических процессов прошлого». Это положение Ч.Лайеля получило впоследствии название принципа актуализма. Появление трудов Ч.Дарвина оказало большую поддержку учению эволюционистов, так как в них доказывалось, что органический мир преобразуется путем медленных эволюционных изменений» (В.Е.Хаин, Н.В.Короновский, Н.А.Ясаманов, «Историческая геология»).

Однако в действительности дело обстояло не совсем так, и в приведенной цитате описана всего лишь половина правды. Вторая же половина правды позволяет взглянуть на ситуацию несколько с иной стороны.

В других книжках довольно легко можно найти информацию о том, что два Чарльза – Лайель и Дарвин – были близкими друзьями, и еще неизвестно, чья теория оказала на другую большее влияние. Точнее было бы говорить о том, что обе они развивались параллельно, помогая друг другу «вставать на ноги». Одному Чарльзу (Дарвину) был необходим длительный и постепенный ход геологических процессов, поскольку в этом нуждалась его теория эволюции. Другому Чарльзу (Лайелю) очень кстати пришлась длительная эволюция, чтобы «подкрепить» ею свою теорию столь же длительного и постепенного формирования геологических слоев, обходящуюся без каких-либо катастроф. Вот так, подпирая друг друга плечами, они и добивались продвижения своих двух теорий.

Если же придерживаться строгой терминологии, то Дарвин (в отличие от утверждения авторов упомянутого выше учебника) вовсе ничего не доказал. Он всего лишь высказал одну из возможных версий объяснения имевшихся фактов, то есть выдвинул теорию. Точно также ничего не доказал и Лайель. Но две теории помогали друг другу, создавая иллюзию «подкрепления и доказательства» друг друга и формируя единую картину медленной и постепенной эволюции – как в биологии, так и в геологии.

Проблемы с доказательной базой, естественно, оппоненты не могли не заметить. Поэтому критике долгое время подвергались не только «еретические» взгляды Дарвина, но и столь же «еретическая» теория Лайеля, хотя количество их приверженцев все-таки постепенно росло. Результат нам известен – в биологии победила теория Дарвина, а в геологии – теория Лайеля. Лайель же, как уже упоминалось ранее, категорически отрицал возможность каких-либо катастроф.

«Необходимо отбросить все теории, включающие в себя представление о сильных внезапных катастрофах» (Ч.Лайель, «Принципы геологии»).

Победа теории двух Чарльзов в своем изначальном, «экстремистском» варианте как бы автоматически «давала ответ» и на вопрос, стоявший еще в самом начале формирования геологии как науки, – был или не был Всемирный Потоп. Раз победила «теория без катастроф», то и Всемирного Потопа не было, поскольку Потоп – тоже катастрофа.

Ныне, правда, чаще всего геологи стараются обходить столь ненаучный прием, предпочитая либо просто отмалчиваться, либо ссылаться на знаменитую бритву Оккама, – дескать, раз «удается» объяснить особенности геологического строения земной коры и залегания различных слоев без какого-либо Всемирного Потопа, то и Потопа как такового не было.

Но в том-то и проблема, что в действительности удается объяснить отнюдь не все имеющиеся особенности. Равно как и далеко не все связанные с этим палеонтологические находки. Причем, как ни парадоксально, многие из этих находок были известны уже в самом начале спора двух глобальных геологических концепций. Впрочем, это естественно – ведь не на одни же только библейские тексты опирались сторонники реальности Потопа в спорах с эволюционистами…

«Ведущим «дилювиалистом» (ученым, изучающим Потоп), был бесспорно, Уильям Баклэнд (1784-1856), который в 1813 году получил место преподавателя минералогии в Оксфордском университете и там же, в 1818 году, стал преподавателем геологии… В своей речи при вступлении в должность преподавателя геологии Баклэнд пытался показать, что геологические факты согласуются со сведениями о сотворении мира и Потопе, записанными в книгах Моисея… За публикацию своего magnum opus (основного труда), озаглавленного «Следы Потопа», Баклэнд удостоился высоких похвал со стороны критиков… Баклэнд был хорошо знаком с геологической литературой и, используя сообщения о находках костей ископаемых животных на больших высотах в Андах и Гималаях, пришел к заключению, что Потоп не ограничивался территорией низменностей; толща воды была достаточно велика, чтобы закрыть высокие горные хребты. Им был собран обширный и разнообразный материал в подтверждение Всемирного Потопа. В качестве доказательства рассматривались: теснины и ущелья, прорезающие горные массивы; останцы и столовые горы; колоссальные скопления щебня; валуны, рассеянные на холмах и по склонам гор, куда никак не могли занести их реки. Эти явления, казалось, невозможно было связать с действием современных, недостаточно мощных факторов эрозии и переноса осадков. Поэтому Баклэнд придерживался представлений сэра Джеймса Холла о некоем грандиозном потоке или водяном вале вроде гигантской приливной волны» (Э.Хэллем, «Великие геологические споры»).

Заметим, что в период борьбы двух подходов, в период противостояния двух теорий труд Баклэнда с попыткой доказать реальность Потопа удостаивается похвал со стороны не только приверженцев его позиции, но и со стороны критиков!.. Значит, доказательная база им была собрана действительно очень серьезная!..

Однако целый ряд особенностей рельефа в некоторых регионах и характер залегания геологических слоев абсолютно не соответствовал библейскому варианту Потопа. Эти особенности просто физически не могли образоваться в условиях полного затопления суши водой по сценарию Ветхого Завета. Чем и воспользовались сторонники теории двух Чарльзов.

Было подмечено, что многие из таких геологических особенностей поразительно напоминают последствия воздействия ледников в горных районах. Языки ледников, увеличивающиеся зимой и уменьшающиеся в летний сезон, оставляли после себя довольно характерные следы, на которые и обратили внимание ученые. Была лишь одна серьезная проблема – такие следы имелись на весьма обширных территориях там, где в обозримом прошлом был теплый климат, и где не было никаких условий для формирования ледников.

Эта проблема была устранена с помощью версии, что ранее климатические условия на планете были совсем иными – гораздо более холодными. Настолько, что ледниковый панцирь покрывал обширные территории в Европе и Северной Америке. Так появилась теория «Ледникового периода», которая (на первый взгляд) сняла основную массу противоречий в объяснении имевшихся геологических фактов.

Будучи на тот момент единственной альтернативой библейскому варианту Всемирного Потопа, вместе с победой теории двух Чарльзов теория «Ледникового периода» автоматически также получила признание. Впрочем, это вполне естественно, поскольку она, по сути, представляет лишь весьма частный случай (если не частное следствие) победившей теории Лайеля. И сейчас теория «Ледникового периода» занимает господствующее положение.

С концом «Ледникового периода» (в XI тысячелетии до нашей эры по принятой геохронологической шкале) ныне соотносят не только сильное изменение климата, приведшее в итоге к современным условиям, но и массовое вымирание животных, что обычно соотносят с рубежом между эпохами. Климатические же изменения большинство ученых связывает с быстрым таянием ледников на обширных территориях и повышением уровня Мирового океана.

Сам же термин «Ледниковый период» настолько глубоко вошел в нашу жизнь, что (благодаря широко известным мультфильмам и телепрограммам под этим названием) вряд ли найдешь человека, кто не был бы с ним знаком. И мало кто задумывается о том, что на самом-то деле… «Ледникового периода» просто не было!.. По крайней мере не было именно в том виде, в каком его привыкли воспринимать – как период некоего глобального похолодания на планете, которое сменилось резким глобальным же потеплением.

Дело в том, что характер ископаемых останков и геологических отложений, соотносимых с данным периодом времени, в целом ряде регионов совершенно не соответствует плавному изменению уровня Мирового океана, который должен был происходить при постепенном таянии льдов в конце «Ледникового периода». Наблюдаемые факты гораздо больше напоминают результат воздействия мощного водного потока, весьма скоротечного по времени и сопоставимого именно с катаклизмом, а не с постепенным изменением погодных условий.

Любопытно, что это несоответствие было подмечено уже тогда, когда теория «Ледникового периода» еще только зарождалась и делала свои первые шаги – в первой половине XIX века. К этому моменту уже было известно, например, о палеонтологических находках в Сибири и на Аляске, которые явно указывают именно на катастрофический ход событий.

«Мамонты и бизоны были разорваны на части и скручены так, будто в ярости действовали какие-то космические руки богов. В одном месте… обнаружили переднюю ногу и плечо мамонта; на почерневших костях все еще держались остатки мягких тканей, примыкающие к позвоночнику вместе с сухожилиями и связками, причем хитиновая оболочка бивней не была повреждена. Не обнаружено и следов расчленения туш ножом или другим орудием (как было бы в случае причастности охотников к расчленению). Животных просто разорвало и разбросало по местности, как изделия из плетеной соломки, хотя некоторые из них весили по несколько тонн. Со скоплениями костей перемешаны деревья, тоже разодранные, скрученные и перепутанные; все это покрыто мелкозернистым плывуном, впоследствии намертво замороженным» (Г.Хэнкок, «Следы богов»).

Причем гибель этих животных и замерзание их останков произошли настолько быстро, что еще в XIX веке мясо мамонтов фигурировало в ресторанных меню…

Но самое главное – эти находки дают свидетельства того, что климат в этих регионах был вовсе не холодней (как должно быть, если исходить из теории «Ледникового периода»), а наоборот – гораздо теплей, чем сейчас.

«В северных странах эти события оставили вмерзшие в лед туши огромных четвероногих, сохранившиеся до наших дней вместе с кожей, шерстью и мясом. Если бы они не были заморожены тут же в момент гибели, разложение разрушило бы их тела. Но с другой стороны, такой постоянный холод не мог быть до этого свойствен тем местам, где мы находим вмерзших в лед животных: они не могли жить при подобной температуре. Животные погибли, значит, в тот самый момент, когда оледенение нагрянуло на области их обитания» (Cuvier G. (1825). Discours (3rd edn.), vol. 1, pp.8-9).

Дата публикации работы, из которой взята последняя цитата, – 1825 год – весьма показательна. Еще нет теории эволюции Дарвина, еще нет теории Лайеля, еще нет их частного случая – теории «Ледникового периода», а уже известны факты, которые указывают не только на внезапную гибель животных (что соответствует катастрофе), но и на существенно более теплый, а вовсе не холодный климат в месте обнаружения находок. Более того, факты, указывающие на то, что в момент окончания «Ледникового периода» в этих регионах имело место вовсе не потепление, а наоборот – резкое похолодание!..

Однако во имя торжества теории двух Чарльзов об этих данных просто предпочли (да и до сих пор предпочитают) не вспоминать. «Неудобные» факты были отвергнуты в угоду теории и ее частным случаям!..

Вместе с «потопной» водой выплеснули и ребенка…

Потопная катастрофа

Проблема в том, что находки в Сибири и на Аляске не просто не вписываются в теорию «Ледникового периода», они ставят на ней крест!.. Ведь для того, чтобы в этих регионах могли обитать мамонты, олени и другие животные умеренного климатического пояса, температура тут должна была быть не ниже (как это следует из теории «Ледникового периода»), а выше современной!.. А если температура на Земле была настолько низкой (как гласит теория «Ледникового периода»), что Европу покрывали мощные ледники, то в Сибири и на Аляске, расположенных ныне заметно севернее, должно было быть еще холодней. Следовательно, ледники должны были быть тут такими, что ни о каких животных вообще не могло быть и речи!..

Можно было бы посчитать это «досадным недоразумением» (что собственно и было сделано в ходе продвижения теории «Ледникового периода»), однако аналогичные факты продолжали накапливаться.

Были обнаружены, например, свидетельства того, что в конце так называемого «Ледникового периода» заметно похолодало не только в Сибири и на Аляске, но и в южной части Южной Америки, чего также не должно было быть. Ведь если бы общий температурный фон планеты увеличился, то и в Южной Америке следовало бы ожидать потепления, а вовсе не похолодания.

В последнее время получены также данные о том, что не все так просто и с ледниками в Антарктиде. Обычно указывается, что их возраст составляет как минимум сотни тысяч, а то и миллионы лет. Но проблема в том, что вывод этот делается на основании анализа отдельных проб в ограниченных регионах (там, где ледниковый панцирь толще), а распространяется он почему-то сразу на весь материк. Между тем исследования в некоторых прибрежных районах указывают на то, что далеко не все ледники Антарктиды имеют столь почтенный возраст. И климат в некоторых частях этого материка был ранее настолько более теплым, что тут даже текли реки!.. И было это как раз во время «Ледникового периода»!..

Это уже не мелкие досадные «нестыковки». Из теории выпадают огромные территории в самых разных регионах планеты. А раз так, то от «Ледникового периода» надо отказываться. Когда факты противоречат теории, выбрасывать надо теорию, а не факты.

Но что же взамен?.. Неужели возвращаться к Всемирному Потопу и вмешательству сверхъестественного «Бога»?.. Креационисты так и делают. Однако возможен совсем иной вариант!..

Описание Всемирного Потопа нам известно прежде всего из текстов Ветхого Завета. Между тем мало кто из исследователей ныне сомневается в том, что данный сюжет имеет истоки в древнейших легендах и преданиях Междуречья. Встречается он и в мифологии других, самых разных регионов планеты. Только описания событий там уже не совпадают «до буквы» с Ветхим Заветом и порой даже довольно сильно с ним различаются. В древних легендах и преданиях имеются упоминания не только сильных дождей («воды с небес»), но и цунами, извержений вулканов, землетрясений, резкого похолодания и других катаклизмов. И оказывается, что эти события вполне подтверждаются как геологическими, так и палеонтологическими фактами. Планета действительно пережила катастрофу глобального характера!..

Показательно, что вполне реальные геологические, палеонтологические и климатические данные очень хорошо согласуются с информацией, предоставляемой древними легендами и преданиями. Но показательно также и то, что суммарная картина произошедших событий оказывается весьма далекой от ветхозаветного Всемирного Потопа (по этой причине я использую несколько иное название – «Потопная катастрофа»).

Разнонаправленные климатические изменения – глобальное потепление в одних регионах и глобальное похолодание в других – удается логично объяснить только в рамках предположения, что в это время по неким причинам произошел сдвиг полюсов планеты (на пару-тройку тысяч километров). Этот сдвиг и послужил причиной таяния ледников в Европе и в восточной части Северной Америки, окончательного замерзания Антарктиды, похолодания в Сибири, на Аляске и на юге Южной Америки. Суммарная картинка здесь оказывается столь же удаленной и от теории «Ледникового периода».

В целом получается ни то и ни то, а нечто третье – как бы «промежуточное» между двумя крайними «экстремистскими» вариантами…

Но если в описании событий удается найти «промежуточный» вариант между теорией Лайеля и креационистами, то может ли быть аналогичный «промежуточный» вариант в причинах этих событий?.. Простая логика подсказывает, что не может – тут либо сугубо естественные причины, либо вмешательство сверхъестественной силы. Одно исключает другое.

Хотя древние шумерские легенды и предания дают третий вариант – в мифологии шумеров имеются некие «боги» (которым порой приписываются сверхъестественные возможности), но эти «боги» не только не имели никакого отношения к причинам «Потопной катастрофы», но и не могли ее предотвратить. Неужели еще какая-то третья «сверхсила»?..

К счастью, в данном случае удается обойтись без нее и найти вполне естественные причины событий. Из всех возможных (с позиций физики) причин, на мой взгляд, наиболее полно и корректно произошедшие события объясняются падением крупного метеорита, который вызвал поворот земной коры и массу других последствий – от мощной ударной волны в коре Земли до цунами, землетрясений и вулканической активности. В этом случае удается даже определить место падения этого метеорита (регион современного Филиппинского моря), которое также подтверждается геологическими данными…

Более подробно анализ «Потопной катастрофы» и ее причин (а также других ошибок Лайеля) приводится в моей книге «Сенсационная история Земли», имеющейся в интернете и опубликованной в бумажном варианте издательством «Вече». Так что интересующихся данными вопросами я могу переадресовать к указанной книге и далее в них не углубляться.

Здесь же важно было показать, что далеко не все возможные решения исчерпываются лишь двумя крайними вариантами. И если подобное оказывается справедливым для геологии, то не может ли быть это справедливым и для биологии?..

Вернемся от Чарльза Лайеля к Чарльзу Дарвину…

Другие теории эволюции

Одна из излюбленных тем креационистов – отсутствие переходных форм от одного вида к другому.

Согласно представлениям Дарвина о медленных и постепенных изменениях, таких переходных форм должно быть не просто много, а очень много. Соответственно много должно быть и ископаемых останков – в том числе и переходных форм от обезьяноподобного предка к человеку. Однако таких переходных форм, по утверждениям креационистов, просто нет, что якобы «свидетельствует» в пользу творения.

Сторонники же Дарвина в ответ на это приводили несколько примеров медленной и постепенной эволюции.

«Наиболее известный и важный из них – эволюция североамериканских предков лошади (пример, который Любищев, вслед за Соболевым, называл «парадной лошадью дарвинизма»). С начала кайнозойской эры известен отряд Condylarthra, предковый и для копытных, и для грызунов, и даже китов. От него до нынешней лошади выстраивается ряд, местами весьма детальный» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Критики дарвиновской теории на это возражали, что подобные примеры носят лишь единичный характер. В подавляющем же большинстве (до 95%) случаев такие эволюционные линии установить не удается. Более того – палеонтологическая картина указывает на то, что новые виды появлялись как будто сразу, скачком. Причем это прослеживается даже в тех геологических слоях, которые отлично сохранились.

Дарвин, как уже говорилось ранее, списывал все это на «неполноту палеонтологической и геологической летописей» и считал, что из-за этой «неполноты» изменения лишь кажутся нам мгновенными, а в действительности они были весьма продолжительными по длительности. Поэтому он надеялся, что дальнейшие находки закроют брешь и по переходным видам. Однако количество палеонтологических находок росло, а скачкообразность все равно оставалась…

Между тем еще в 1859 году – в год выхода дарвиновского «Происхождения видов» – швейцарский палеоботаник Освальд Геер опубликовал так называемую «теорию перечеканки», согласно которой современная флора произошла из флоры предыдущего третичного периода 2 миллиона лет назад практически сразу, после долгого времени постоянства третичной флоры (длительность третичного периода – около 60 миллионов лет). Дарвин знал о теории Геера, но отвергал ее, поскольку она противоречила его собственной теории медленных изменений.

Через сто лет после Гера опыты Шапошникова со всей ясностью показали, что Дарвин ошибался – скачкообразность появления новых видов действительно имеет место. И не только для растений, но и для животных.

И в 1972 году американские палеонтологи Стивен Гулд и Нильс Элдридж предложили теорию «прерывистого равновесия» (для которой ныне встречаются также названия «пунктуализм» и «теория квантовой эволюции»). Суть ее сводится к тому, что эволюция идет вовсе не по пути непрерывных медленных и постепенных изменений (соответствующие взгляды носят название «филетический градуализм»). Вместо этого в истории живых форм имеет место чередование длительных периодов стазиса (неизменности), когда новые виды практически не образуются, с короткими периодами очень быстрого видообразования (периодами гнозиса). По сути, Гулд и Эдридж предложили своеобразное расширение и обобщение «теории перечеканки» Геера.

Теория «прерывистого равновесия» лишила аргументы креационистов самой своей основы. Во-первых, в рамках этой теории из-за скоротечности периодов видообразования переходных видов получается очень мало – соответственно должно быть мало и палеонтологических останков таких видов, и их трудно обнаружить. А во-вторых, согласно представлениям Гулда, каждая из переходных форм является вполне жизнеспособным организмом, а вовсе не «просто стадией» изменения какого-то вида. Говоря другими словами, видообразование и эволюция идут скачками, и «переходных форм» по сути нет вовсе.

Мнения теоретиков эволюции по поводу теории «прерывистого равновесия» разделились. Одни из них подчеркивали ее новизну, утверждая, что положение о длительных периодах стазиса стало неожиданным открытием для большинства теоретиков эволюции, и что оно сильно повлияло на современную палеонтологию и биологию. Другие же утверждали, что хотя эта теория представляет несомненный интерес, она всего лишь модифицирует теорию Дарвина в полном соответствии с тем, что было известно и ранее. И ныне многие считают ее «развитием дарвинизма».

На мой же взгляд, главная содержательная часть теории «прерывистого равновесия» в корне отличается от основных положений теории Дарвина. По сути, общее между ними – только происхождение одних видов от других, более ранних. Поэтому теория «прерывистого равновесия» является развитием вовсе не дарвинизма, а теории эволюции вообще.

Справедливости ради стоит отметить один момент. Сам Гулд утверждал, что естественный отбор на уровне видов играет существенную роль в эволюции (хотя в своих работах он уделял естественному отбору мало внимания). Однако если более строго придерживаться значения соответствующих терминов, и учесть, что естественный отбор носит консервативный характер, не закрепляя отклонения, а стирая их (см. ранее), то получится, что отбор играет важную роль вовсе не в эволюции (то есть в развитии и появлении новых видов), а в формировании периодов стазиса – периодов, когда новых видов как раз не образуется.

Об этом консервативном характере естественного отбора, как указывалось ранее, писал Берг, выдвинувший еще за полстолетия до теории «прерывистого равновесия» свой взгляд на эволюцию – теорию номогенеза. В теории номогенеза – как и в теории «прерывистого равновесия» – речь также идет о скачкообразном характере эволюции.

«Преобразование одних форм в другие происходит периодически, как бы скачками: известный промежуток времени вид находится в состоянии покоя, а затем вдруг наступает процесс образования нового. На этом явлении и основывается разделение геологической истории на века, эпохи, периоды, эры и пр.» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

В противовес Дарвину, Берг полагал, что борьба за существование и естественный отбор (которые у Дарвина являются главными двигателями эволюционного процесса) не являются факторами прогресса, а наоборот лишь сохраняют некую «норму». Эволюция же идет вовсе не на основе случайных и потому совершенно разнонаправленных изменений, а на основе некоторых закономерностей.

«Дарвин тоже принимал, что каждое из тех случайных изменений, с какими он имел дело, «подчиняется закону», но он упустил из виду, что от единичных случайностей никакого закономерного результата получиться не может, что отдельные случайности… имеют тенденцию компенсировать друг друга, что даже бесконечное количество случайностей дают в среднем некий средний уровень, некую норму, для изменения коей нужна закономерно (т. е. в определенном направлении) действующая причина…» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Эти закономерности обуславливают то, что эволюционные изменения происходят не у отдельных представителей вида, а захватывают сразу громадные массы особей на обширной территории, действуя как бы «согласованно».

«В каждой области, отличающейся своей географической обстановкой, или, как говорят, в каждом географическом ландшафте такой вид образует свою географическую форму, или подвид (subspecies), в общей массе отличающийся от материнского вида, но вместе с тем связанный с ним переходами. Так, европейская ель (Picea excelsa) образует на севере России и в Сибири подвид Picea excelsa obovata. Конечно, образование этого подвида произошло не так, чтобы сначала где-то получился один экземпляр его, а затем он завоевал бы всю Сибирь. Нет! Под воздействием сибирского ландшафта все ели в Сибири превратились в форму obovata.

… подобным же образом происходит видоизменение форм во времени, именно при переходе из одного геологического горизонта в другой. При этом, изменению подвергаются не отдельные особи, а весь или почти весь наличный состав» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Здесь легко прослеживается причина видоизменения. По сути, она везде одна и та же – это изменение условий внешней среды. Только при «географическом преобразовании» живые объекты оказываются в другой, непривычной для них среде в ходе какой-либо миграции, а при «временном преобразовании» в силу тех или иных причин меняется сама среда в данной местности.

И на мой взгляд, ничего «удивительного» или «божественного» (т.е. сверхъестественного) в одновременном и массовом характере эволюционных изменений нет – на то они и живые системы, что способны гибко реагировать на изменения условий внешней среды. Этот механизм уже у них отработан в ходе эволюции. Дерево ведь распускает листья, ориентируясь не на календарь, а на температуру и влажность воздуха и почвы. Животное меняет активность в зависимости от дня и ночи и т.д. и т.п. Соответственно, при таких изменениях внешней среды, которые превышают некие пределы и носят систематический характер, живые организмы включают приспособительный механизм, приводящий к изменениям, которые в свою очередь могут привести и к образованию новых видов.

Фактически получается развитие идей не Дарвина, а Ламарка…

Отдельное внимание Берг уделил такому явлению, которое носит название «предварение признаков». Это появление таких отдельных органов или их зачатков, для которых в эволюции «еще не наступило время». Явление предварения признаков широко распространено как в животном, так и в растительном мире.

«У всех представителей хвойниковых мы наблюдаем ряд признаков, которые свойственны покрытосемянным, т. е. более высоко организованным растениям. Между тем, покрытосемянные вовсе не произошли от хвойниковых. Почти все голосемянные, а также низшие покрытосемянные обладают раздельнополыми цветами; двуполость у покрытосемянных есть признак более высокой организации. И вот мы видим, что у своеобразной южноафриканской вельвичии, относящейся к хвойниковым, в мужских цветках наряду с шестью тычинками появляется зачаточная семяпочка. Эта семяпочка бесплодна, но тем не менее снабжена рыльцем; физиологически она не функционирует, морфологически же цветки этого своеобразного растения двуполые. Какое значение имеет этот зачаток пестика, не приносящий никакой пользы растению? Будь это наследие предков, дело было бы понятно. Но здесь пред нами «рудимент» органа, который начнет функционировать лишь в двуполом цветке покрытосемянных…» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Есть и более впечатляющие примеры. Так несколько десятков лет назад палеонтологи объявили о находке ископаемых останков существа, которое имело четыре достаточно развитые конечности, но обитало на нашей планете задолго до момента выхода животных на сушу. Просто оно жило на мелководье и пользовалось конечностями для того, чтобы ходить по дну. Какой-либо дальнейшей эволюции именно этих существ не прослеживается, и вовсе не их потомки, по мнению палеонтологов, вышли на сушу. Так что в данном случае имело место как раз то самое предварение признаков, которое использовалось этим видом живых существ «по обстановке».

«Было бы неправильно в «повторении» или «предварении»… видеть какое-либо мистическое начало. Нет, указанные явления есть лишь выражения того, что развитие организмов идет по законам… Во всяком случае явлению предварения признаков принадлежит в эволюции весьма заметная роль, и мы можем утверждать, что эволюция в значительной степени основана на развертывании уже имеющихся налицо задатков» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Следствием наличия закономерностей в эволюционном процессе, по мнению Берга, реальностью является и некоторая степень предсказуемости, возможность прогнозирования общих направлений эволюции.

Его же дочь Раиса Львовна Берг, анализируя проблему случайности и закономерности в эволюции, пришла к заключению, что «эволюция совершается по разрешенным путям».

Некоторые сторонники «божественного творения» склонны видеть в этих явлениях «подтверждение» того, что якобы «все сразу создал Бог или Божественный Разум», который изначально и заложил в исходные формы все задатки будущих видов. Такая позиция является некоей странной «смесью» теорий эволюции и творения.

Берг же не указывает природу закономерностей эволюционного процесса, фактически оставляя выбор между естественными и сверхъестественными их причинами на долю будущих поколений исследователей. Зато он указывает на вероятностный характер этих законов – в отличие от законов детерминистических, которые царят в мире неживой природы.

(Детерминистические законы задают однозначное направление процесса. При господстве же вероятностных законов невозможно однозначно предсказать результат, поскольку имеется множество возможных направлений, но зато возможно вычислить вероятность того, что процесс пойдет в каком-то конкретном направлении.)

«Теория Дарвина задается целью объяснить механически происхождение целесообразностей в организмах. Мы же считаем способность к целесообразным реакциям за основное свойство организма. Выяснять происхождение целесообразностей приходится не эволюционному учению, а той дисциплине, которая возьмется рассуждать о происхождении живого…

В мире мертвой материи господствует принцип случайности, т.е. больших чисел. Здесь осуществляются вещи наиболее вероятные. Но какой принцип лежит в основе организма, в котором части подчинены целому, мы не знаем. Равным образом, не знаем мы и того, почему организмы в общем повышаются в своем строении, т.е. прогрессируют. Как этот процесс происходит, мы начинаем понимать, но почему – на это наука может ответить теперь столь же мало, как и в 1790 году, когда Кант высказал свое знаменитое пророчество» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Во время опубликования Бергом своей теории номогенеза физика микромира делала еще только первые шаги на пути своего становления, и о господстве в ней именно вероятностных законов еще мало кто знал…

В 1959 году в Японии вышла публикация, в которой описывалась передача между разными видами бактерий способности сопротивляться антибиотикам. Эта публикация послужила основой для развития еще одного взгляда на эволюцию, который ныне носит название теории горизонтального переноса генов.

Согласно этой теории, горизонтальный перенос генов играл особенно большую роль в эволюции на ранних этапах – чем глубже по времени, тем сильнее – с максимальным преобладанием в эволюции простейших. Однако существует ряд доказательств, что горизонтальным переносом генов были затронуты даже высшие растения и животные. В частности, как считается, ретровирусная часть ДНК человека, занимающая 6-7% всего генома, хранит свидетельства такого горизонтального переноса…

В 1968 году японский биолог и генетик Мотто Кимура сформулировал так называемую теорию нейтральной эволюции. Эта теория не оспаривает решающей роли естественного отбора в развитии жизни на Земле, что сближает ее с дарвинизмом, но утверждает, что подавляющее число мутаций на молекулярном уровне носит нейтральный по отношению к естественному отбору характер. Как следствие, значительная часть изменчивости внутри видов (особенно в малых популяциях) объясняется не действием отбора, а случайным дрейфом мутантных аллелей (различных форм одного и того же гена, расположенных в одинаковых участках хромосом), которые нейтральны или почти нейтральны.

Ныне большинство биологов признает теорию нейтральной эволюции, хотя и не разделяет некоторые категоричные утверждения, первоначально высказанные Кимурой. В частности, он выдвигал постулат о постоянной скорости возникновения мутаций, который не выдержал проверки временем, – в дальнейшем было открыто явление так называемого «взрывного мутагенеза» (запомним этот постулат и его ошибочность – они нам еще пригодятся далее)…

Теория нейтральной эволюции, как и теория горизонтального переноса генов, носят все-таки частный характер, поскольку затрагивают хоть и важные моменты эволюционного процесса, но не меняют принципов дарвиновского подхода. Но были попытки и глобально модифицировать теорию Дарвина (не меняя ее основ) с учетом развития знаний в самых разных областях науки. Такой попыткой являлась, например, так называемая синтетическая теория эволюции (СТЭ), которая возникла в 1930-е годы в результате переосмысления ряда положений классического дарвинизма с позиций генетики начала XX века.

Продолжившееся развитие науки потребовало дальнейшего расширения синтетической теории, поскольку уж она замахнулась на подобное название. И ныне при перечислении ее составных частей упоминаются как описанные выше теории (теория «прерывистого равновесия», номогенез, теория горизонтального переноса генов, теория нейтральной эволюции), так и ряд других, несмотря на то, что некоторые части этих теорий далеко не всегда согласуются между собой. В результате у разных авторов можно встретить различие в положениях, составляющих СТЭ…

Я не буду углубляться в анализ СТЭ и других имеющихся на текущий момент теорий эволюции – все-таки книга посвящена вовсе не им. Здесь было важно показать, что спор между креационистами и сторонниками Дарвина просто устарел и потерял какую-либо актуальность – креационисты давно борются с «ветряными мельницами». Различных теорий эволюции ныне существует много, и читатель вовсе не ограничен выбором только между двумя крайними вариантами – дарвинизмом и творением.

Остановлюсь лишь еще на одном моменте…

Немного философии и физики

Практически все авторы, которые касаются проблемы происхождения живых форм (в том числе и человека), совершенно справедливо сходятся в том, что в конечном счете все неизбежно сводится к вопросам, которыми занимается такая наука, как философия.

«Эволюционные проблемы группируются вокруг трех главных вопросов – «зачем», «как» и «почему», которые исторически задавались именно в такой последовательности. Из тех, кто стоял у истоков эволюционизма XIX века, Ламарк еще принадлежал поколению, задававшему вопрос «зачем»… Ж.Кювье, не считавший себя эволюционистом, тем не менее показал, как могла идти эволюция, если верить показаниям палеонтологической летописи. Ч.Дарвин утвердил в законных правах «почему». И, наконец, А.Р.Уоллес далеко опередил свое время, не считая эти вопросы взаимоисключающими» (В.Красилов «Нерешенные проблемы теории эволюции»).

Как уже указывалось ранее, Ламарк в качестве движущей силы эволюции в живой природе называл некое «стремление к прогрессу», что не нравилось ни Дарвину, ни сторонникам дарвинизма, поскольку данное «стремление к прогрессу» никак не вписывалось в число сугубо материальных факторов. В условиях жесткого противостояния библейским доктринам это было неприемлемым, и естественнонаучная мысль неизбежно склонилась к дарвиновскому естественному отбору, отбросив ламарковское «стремление к прогрессу». Впрочем, при столь ограниченном наборе вариантов иного выбора было сложно ожидать.

Между тем идеи Ламарка получили весьма любопытное, на мой взгляд, развитие в еще одной теории, о которой даже в современных книгах по эволюции авторы практически не упоминают. Речь идет о теории эволюции Тейяра де Шардена.

Пьер Тейяр де Шарден – французский католический философ и теолог. Но он еще и биолог, геолог, палеонтолог, археолог и антрополог. В частности, в 1929 году, участвуя в стратиграфических работах на раскопках в Чжоукоудяне близ Пекина, Тейяр де Шарден вместе с коллегами обнаружил останки синантропа – «пекинского человека». Благодаря этой находке и ее исследованию он получил широкое признание в научных кругах. Еще большую славу ему  принесло открытие (с А.Брейлем) в 1931 году того, что синантроп пользовался примитивными орудиями и огнем.

Основные работы Тейяра де Шардена в теологии и философии были нацелены на переосмысление догматов католической церкви с учетом принятия идей эволюции, отвергнуть свидетельства которой (наблюдаемые им непосредственно в экспедициях) он не мог, хотя и был глубоко верующим человеком. В итоге Шарден создал своего рода синтез католической христианской традиции и современной теории эволюции.

Тейяр де Шарден выделяет три последовательные, качественно различные ступени общей эволюции – «преджизнь» (становление и развитие литосферы), «жизнь» (биосфера) и «феномен человека» (ноосфера). И между прочим, именно он, а вовсе не Вернадский, является автором идеи ноосферы. Но Шарден был теологом, а Вернадский придерживался материалистических взглядов, вот поэтому в нашей стране на щит подняли Вернадского, а про Шардена старались лишний раз не упоминать.

Будучи теологом, весьма далеким от принятия идей материализма, Шарден не боялся включения в движущие природные силы нематериальных факторов и утверждал, что материальной физической (в его терминологии «тангенциальной») энергии, которая убывает по закону энтропии, противоположна духовная («радиальная») энергия, возрастающая по мере развития эволюции. Шарден считал, что духовное начало внутренне присуще всем объектам мироздания, является источником целостности и в скрытом виде присутствует уже в молекулах и атомах. По ходу эволюции сознание постепенно обретает психическую форму в живой материи. В человеке же духовное начало превращается в «самосознание» (в отличие от животных человек «знает, что он знает»).

«…по Тейяру, всякий элемент на эволюционной лестнице – будь то элементарная частица, атом, молекула, клетка, живой организм, человек, общество – характеризуется одновременно наличием некоторой «внутренней сущности» (радиальная энергия) и «внешнего поведения» (тангенциальная энергия). Первое – это мера сложности, непознаваемости (с точки зрения «внешнего наблюдателя»); второе – возможность описать и предсказать дальнейшее поведение, например, с помощью объективно установленных законов, выраженных в математических уравнениях. По мере того как эволюция «взбирается» по лестнице, с каждой новой ее ступенькой уменьшается доля тангенциального (у элементарной частицы «внутренняя сущность» нулевая, и можно сказать, что этот объект полностью определяется поведением по отношению к себе подобным) и одновременно растет «радиальная» составляющая. На уровне больших молекул, клеток перестает «работать» математика, и дальше все большее значение приобретает эфемерный, неподвластный механическому описанию «внутренний мир» объекта. Легко заключить, что на стадии человеческого общества к нулю стремится уже тангенциальная составляющая – «внутреннее» полностью подчиняет себе «внешнее»…» (В.Гаков, Ф.Гиренок, «На пути к ноосфере»).

Любопытно, что эволюционный процесс, согласно Шардену, происходит не постепенно, а скачкообразно – по крайней мере в самые значимые моменты эволюции.

«…от клетки до мыслящего животного так же, как от атома до клетки, непрерывно продолжается все в том же направлении один и тот же процесс (возбуждения, или пси-концентрации). Но в силу этого постоянства действия с точки зрения физики неизбежно некоторые скачки внезапно преобразуют субстрат, подверженный операции. Перерыв непрерывности. Так теоретически определяется и представляется нам механизм возникновения мысли, точно так же как и первого появления жизни» (П.Тейяр де Шарден, «Феномен человека»).

То, чего так боялись материалисты, Шарден все-таки сделал – провозгласил нематериальность природы ламарковского «стремления к прогрессу», лежащего в основе эволюционного процесса. Вот почему среди многочисленных теорий эволюции труды Шардена практически не упоминаются. И уж тем более его труды не упоминаются в числе перспективных эволюционных теорий. Ведь в положениях теории Шардена «сильно попахивает» сверхъестественным творением. Особенно если воспринимать их «в лоб», не задумываясь о глубинном содержании…

Но кто сказал, что нематериальность обязательно связана именно со сверхъестественностью и с неким «божественным творением»?..

Русский язык очень точный. А в нем слова «нематериальный» и «сверхъестественный» вовсе не являются однокоренными. Как не имеют между прочим общих корней слова «духовность» и «сверхъестественность», «духовность» и «религия», «духовность» и «божественность».

Тогда на каком основании практически по умолчанию предполагается между ними однозначная взаимосвязь – порой чуть ли не тождественность?..

При сколь-нибудь внимательном анализе этой проблемы, легко увидеть, что данная «однозначная взаимосвязь» духовности со сверхъестественностью – не более, чем наша субъективная установка, которая не имеет под собой никаких объективных оснований. Корни же этой субъективной установки уходят как раз в период уже упоминавшегося жесткого противостояния естественнонаучной мысли и церковных догматов – в тот период, когда шло активное становление многих современных наук и когда выбор происходил лишь между двумя крайними «экстремистскими» позициями.

В условиях, когда духовность провозглашалась церковниками целиком и полностью связанной с «божественной сущностью», их оппоненты никак не могли допустить включение каких-либо духовных факторов в список естественных причин наблюдаемых процессов. В итоге само существование таких феноменов как дух и душа материалистами просто отрицалось, а духовность и сознание были списаны на некие «свойства» высокоорганизованной материи. Поскольку же в науке в целом победило материалистическое направление, духовные факторы так и остались вне списка естественных и в научных теориях эволюции не рассматривались.

Между тем наше познание мира на месте не останавливается, и ныне уже мало кто возьмется оспаривать самую что ни на есть реальность духовных феноменов – объектов и явлений, лежащих за пределами сугубо материальной сферы. Однако раз есть некая реальность, то ее тоже нужно включать в научную картину мира, а не отмахиваться от нее, списывая на «религиозные предрассудки».

Но для встраивания духовных факторов именно в научную (!), а не религиозную картину мира, нужно их исключение из числа сверхъестественных. Возможно ли это?..

Оказывается, вполне возможно. И такой вариант был предложен итальянским монахом-доминиканцем Джордано Бруно еще аж в XVI веке – почти полтысячи лет назад…

Джордано Бруно полагал, что духовность и материальность – это две разные сущности, которые при этом едины в своем основании.

«…хотя и спускаясь по этой лестнице природы, мы обнаруживаем двойную субстанцию – одну духовную, другую телесную, но в последнем счете и та и другая сводятся к одному бытию и одному корню» (Дж.Бруно, «Диалоги»).

Заметим, что в этом случае духовность и материальность – вовсе не подчиненные друг другу сущности (как полагает подавляющее большинство философов на протяжении как минимум нескольких последних сотен лет). Материя не первична по отношению к духу, равно как и дух не первичен по отношению к материи. То есть в споре материалистов (для которых первична материя, а сознание вторично) с идеалистами (первично сознание, материя же вторична) неправыми оказываются обе спорящие стороны!..

Говоря другими словами, в представлении Джордано Бруно дух и материя – две стороны одной медали. И в их основе (в их глубине) лежит некая субстанция, которая обладает одновременно свойствами как материи, так и духа.

Между прочим, аналогичный прием был использован в философии физики на рубеже XIX-XX веков по отношению к физическим полям. До этого под материей понималось лишь вещество, и открытие физических полей, свойства которых резко отличаются от свойств вещественных объектов, породило серьезный кризис в философии – говорили всерьез даже о «кризисе материализма». Этот кризис был преодолен, когда поле и вещество были признаны двумя формами материи. Именно двумя разными, но едиными в своей основе формами. Вещество не первично по отношению к полю, равно как и полевая субстанция не первична по отношению к вещественным объектам. Это две стороны одной медали…

Теперь применим этот же прием, но уже по отношению к духу и материи. Что это дает?..

Наличие единого корня, единой первоосновы, согласно представлениям современной физики, приводит к тому, что имеются некие единые ЗАКОНЫ, которым подчиняются как материальные, так и духовные объекты. Эти законы имеют ЕСТЕСТВЕННУЮ природу и определяются свойствами той самой субстанции, которая является первоосновой и духа, и материи.

И такие законы действительно обнаруживаются. Так, например, в свойствах даже человеческой психики (относящейся к сугубо духовной сфере) можно выявить действие основных законов механики – законов Ньютона, принципа редукции напряжения, стремление системы к минимуму потенциальной энергии и т.д. и т.п.

Более того. Наличие единой первоосновы приводит к тому, что духовный мир оказывается в определенной степени аналогичным миру материальному – аналогичным, но не тождественным. Для каждого из двух миров есть свои (не единые) законы – однако законы, управляющие материальными объектами, аналогичны законам, управляющим духовными объектами. Опять же – аналогичны, но не тождественны.

(Физики в таких случаях говорят о наличии «симметрии». Симметрия может проявляться, например, даже в общей форме уравнений. Так глубинное единство гравитации и электромагнетизма приводит к почти полному сходству уравнения Ньютона для притяжения двух тех с законом Кулона для заряженных частиц – только в одном случае в уравнении стоят массы тел, а в другом величины зарядов.)

Но есть и серьезное отличие между двумя мирами. Если материальный макромир подчиняется детерминистическим законам, то в духовно-нематериальном мире царят законы вероятностные – как и в материальном микромире…

Полный и подробный анализ того, к чему может привести подобное «примирение духовного с материальным», приводится в моем трактате «Основы физики духа», который выложен в интернете (в печатном виде трактат выходил в издательстве «Вече» под названием «Код мироздания»), и желающие могут с ним ознакомиться.

Здесь же мы остановимся лишь на паре моментов, которые имеют непосредственное отношение к вопросам эволюции.

Момент первый.

Одну из весьма серьезных проблем для всех эволюционных теорий составляло так называемое второе начало термодинамики. Согласно этому началу, энтропия (энергетическая характеристика физической системы) любой замкнутой изолированной системы никак не может уменьшаться – она может только либо возрастать, либо оставаться на прежнем уровне. Эволюция же (в самом широком ее понимании) сопровождается процессами структурирования, усложнения и упорядочения элементов Вселенной, что является процессом негэнтропийным (то есть идущим с уменьшением энтропии). И для такой замкнутой системы, каковой представляется ученым наша Вселенная, данный процесс оказывается запрещенным по второму закону термодинамики.

Это не только давало аргументы креационистам, но и доставляло серьезную головную боль даже безусловным сторонникам теории эволюции.

Обычно негэнтропийные процессы в живой природе объясняются тем, что объекты живой природы являются открытыми, а не замкнутыми системами. Замкнутые же системы (в строгом смысле этого слова) встречаются крайне редко. А в открытых системах негэнтропийные процессы вполне возможны – для их протекания требуется лишь подпитка системы энергией извне. В качестве таких источников энергии для живой природы на Земле принято считать солнечную энергию и энергию химических реакций, протекающих внутри живой системы. Но проблемы для эволюции Вселенной в целом это объяснение все равно не снимает…

Для разрешения данной «энтропийной проблемы» обратимся к теории систем, в рамках которой любой объект может быть представлен в виде системы элементов, обладающей той или иной степенью сложности. Как утверждает теория систем, свойства любой системы определяются тремя факторами – свойствами элементов системы, отношениями между элементами (то есть их взаимодействием) и структурой системы.

Структура любой системы определяет упорядоченность отношений элементов системы, и чем более сложной структурой обладает система, тем больше упорядоченность отношений между элементами. С другой стороны, существует прямая взаимосвязь между упорядоченностью элементов системы и ее энтропией (по сути, энтропия является мерой неупорядоченности системы), а также связь между энтропией и неопределенностью системы – чем выше неупорядоченность системы, тем выше ее неопределенность и тем больше энтропия системы.

Но та же теория систем гласит, что уменьшению неопределенности системы содействует получение системой информации. Таким образом, при получении системой информации уменьшается неопределенность системы, а, следовательно, и ее энтропия. Более того – количество получаемой информации равно величине, на которую при этом уменьшается энтропия. И мы получаем прямую связь между величиной материальной (энтропия) и величиной нематериальной (информация).

Остается сделать всего одно предположение, и все встает на свои места. Оно заключается в следующем: информация привносит в систему энергию (ведь энтропия есть понятие энергетическое), то есть информация обладает неким специфическим видом энергии, который (как и сама информация) является нематериальной. Нематериальной, но вовсе не сверхъестественной – ведь о сверхъестественности чего-либо в теории информации и речи не идет!..

Тогда нарушение эволюцией второго начала термодинамики оказывается не более, чем иллюзией, поскольку возникает из-за выпадения информационной энергии из числа учитываемых факторов. Учет же информационной энергии устраняет все противоречия.

В итоге, включение в анализ нематериальных, но при этом вполне естественных факторов (информация и информационная энергия) позволяет снять проблему второго начала термодинамики для эволюции даже в случае замкнутой Вселенной в целом…

Момент второй.

Как указывалось ранее, единство двух миров – духовного и материального – приводит к их определенному сходству и симметрии законов.

В материальном мире известно четыре фундаментальных взаимодействия (из которых два – гравитационное и электромагнитное – относятся к макромиру, а два остальных – сильное и слабое – работают в микромире). Единство первоосновы двух миров приводит к тому, что в духовно-нематериальном мире должны быть некие аналоги этих фундаментальных взаимодействий.

И такие аналоги действительно обнаруживаются. Так аналогом электромагнитного взаимодействия (которое двунаправлено, то есть вызывает как притяжение, так и отталкивание объектов) оказывается резонансно-диссонансное взаимодействие, которое также вызывает притяжение и отталкивание (только в нематериальном пространстве!) нематериальных объектов. Наличие этого взаимодействия определяет множество уже довольно неплохо изученных нематериальных феноменов – в том числе свойства человеческого сознания и подсознания, закономерности в поведении людей, малых групп и больших сообществ и т.п.

Аналогом же однонаправленного (вызывающего только притяжение) гравитационного взаимодействия в нематериальном мире оказывается структурное взаимодействие, также обуславливающее только притяжение нематериальных объектов друг к другу (притяжение опять-таки в нематериальном пространстве!). Но если гравитационное взаимодействие тем больше, чем больше массы взаимодействующих объектов, и приводит к укрупнению масс, то структурное взаимодействие тем сильнее, чем больше степень сложности структуры объектов (отсюда и название взаимодействия), и приводит к увеличению степени сложности структуры. А это – непосредственно тот процесс, с которым мы неразрывно связываем понятие эволюции.

Действие структурного взаимодействия оказывается в определенной степени схожим с действием гравитационного. И если гравитация отвечает за глобальную эволюцию материальных объектов (например, звезд и планет), то структурное – за эволюцию живого мира. По сути – это две составляющих единого общего процесса эволюции. И если присмотреться повнимательней, то окажется, что гравитационное взаимодействие представляет собой ничто иное, как «тангенциальную энергию» в представлении Тейяра де Шардена, а структурное взаимодействие – шарденовскую «радиальную энергию», лежащую в основе ламарковского «стремления к прогрессу».

При этом оказывается, что прогресс (рассматриваемый как процесс, связанный с усложнением структуры живых систем) является прямым результатом и следствием действия структурного взаимодействия. А «стремление к прогрессу» – всего лишь результат и следствие стремления системы к минимуму потенциальной энергии. Точно также как стремление массивных тел притянуться друг к другу и образовать единое тело является результатом и следствием стремления общей для этих тел системы к минимуму ее потенциальной энергии.

Обычный закон физики и никакой «божественной воли», никакой сверхъестественности…

Из свойств же структурного поля и общих физических законов автоматически (в качестве следствий второго, третьего и т.д. порядка) вытекают такие известные свойства эволюции, как ее ускорение, скачкообразность и направленность в сторону увеличения степени свободы от внешних условий (совсем по Шардену) и прочие. А господство вероятностных законов в этих процессах обуславливает те закономерности, которые легли в основу теории номогенеза Берга (см. ранее). Более того, в рамках данного подхода вполне закономерным и естественным оказывается не только зарождение жизни, но и появление самосознания – то есть появление такого феномена, как человек…

Более подробно об этом можно прочитать в упомянутом выше трактате «Основы физики духа». А здесь нам более важным будет то, что в итоге картина механизма, лежащего в основе общего эволюционного процесса, оказывается куда более соответствующей взглядам Ламарка, а вовсе не Дарвина.

Но что же с происхождением человека?..

Укладывается ли его появление целиком и полностью в эволюционную теорию (уже не по Дарвину, а совсем в другом виде!) или все-таки требует какого-то «божественного» сверхъестественного вмешательства?..

Для начала вернемся опять к Дарвину.

Дарвин о происхождении человека

Как уже указывалось ранее, в «Происхождении видов», который Дарвин считал главным трудом своей жизни, о человеке практически ничего не было сказано. И вот через двенадцать лет после этой работы, в 1871 году, Дарвин выпускает весьма объемный труд под названием «Происхождение человека и половой отбор», содержащий двадцать одну главу.

«Во Введении Дарвин пояснил свой замысел: поскольку идея естественного происхождения видов (но не естественного отбора) уже победила идею независимых творений, однако еще ни разу всерьез не рассмотрена для какого-либо вида, то настало время приложить эту идею к конкретному виду, в качестве которого автор избрал человека.

Это была правда, но не вся правда и даже не главная ее часть. Главная же правда, по-моему, состояла в том, что общество ждало от Дарвина именно теории происхождения человека, а ее, даже при самом либеральном отношении к логике, из идеи естественного отбора вывести не удавалось» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Общество наконец-то дождалось – Дарвин решился прямо высказаться относительно «обезьяньей родословной» человека. Эволюция как таковая и как всеобщий процесс сразу отошла на второй план – по крайней мере для простого читателя.

Что же этому простому читателю предложил Дарвин?..

В первой главе своего труда Дарвин приводит три группы фактов, которые он считал доказательством происхождения человека из некоей низшей формы. Оговоримся сразу – факты эти были выявлены другими исследователями, Дарвин лишь обобщает и анализирует их.

К первой группе относятся гомологичные (то есть сходные) образования у человека и низших животных и огромное число черт сходства между человеком и низшими животными. Это сходство распространяется не только на общий тип строения тела, но и на множество деталей анатомического, физиологического и биологического характера.

Другая группа фактов относится к зародышевому развитию. Дарвин указывает, что зародыш человека особенно сходен с зародышем обезьяны. Кроме того, он отмечает, что человеческий зародыш во многих отношениях сходен с формами некоторых взрослых животных.

Третья группа фактов касается рудиментарных органов. Ей Дарвин уделил гораздо больше внимания, чем первым двум группам вместе взятым. И это не случайно.

Дело в том, что и гомология органов, и сходство зародышевого развития использовались не только сторонниками, но и противниками эволюционного подхода. Противники использовали их в качестве неких «доказательств» единого разумного плана, который якобы был избран божественной волей при создании животных. Таковы были, например, идеи Луи Агассица, который считал проявлением этого разумного плана также и смену палеонтологических форм. Агассиц рассматривал иерархию ныне живущих существ, развитие и смену фаун в истории земли как некую «триаду», отражающую замысел Творца, который таким образом якобы осуществил идею совершенствования.

По мнению Дарвина, рудиментарные органы утратили свое основное значение именно в ходе эволюционного развития, оставшись у человека в качестве бесполезных «излишков». А соответственно, являлись и свидетельством эволюции. Хотя, на мой взгляд, при желании и их можно было бы интерпретировать в качестве «деталей единого плана».

Замечу здесь, что я лично придерживаюсь эволюционных взглядов и склонен рассматривать упомянутые три группы фактов в качестве свидетельств эволюционного процесса. Однако, вставая на позиции беспристрастного стороннего наблюдателя, не могу не признать, что это – лишь свидетельства, но ни в коем случае не доказательства эволюции (как это часто преподносится). Причем свидетельства, которые можно интерпретировать и в качестве проявлений того самого «разумного плана»…

Вторая глава посвящена изложению представлений Дарвина о том, каким образом осуществилось развитие человека из некоторой низшей формы.

Начинает он с приведения фактов, указывающих на то, что ныне живущий человек подвержен множеству изменений и что эта изменчивость, охватывающая все его органы, во многих случаях закрепляется наследственностью. В качестве причин изменчивости у человека Дарвин рассматривает прямое действие условий жизни, влияние усиленного упражнения или неупражнения органов и частей тела. При этом Дарвин приходит к выводу, что причины изменчивости одинаковы у человека и у животных, причем сходные признаки обнаруживают у них аналогичные изменения.

Затем, отдавая дань идеям Мальтуса, Дарвин приводит различные соображения о быстроте размножения у ныне живущего человека и у его «получеловеческих прародителей». Напомним, что заключение Мальтуса о некоей геометрической прогрессии в росте численности популяций, принятое Дарвиным в качестве одной из причин естественного отбора, не прошла проверку временем и эмпирическими данными.

Далее Дарвин рассматривает вопрос о роли естественного отбора в процессе происхождения человека. Значительная часть этого раздела представляет собой попытку опровержению взглядов Уоллеса, который считал невозможным объяснить с помощью теории естественного отбора возникновение и развитие важнейших физических и психических свойств и особенностей человека.

Уоллес полагал, что ни вертикальное положение тела, ни стопа опорного типа, ни большой и сложный по устройству головной мозг, ни органы речи, ни обнаженная от волос кожа не могли появиться в результате естественного отбора, поскольку либо не приносили никакой пользы первобытному человеку (как, например, большой мозг и органы речи) либо причиняли прямой вред (как утрата хватательной функции стопы и потеря волосяного покрова на теле). На основании этого Уоллес приходит к заключению, что развитием человека руководило некое высшее «разумное существо», которое направляло это развитие к специальной цели также, как человек руководит развитием животных и растительных форм в ходе искусственного отбора.

Дарвин же придерживается позиции, что для нашего предка было выгодно перейти к ходьбе на двух ногах, освобождая при этом руки, поскольку соответствующие прямохождению особенности физического строения обеспечивали человеку возможность изготовления орудий, добывания огня, тренировки меткости бросания в цель копий и камней. Развитие размеров и способностей мозга и речи также давало людям определенные преимущества.

По мере того как прародители человека принимали все более и более вертикальное положение, постепенно изменялась форма не только его стопы, но и других частей его тела – расширялся таз, позвоночник приобретал характерные для человека изгибы, голова принимала другое положение (по сравнению с животными). Свободное употребление рук и способность использовать камни и дубину в битвах с врагами вели к уменьшению мощности челюстей и зубов, которые теперь служили главным образом для жевания. Уменьшение челюстей и зубов вело к ослаблению жевательных мышц, что в свою очередь вызывало уменьшение гребней на черепе. Увеличение мозга в свою очередь оказывало дополнительное влияние на форму черепа и придавало ей черты, характерные для человека. Физическая же слабость человека с избытком возмещалась его умственными способностями и общественными наклонностями. Все эти изменения, по мнению Дарвина, происходили в результате борьбы за существование и естественного отбора, причем естественному отбору способствовало усиленное упражнение различных частей тела.

Отметим, что споры об эволюционной выгоде – а следовательно и возможности появления в ходе эволюции – тех или иных упомянутых отличий человека от животных продолжаются до сих пор. Так, скажем, переход к прямохождению, по всей логике естественного отбора, из-за соответствующего изменения положения костей таза, приводящего к сужению родового прохода, должен был привести не к увеличению размеров черепа (с головного мозга), а к их уменьшению. Реально же наблюдаемое увеличение головного мозга у предков человека обеспечивалось за счет дополнительных изменений – подвижности тазовых костей при родах и рождение ребенка с несформированным черепом. Причем эти дополнительные изменения должны были включиться не по одиночке в результате случайных вариаций, а одновременно и скоординировано с изменением положения тела. Каким образом включились эти дополнительные механизмы вместо прямого воздействия, приводящего к уменьшению размеров головного мозга, из теории естественного отбора совершенно не ясно. Аргументы Дарвина тут бессильны…

Любопытна своеобразная позиция Дарвина по вопросу исчезновения у человека волосяного покрова. Он отвергает предположение, что человек стал нагим вследствие воздействия солнца или благодаря тому, что отсутствие волос избавляло его от насекомых. Причину исчезновения волос на теле у человека Дарвин видел в действии полового отбора, считая что мужчины и женщины постепенно лишались волос вследствие предпочтения, которое оказывалось менее волосатым индивидам представителями другого пола.

Данные соображения Дарвина фактически не получили развития и ныне мало известны широкой публике. Спору нет – ныне предпочтение в обществе действительно отдается людям, не имеющим густой растительности на теле (хотя вкусы у всех разные), и женщины тратят немало усилий для поддержания абсолютной гладкости кожи на ногах. Но предположение, что данное предпочтение имеет историю длительностью в сотни тысяч, а то и миллионы лет (как того требует современный взгляд на происхождение человека), мягко говоря, очень сомнительно. Слабость же аргументов Дарвина подчеркивается, скажем, тем фактом, что как раз в интимной зоне у человека при достижении половозрелого возраста появляются волосы – и порой весьма густые…

Третья глава книги «Происхождение человека и половой отбор» посвящена сопоставлению умственных способностей человека и животных. Основная идея Дарвина, представленная в этой главе, состоит в том, что никакого основного, глубокого, качественного различия относительно умственных способностей между человеком и высшими млекопитающими не существует. Дарвин стремится доказать, что у высших млекопитающих можно видеть проявление в зачаточной форме всех чувствований человека, любопытства, подражательности, внимания, памяти, воображения и даже таких способностей, по которым человека обычно противопоставляют животным – разума, способности к употреблению орудий и их усовершенствованию, речи, чувства красоты и тому подобного.

Современные исследования подтверждают эти выводы Дарвина, а способности, выявляемые у некоторых высших животных, порой просто поражают наше воображение. Так, скажем, при изучении жизни стада шимпанзе у них была обнаружена способность к даже такой деятельности, которую у людей мы назвали бы политикой. При этом обезьяны не только демонстрировали «политическое» поведение в текущей сиюминутной ситуации, но и могли действовать так, чтобы добиться роста своего влияния на сородичей в отдаленном будущем!..

Значительное место в третьей главе занимает вопрос о происхождении речи. Дарвин приходит к выводу о происхождении членораздельной речи из подражания и видоизменения различных естественных звуков, голосов других животных, а также и собственных инстинктивных криков человека. Отличие в этом отношении человека от животных, по Дарвину, состоит только в том, что человек обладает бесконечно большей способностью ассоциировать в своем уме самые разнообразные звуки и представления. Этим он обязан, конечно, высокому развитию своих умственных способностей.

Дарвин далее проводит аналогию между образованием различных языков и происхождением видов у растений и животных…

Четвертая глава посвящена общественным наклонностям человека и его нравственным чувствам. Главный вывод Дарвина заключается в том, что первое основание нравственного склада человека – в его общественных инстинктах. Огромное влияние этих общественных инстинктов у человека, их способность победить чувство голода или самосохранения объясняются тем, что общественные инстинкты гораздо более постоянны, чем все другие и, кроме того, поощряются обществом.

И как показали более поздние исследования, зачатки нравственного поведения закладываются в животном мире еще задолго до появления человека.

«В многочисленных сообществах животных действуют законы, которые мы с полным правом можем назвать зачатками нравственности: в стаде животные, как правило не причиняют друг другу вреда, наоборот, часто помогают собратьям – вместе защищаются, вместе добывают пищу, в их группах царит строгий порядок, сложная иерархия. Следовательно, основные нравственные законы инстинктивны! Никого не удивляет присущий каждому животному инстинкт индивидуального самосохранения, никого не удивляет и инстинкт продолжения рода – всем понятно, что они изначально присущи всему живому. Но инстинктивную нравственность – стремление не причинять друг другу вреда, следует назвать инстинктом коллективного самосохранения – без такого инстинкта стадные животные просто погибли бы. Можно предположить, что инстинкт коллективного самосохранения, запрещающий убивать сородичей, заставляющий подражать старшим, человек унаследовал в полной мере от своих животных предков» (М.Чулаки, «Вечное беспокойство духа»).

В пятой главе Дарвин анализирует вопрос о том, каким образом происходило развитие умственных и нравственных способностей в первобытные времена и у цивилизованных народов. По его мнению, эти способности имели исключительно высокое значение для первобытного человека и его обезьяноподобных прародителей, и вследствие этого Дарвин считал необходимым допустить, что они совершенствовались и развивались под влиянием естественного отбора.

Дарвин выдвинул предположение, что люди приобретают привычку помогать ближним прежде всего из себялюбивых побуждений, рассчитывая получить помощь в свою очередь, а привычка делать добро в течение нескольких поколений могла стать наследственной, равно как и порожденное этой привычкой чувство симпатии. Еще более сильным побуждением к развитию нравственности, по мнению Дарвина, было одобрение или порицание со стороны себе подобных. Но и этот общественный инстинкт был приобретен путем естественного отбора. Наконец, если нравственное чувство на высоком уровне его развития давало очень малые преимущества его обладателю по сравнению с другими членами коллектива, то, как утверждает Дарвин, весь коллектив в целом приобретал огромные преимущества перед другими коллективами вследствие того, что он обладал большим числом нравственных людей в своей среде.

Однако в той части, которая посвящена влиянию естественного отбора на цивилизованные народы, Дарвин сам вынужден был заявить, что теория естественного отбора бессильна объяснить, например, явления подъема и упадка культуры.

Глава шестая посвящена как раз тому, что так долго ждала широкая публика от Дарвина, – вопросу о родословной человека, а также о месте и времени его происхождения.

Согласно Дарвину, с генеалогической точки зрения человек составляет лишь особое семейство, а может быть даже только подсемейство. На основании большого числа сходных черт строения у человека и антропоморфных обезьян он приходит к выводу, что «нашим прародителем был какой-нибудь древний член человекообразной подгруппы». При этом Дарвин делает очень важное предостережение, указывая, что не следует предполагать, что древний родоначальник всего обезьяньего рода, не исключая и человека, был тождествен или даже только близко сходен с какой-либо из существующих ныне обезьян.

Дарвин не считает возможным точно определить тот период, когда от родословного древа приматов отделилась человеческая ветвь. Он предполагает, что это отделение могло произойти в эоцене, который начался 56 миллионов лет назад, а закончился примерно за 34 миллиона лет до настоящего времени.

Что касается места происхождения человека, то Дарвин прежде всего исключает оба американских континента, Австралию и океанические острова, и ограничивает прародину человека Старым Светом. При этом он выделяет Африку, как область, где, по всей вероятности, обитали предки гориллы и шимпанзе.

«…а так как эти два вида – самые близкие родичи человека, то предположение, что наши древние родоначальники жили на африканском, а не на другом каком-либо материке, становится еще более вероятным» (Ч.Дарвин, «Происхождение человека и половой отбор»).

Таким образом, современные исследования самого разного профиля, утверждающие происхождение человека именно на африканском континенте, восходят в этом к предположению Дарвина, который, правда, вынужден был сделать оговорку, что находка человекообразной обезьяны (дриопитека) в миоценовых слоях Европы не позволяет считать вопрос об африканской прародине человека окончательно решенным.

В пользу же африканской версии Дарвин приводит предположение, что утрата волосяного покрова совершалась в жарком климате. О жарком климате прародины человека свидетельствует, по его мнению, и то, что наш предок питался прежде всего растительными плодами (если основываться на аналогии с человекообразными обезьянами).

Заметим попутно, что аргументы, приводимые Дарвиным в подкрепление версии африканской прародины, весьма и весьма слабоваты…

Восстанавливая низшие ступени в генеалогии человека, Дарвин намечает следующий нисходящий ряд наших предков – низшие узконосые обезьяны, лемуровые, древние предки живородящих млекопитающих, древние сумчатые, древние однопроходные, земноводные, рыбы, подобные чешуйчатнику, существа, сходные с ланцетником, морские животные, сходные с личинками живущих ныне асцидий.

Главу Дарвин заканчивает опытом восстановления облика и строения нашего предка на основании материалов по рудиментарным органам.

В седьмой главе Дарвин рассматривает ряд вопросов, относящихся к человеческим расам. Подробно взвесив многочисленные факты и соображения, которые можно привести в пользу признания человеческих рас за отдельные виды, Дарвин разбирает затем аргументы в пользу противоположной точки зрения. В конечном итоге он приходит к заключению, что «…маловажно решение вопроса, следует ли смотреть на так называемые человеческие расы как на расы, виды или подвиды, хотя последнее название кажется более верным». То, на чем настаивает Дарвин, – это происхождение всех человеческих рас от предков, принадлежавших к одному виду, то есть от одного общего корня. В этом единстве происхождения человеческих рас Дарвина убеждает огромное сходство между различными расами.

Рассматривая вопрос о причинах возникновения рас, Дарвин приходит к выводу, что наиболее характерные особенности рас человека нельзя объяснить прямым влиянием различных условий жизни. Некоторую, хотя и незначительную роль в процессе расообразования Дарвин готов уделить уменьшенному или усиленному упражнению органов, а также соотносительной изменчивости. Что касается естественного отбора, то Дарвин не считает возможным придавать ему в этом случае большое значение, так как «ни одно из внешних различий между человеческими расами не приносит им прямой или особой пользы». Об отсутствии приспособительного, полезного значения расовых признаков свидетельствует, по его мнению, их большая изменчивость.

Признавая невозможность объяснения происхождения разных рас естественным отбором, Дарвин возводит на роль главного движущего фактора в этом процессе половой отбор. Хотя при этом он вынужден был сделать оговорку, что не считает это положение строго доказанным и что не все различия между расами можно объяснить с помощью этого принципа.

Справедливости ради отметим, что современная наука недалеко ушла от Дарвина – происхождение рас не объяснено до сих пор. Пока никому так и не удается построить хоть сколь-нибудь внятную теорию, что в частности тормозится и негативным отношением в современном обществе вообще к постановке вопроса об отличиях рас друг от друга…

Для обоснования возведения принципа полового отбора в статус главной движущей силы процесса формирования человека Дарвин приводит обширный фактический материал, почерпнутый им из зоологии. Рассмотрение этого вопроса и анализ вторичных половых признаков в низших классах животного мира, затем у насекомых, рыб, у земноводных, пресмыкающихся, млекопитающих, включая обезьян, занимает у Дарвина львиную долю всей его книги – с восьмой по восемнадцатую главу включительно. Только в девятнадцатой главе Дарвин снова возвращается к человеку и подвергает подробному разбору в этой и двадцатой главах вторичные половые признаки человека и процесс их образования.

Глава двадцать первая представляет собой общий обзор и заключение всей книги.

Таково вкратце содержание труда «Происхождение человека и половой отбор», который считается в дарвинизме основополагающей работой по данному вопросу…

Половой отбор – камень преткновения

Идея полового отбора – как преимущественное размножение самцов с теми качествами, которые позволяют победить в борьбе за самку – появилась у Дарвина еще в первом издании «Происхождения видов», то есть задолго до написания им книги о происхождении человека.

В «Происхождении видов» говорилось, что уродливые отростки у некоторых голубиных и куриных нельзя объяснить обычным отбором, так как их «мы не можем считать ни полезными в борьбе, ни привлекательными для самок».

Эта идея Дарвина уже тогда вызвала ироничный упрек немецкого зоолога и палеонтолога Генриха Бронна, который написал: «Но как можем мы судить, что у жениха привлекательно в глазах курицы или горлицы!»

Бронн для своего времени был весьма заметной фигурой. Исследуя вымершие и нынешние организмы, он выявил прогрессивные линии их развития, чем заложил, в сущности, основы эволюционизма, хотя непосредственно факт порождения одним видом другого отрицал, считая эволюцию непрерывным творением, как когда-то Лейбниц. Допуская конкуренцию как одну из причин вымирания, Бронн связывал появление новых форм не с конкуренцией, а с действием особой силы природы.

«Та же сила, которая первоначально создала организмы, … действовала в течение всей геологической истории, вплоть до появления человека. При этом нигде не обнаруживается постепенного превращения прежних видов в новые; наоборот, новые виды всюду возникают без участия прежних» (Г.Бронн).

При этом Бронн не считал эту силу вмешательством какой-либо божественной воли, а понимал ее именно как особую силу, аналогичную, например, гравитации.

Игнорировать мнение такой величины, как Бронн, Дарвин не мог. Он должен был реагировать. Но реакция его была весьма своеобразной.

«Дарвин ответил, как обычно – изъял сам пример, но ничего не изменил в теории. Наоборот, положил ее в основу учения о происхождении человека» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Идеей обычного естественного отбора происхождение человека объяснить не удавалось. Можно было списать на этот отбор преобразования скелета или происхождение рудиментарных органов, но как быть, например, с мышлением и творчеством?..

Даже Уоллес, бывший по сути соавтором дарвинизма, отказывался признать происхождение интеллекта путем естественного отбора, мотивируя отказ тем, что жители джунглей, по его наблюдениям, не глупее «среднего члена наших ученых обществ».

Тут Дарвин и решил в помощь естественному отбору добавить половой…

Но посмотрим более детально на то, как он объясняет развитие способностей человека с помощью механизма полового отбора. Особенно тех, которые мы относим к высшим способностям.

Исходным у Дарвина было уходящее корнями в античные времена убеждение, что мужчина умнее женщины.

«Главное различие в умственных способностях обоих полов проявляется в том, что мужчина во всем, за что берется, достигает совершенства, недостижимого для женщины» (Ч.Дарвин).

При этом под умственными способностями Дарвин подразумевает прежде всего способность к рациональному анализу, игнорируя роль интуиции в мышлении. Интуицию Дарвин считает лишь ранней ступенью в эволюции разума. А посему и женщины, у которых интуиция развита чаще всего сильнее, чем у мужчин, автоматически оказываются у Дарвина на более низкой ступени развития.

«…у женщин способность интуиции, быстрое восприятие и, может быть, даже подражание выражены резче, чем у мужчин, но, по крайней мере, некоторые из этих свойств характеризуют низшие расы, а следовательно – прошлое или низшее состояние цивилизации» (Ч.Дарвин).

До исследований человеческой психики в ХХ веке, которые выявили важнейшую роль интуиции в процессах мышления, было еще далеко, и Дарвин просто исключил интуицию из числа высших умственных способностей, которые, в свою очередь, фактически низвел до уровня всего лишь одного из инструментов в борьбе за пищу.

«…для того, чтобы избегать неприятелей или успешно нападать на них, для того, чтобы ловить диких животных, выделывать оружие, необходима помощь высших умственных способностей…» (Ч.Дарвин).

Развитие же высших умственных способностей Дарвин представлял следующим образом:

«Эти же способности, равно как и предыдущие, развились у мужчины частью путем полового отбора, т.е. путем борьбы между соперничающими мужчинами, частью – путем естественного отбора, т.е. успеха в общей борьбе за жизнь. А так как в обоих случаях борьба происходила в зрелом возрасте, то приобретенные этим путем особенности должны были передаваться мужским потомкам полнее, чем женским».

Это рассуждение приведено им без каких-либо фактических аргументов, зато есть пояснение – существует якобы «стремление признаков, приобретенных в позднюю пору жизни тем или другим полом, передаваться тому же полу в соответствующем возрасте».

Никто никакой «передачи признаков в позднюю пору», кроме Дарвина, не обнаружил – ни в XIX веке, ни позже. Это положение было просто высосано из пальца.

Учитывая же то, что было ранее сказано в отношении интуиции, можно констатировать, что вся теория Дарвина о происхождении высших способностей человека (которая исчерпывается приведенными выше положениями) выстроена на голословных утверждениях и заблуждениях, которые в дальнейшем были опровергнуты.

Но даже и в то время, когда еще не было проведено опровергающих эти утверждения и заблуждения исследований, слабость аргументов Дарвина бросалась в глаза его современникам. Так, например, после выхода книги «Происхождение человека и половой отбор» немецкий ботаник Альберт Виганд, заявил, что сама идея полового отбора низводит всю теорию Дарвина до смехотворного уровня. «Если бы целью было показать, до чего смешна теория отбора, то это нельзя было бы сделать удачнее, чем при помощи тех доведенных до крайности абсурдов, которые Дарвин, не щадя себя, производит на свет половым отбором». И тут же пояснил, что надо бы не только собирать «богатый материал для теории любви», но и посвятить «некоторые размышления самой теории»…

Но почему же в таком случае была принята теория Дарвина? И почему именно он стал считаться автором теории происхождения человека от обезьяноподобного предка, хотя задолго до Дарвина многие уже высказывали эту идею?..

Во-первых, общество, как указывалось ранее, ждало какой-нибудь теории естественного происхождения человека. Дарвин выдал свою версию, а другой теории никто не предложил.

Во-вторых, европейское общество того времени не возмущало и даже не удивляло базовое утверждение Дарвина, что мужчина умнее женщины. Период эмансипации еще не наступил, и тогда так считали многие.

В-третьих, в этом самом обществе царило ханжеско-пуританское отношение к вопросам сексуальных отношений между мужчиной и женщиной. Эта тема считалась чем-то таким, о чем было не принято даже говорить. Соответственно выпадали из обсуждения и вопросы, связанные с продолжением рода. Сила запрета была настолько велика, что все связанное с сексуальной тематикой не допускалось в область рационального анализа и загонялось в подсознание. Недаром уже на рубеже XIX-XX веков автор психоанализа Зигмунд Фрейд считал главной причиной психических расстройств именно проблемы, связанные с темой секса и загнанные в подсознание.

Дарвин же, провозгласив половой отбор главной движущей силой эволюционного процесса становления человека, по сути применил «запрещенный прием» – он нарушил табу на сексуальную тематику. Обсуждать половой отбор – означало тоже нарушить запрет. Но общество не было еще готово само нарушить это табу. Поэтому на нелепицы, связанные с умопостроениями Дарвина вокруг полового отбора, никто толком и внимание не обратил. Общественное мнение обошло их по умолчанию. Оно сконцентрировалось лишь на одном – происхождении человека от обезьяноподобного предка. Именно вокруг этого и развернулись главные споры…

Сейчас же, с высоты современного знания, мы вправе констатировать, что с половым отбором в качестве главной движущей силы эволюции человека Дарвин просто сел в лужу. Центральный момент его теории не выдерживает никакой критики, поскольку совершенно не объясняет происхождения высших свойств человеческой психики. Более того, половой отбор не объясняет качественного отличия человека от всего остального мира. Не объясняет в том числе и по той причине, что сам автор теории отвергал реальность такого отличия.

«Дарвин был убежден, что теория происхождения человека от низших животных несовместима с признанием качественного своеобразия человека. Это убеждение было у Дарвина настолько сильным, что, отрицая существование глубоких различий между человеком и животными, он нередко именно этим отрицанием пытался подкрепить идею о происхождении человека и всех его особенностей из животного мира.

Дарвину казалось, что достаточно ему признать хотя бы одно свойство человека принципиально выделяющим человека из животного мира, чтобы тотчас же тем самым отломить «человеческую ветвь» от общего ствола животного царства и стать на позицию креационизма» (Я.Рогинский, «Чарльз Дарвин и проблема происхождения человека»).

Однако ныне исследователи вынуждены констатировать, что качественное отличие человека от животных все-таки имеет место быть. Оно заключается в том, что лишь человек обладает самосознанием (в другой терминологии – рефлексией). Человек знает о том, что он знает, и способен анализировать собственное знание. Это приводит к таким особенностям в его поведении, которые не демонстрируют никакие другие представители животного мира.

«Разумеется, животное знает. Но, безусловно, оно не знает о своем знании – иначе оно бы давным-давно умножило изобретательность и развило бы систему внутренних построений, которая не ускользнула бы от наших наблюдений. Следовательно, перед животным закрыта одна область реальности, в которой мы развиваемся, но куда оно не может вступить. Нас разделяет ров или порог, непреодолимый для него. Будучи рефлектирующими, мы не только отличаемся от животного, но мы иные по сравнению с ним. Мы не простое изменение степени, а изменение природы, как результат изменения состояния…» (Шарден, «Феномен человека»).

«Ничтожный морфологический скачок и вместе с тем невероятное потрясение сфер жизни – в этом весь парадокс человека…» (Шарден, «Феномен человека»).

А именно это отличие человека от животных, носящее кардиальный характер, Дарвин совершенно не анализирует…

Мы вправе теперь задаться вопросом – а была ли теория Дарвина о происхождении человека действительно теорией?.. Что же в реальности содержит его труд «Происхождение человека и половой отбор»?..

Если отбросить не оправдавший себя половой отбор, то останется по сути лишь перечисление определенного сходства человека с животными по множеству деталей анатомического, физиологического и биологического характера. Останется и наличие некоторых схожих черт в поведении, относимых нами к умственной и психической деятельности и даже нравственности, которые у человека явно ушли далеко вперед по сравнению с животными.

Является ли это доказательством происхождения человека от какого-то животного предка?

Доказательством, в строгом смысле этого слова, данное сходство не является. По сути Дарвин указал лишь на наличие предпосылок для возможности появления феномена человека в ходе естественной эволюции животного мира.

Наличие предпосылок – уже не мало. Это – необходимое условие. Однако еще не достаточное.

Воплотилась ли эта возможность в реальность?.. И если воплотилась, то был ли этот процесс полностью естественным?.. Наличие предпосылок об этом ничего говорит, да и не может говорить. Ответ могут дать только факты.

Поиск предка человека

Но что можно считать фактами, когда речь идет о поиске ответа на вопрос о происхождении человека?..

Для эволюционной теории (в любом ее виде) фактами – в самом строгом смысле этого слова – могут служить лишь останки каких-то существ, которые были предками человека. А поскольку эволюционные теории оперируют сроками в сотни тысяч и миллионы лет, в ходе которых никакие мягкие ткани физического тела не могут сохраниться, такими фактами могут быть лишь костные останки. Исследование костных останков, которым ныне занимаются палеоантропологи и генетики, и дает главный материал для заключений о «родословной» человека. Дополнительными фактами для анализа являются также следы жизнедеятельности предков человека – орудия труда, следы использования огня и т.п.

Во времена Дарвина таких фактов практически не было. Подавляющее большинство обнаруженных на тот период ископаемых останков, на основании которых во многом и строились эволюционные теории, относились к видам древних животных, а не человека. Поэтому в своей книге «Происхождение человека и половой отбор» Дарвин занимается больше сугубо теоретическими построениями.

Справедливости ради стоит отметить, что в то время уже были обнаружены кости неандертальцев, но эти находки было очень трудно интерпретировать.

«Из неандертальцев лучше всего сохранившийся экземпляр лежал никем не замечаемый на полке в Лондоне. Его нашли в 1848 году рабочие, подрывавшие горную породу в каменоломне на Гибралтаре, так что он чудом остался цел, но, к сожалению, никто тогда не оценил находку. После краткого сообщения на собрании Гибралтарского научного общества его отправили в Хантеровский музей, где больше 50 лет его никто не тревожил, разве что время от времени слегка смахивали пыль. Первое надлежащим образом составленное его описание появилось лишь в 1907 году, да и то выполненное геологом «с поверхностным знанием анатомии» Уильямом Солласом. Так что название и честь открытия первых первобытных людей достались долине Неандерталь в Германии…» (Б.Брайсон, «Краткая история почти всего на свете»).

В 1856 году в долине Неандерталь при добыче известняка в небольшом гроте рабочими были найдены массивные кости и обломки черепа. Кости были приняты за остатки медведя, собраны и переданы для исследования преподавателю местной гимназии Иоганну Карлу Фульроту. Фульрот пришел к выводу, что скелет принадлежал человеку, значительно более примитивному, чем современный.

Однако, при сборе костных остатков не были обнаружены ни орудия, ни остатки сопутствующей фауны, что сделало невозможным определить возраст находки и послужило причиной длительных ожесточенных споров о природе неандертальского человека. В конце концов даже такой ярый сторонник дарвиновской теории, как Томас Гексли считал, что неандертальцы – это просто какие-то дикие, отсталые люди современного типа.

Ситуация с фактами начала меняться лишь в конце XIX века. В 1891-93 годах на острове Ява в долине реки Бенгаван, недалеко от деревушки Тринил, голландский палеонтолог и антрополог Эжен Дюбуа нашел крышку черепа, берцовую кость и зуб существа, которого он назвал питекантропом (Pithecanthropus erectus) – «обезьяночеловеком». Толщина свода найденного черепа была больше чем у Homo sapiens, а ориентировочный объем мозга (800-850 кубических сантиметров) значительно превышал объем мозга современных человекообразных обезьян. Дюбуа определил возраст своей находки в 1 миллион лет (по современным оценкам возраст найденных им останков в два раза меньше и составляет лишь 500 тысяч лет).

Находка Дюбуа вызвала многолетние споры, так как кости были найдены в переотложенном состоянии и на значительном удалении друг от друга, но позднее – в 1936 году – немецкий палеонтолог и антрополог Густав фон Кенигсвальд нашел близ селения Моджокерто очень примитивный неполный череп ребенка, который оказался значительно древнее всех ранее найденных на острове Ява питекантропов – 1,81 миллиона лет, согласно современным результатам. К нему по времени близок оказался еще один найденный на Яве древнейший череп (1,66 миллиона лет), также отличающийся рядом весьма примитивных особенностей, в частности – промежутком между клыком и боковым резцом на верхней челюсти, крупным клыком и большой толщиной костей. Своеобразие этих двух находок стало для Кенигсвальда основанием для выделения нового вида «Питекантроп моджокертский» (теперь – Homo erectus mojokertensis).

С обнаружением Дюбуа останков питекантропа сторонники эволюционного подхода получили в руки весомый козырь, так как, по их мнению, находки представляли собой промежуточное звено эволюции человека. Питекантропы были уже людьми, сложившейся формой, в которой черты обезьяноподобного предка хоть и не проявлялись столь явно, но, по всеобщему признанию ученых, бесспорно, присутствовали. Не было сомнений и относительно принадлежности питекантропов к двуногим формам, поскольку вместе с черепной крышкой питекантропа была также найдена бедренная кость, особенности которой свидетельствовали о передвижении найденного существа на двух ногах.

Найденные на Яве скелетные останки долго считались древнейшими на Земле и, соответственно, питекантроп, по представлениям ученых того времени, был первым человеком на Земле. Отсюда ведет свое происхождение так называемая гипотеза азиатской прародины человечества. Однако Дарвин полагал, что человек возник не в Азии, а в Африке, что подвигало исследователей на новые поиски, а кроме того, по строению черепа азиатский питекантроп был все же слишком «прогрессивен» для формы, недавно эволюционировавшей от обезьяны.

В ХХ веке ситуация в палеоантропологии, занимающейся изучением родословной человека, меняется кардинально. Благодаря тому, что были сделаны новые находки, получили все-таки звание предшественников современного человека неандертальцы. Многочисленные остатки Homo neanderthalensis, их стоянки, захоронения, каменные орудия, предметы культуры и быта были обнаружены в Европе и Азии. Но главное – были найдены останки других видов, которые ныне считаются предками человека…

В Германии, к северу от деревни Мауэр близ Гейдельберга, в конце XIX – начале ХХ века во время работ в песчаных карьерах постоянно находили кости различных вымерших животных. За этим внимательно следил приват-доцент Гейдельбергского университета Отто Шетензак, который рассчитывал найти в этих местах какие-либо останки древнего человека. И вот 1 октября 1907 года рабочий песчаного карьера Хартманн сообщил Шетензаку о находке на глубине 4 метров человеческой нижней челюсти рядом с костями вымерших животных, в частности «этрусского носорога», по костям которого палеонтологи установили очень глубокую древность находки – 550 тысяч лет. Свидетельств столь давнего пребывания человека в Европе в то время еще не было.

Найденная челюсть, которая ныне числится в каталогах как Мауэр 1, поразила Шетензака своими огромными размерами и массивностью. Исследователи сначала даже отказывались верить, что перед ними часть человеческого черепа – необычайная толщина костей, скошенный назад подбородок, лишенный типичного для современного человека подбородочного выступа, ряд особенностей рельефа, резко отличающихся от анатомии ныне живущих людей, все это было ново и еще мало понятно для тогдашних антропологов.

Рядом с челюстью не было найдено никаких каменных орудий, но в слоях с аналогичными костными останками животных недалеко от места находки было обнаружено множество камней, обработанных рукой древнего человека и относящихся к той же эпохе.

Шетензак дал своей находке название Homo heidelbergensis – гейдельбергский человек – по месту находки.

Для антропологов начала и середины ХХ века гейдельбергская челюсть долго оставалась загадкой. В научных статьях чаще всего давалось ее описание без попыток точно определить место находки на эволюционной лестнице. Можно было бы причислить гейдельбергского человека к питекантропам (которых ныне называют Гомо эректус), однако строение зубов и ряд других анатомических особенностей указывали на его более высокий эволюционный уровень, поэтому иногда его называли даже «архаичным неандертальцем».

Ученых прежде всего поражали огромные размеры челюсти и ее массивность. Было не ясно, к какому из древних черепов она бы подошла. Нужен был материал для сравнения. В 1949 году археолог-любитель Р.Каммас нашел в гроте Мон-морен еще одну массивную человеческую челюсть, которая по целому ряду признаков была очень близка к гейдельбергской. Но черепа все не было.

Проблема «гейдельбергского» человека сдвинулась с места лишь в середине 60-х годов. В ходе раскопок, начатых в 1964 году в Пиренеях французскими палеоантропологами де Люмлей, был обнаружен хорошо сохранившийся мужской череп, вошедший в каталоги как «Араго 21» (по месту находки в гроте Кон-де-Л’Араго в 30 километрах от города Перпиньяна), а также две нижние челюсти, которые обнаруживали сильное сходство с челюстью Мауэр 1. Возраст находок оценивается в 450 тысяч лет, что вполне соответствует представлениях современных ученых о временных рамках существования гейдельбергского человека.

Череп «Араго 21» очень архаичен и имеет много общего с Гомо эректус. Однако имеется и ряд прогрессивных эволюционных особенностей, в частности довольно значительная ширина лобной кости.

В 1965 году в Греции, в районе Петралоны, в сталагмитовой пещере был обнаружен череп (без нижней челюсти) гедельбергского человека возрастом 350-400 тысяч лет. Череп имел очень крупные размеры – и особенно чрезвычайно широкое небо. Известный антрополог Д.Джохансон заметил, что для этого черепа была бы мала даже гейдельбергская челюсть Мауэр 1, которая долго считалась слишком большой для всех известных тогда типов гоминидов.

И уже в 1992 году в Пиренеях в ходе раскопок стоянки Атапуэрка SH в пещере с многозначительным  названием «Гора костей» были найдены останки 30 индивидуумов, в том числе два хорошо сохранившихся черепа, которые имеют типичное для гейдельбергского человека сочетание примитивных и современных анатомических особенностей. Находки были сделаны в слоях возрастом 400-200 тысяч лет.

В 1993 году в том же месте обнаружена нижняя челюсть, изученная позже испанским палеоантропологом Агирре и французской исследовательницей де Люмлей, которые пришли к единому мнению о бесспорном сходстве этой находки с челюстями Мауэр 1 и Араго.

Это положило конец сомнениям и подтвердило выводы ученых о том, что в период 700-300 тысяч лет назад Европа была населена древними людьми мощного телосложения, которые отличались как от современного, так и от неандертальского человека, но были связаны с ними общностью происхождения.

В 20-х годах ХХ века в ходе раскопок в течение ряда лет близ деревни Чжоукоудянь (в переводе «Холм костей дракона») под Пекином был получен обильный материал, относящийся к древним гоминидам. Найденным существам было присвоено родовое название синантроп – подвид, близкий к питекантропу, однако более поздний и развитый.

Первый череп синантропа был обнаружен в гротах Чжоукоудяня китайским антропологом Пэй Вэнь-Чжуном. На протяжении многих лет здесь работала международная команда ученых – Иоганн Гуннар Андерсон, Биргер Болин (Швеция), Дэвидсон Блэк (Канада), Пэй Вэнь-чжун (Китай), Отто Зданский (Австрия), Уолтер Грейнджер (США) и другие. В ходе раскопок под руководством китайских археологов Ян Чжунцзяня, Пэй Вэньчжуна и Цзя Ланьпо в 1930 году была обнаружена вторая черепная крышка, а в 1936 году – еще три черепные крышки. В основном были обнаружены черепа и их фрагменты, а также и отдельные обломки костей скелета. Всего, как полагают ученые, были найдены части скелетов от 44 индивидуумов.

В качестве советника в раскопках участвовал французский геолог и теолог Пьер Тейяр де Шарден, который вместе с Анри Брейлем в 1931 году совершил открытия, свидетельствующие, что синантроп пользовался огнем, а также орудиями. Хотя найденные здесь орудия были настолько примитивными, что сначала даже возникали сомнения относительно их искусственного происхождения.

Исследование песка из грота, где были сделаны находки, позволило установить возраст синантропа из Чжоукоудяня, который оказался равным 770 тысячам лет (по современным данным).

Физический тип синантропа удалось восстановить достаточно детально. В результате тщательных исследований специалисты пришли к заключению, что этот человек был в общих чертах сходен с яванскими питекантропами, хотя кое в чем и отличался от них. Большая толщина костей черепа, примитивное строение зубов, надбровный валик были в общем на том же эволюционном уровне, что и у яванских форм древнего человека, но объем мозга у синантропа был несколько больше.

Впоследствии родовое наименование «синантроп» стало постепенно терять значение и в конце концов было совсем упразднено – синантроп был включен в вид Homo erectus как подвид Homo erectus pekinensis (Человек прямоходящий пекинский). Питекантроп же ныне считается еще одним подвидом вида Homo erectus – Человек прямоходящий яванский.

Несмотря на сочетание большого сходства двух этих подвидов со значительным различием в возрасте находок, современные ученые считают, что Гомо эректус пекинский не был прямым потомком яванского. Их сходство ныне объясняется наличием общего предка, пришедшего в Юго-Восточную Азию в составе так называемой «Великой миграции» из Африки. В пользу именно этой гипотезы, как полагают, говорят более поздние находки на территории Китая.

«В 1963 году в районе Лантьян провинции Шанси (34о с.ш.) была обнаружена сильноминерализованная человеческая нижняя челюсть, а через год в 20 километрах от места первой находки – фрагменты черепа. Сначала экземпляры из Лантьяна отнесли к «обычным» синантропам, но позже китайский палеонтолог У Жукан предпочел выделить новый подвид – Гомо эректус лантьянензис, который оказался гораздо древнее находок из Чжоукоудянь – 1,13-1,15 миллиона лет. Повторное датирование дало сходные результаты (1,2 миллиона лет), причем, по мнению некоторых исследователей, данная находка должна считаться самым ранним свидетельством присутствия человека не только в Восточной, но и в Юго-Восточной Азии» (А.Зубов, «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета»).

Практически одновременно с синантропом в другой части света было найдено свидетельство существования еще одного важного представителя родословного древа человека.

«В 1924 году в Южной Африке профессор Йоханнесбургского университета Р.Дарт обнаружил в одном из известняковых блоков, присланных ему с места раскопок в пустыне Калахари близ железнодорожной станции Таунг (к северу от города Кимберли), почти полный череп и окаменевший слепок мозга детеныша неизвестного примата. Череп был найден среди окаменевших фрагментов скелетов разных животных, которые, как считают археологи, были принесены в это место большой хищной птицей, вероятно орлом, что позволяет предположительно реконструировать один из эпизодов жизни хищников и гоминидов несколько миллионов лет назад. Р.Дарт предварительно назвал находку Бэби из Таунга, а в 1925 году присвоил ей научное название Australopithecus africanus, т.е. охарактеризовал Бэби как южноафриканскую обезьяну (часть названия Australo-, означающая по-латыни «южный», никоим образом не указывает на связь с Австралией, что впоследствии порой вводило в заблуждение некоторых авторов). При этом Р.Дарт, как опытный антрополог, не мог, однако, не отметить ряд существенных черт, сближающих открытого им древнего высшего примата с человеком: сравнительно большой мозг; слабая выраженность надглазничного костного валика (у обезьян он очень массивен и сильно выдается над глазницами); расположение большого затылочного отверстия, в которое входит спинной мозг, в средней части основания черепа, что свидетельствует о вертикальном положении тела при передвижении на двух ногах; небольшие размеры клыка и многое другое» (А.Зубов, «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета»).

В это время исследователи были поглощены поиском так называемого переходного звена между древней обезьяной и человеком. Теоретическое существование этого звена напрямую вытекало из теории Дарвина, который пытался даже дать некоторое описание «обезьяночеловека». И Раймонд Дарт, обнаруживший и исследовавший Бэби из Таунга, пришел к выводу, что им найден череп двуногого примата, эволюционное положение которого является промежуточным между обезьяной и человеком. Это было, как он считал, искомое переходное звено, которое даже гораздо в большей степени заслуживает наименования «питекантроп» («обезьяночеловек»), чем его далекий азиатский родич – древний человек, череп которого был найден Дюбуа на острове Ява.

Однако во времена Дарта доминировало убеждение, что гипотетическое промежуточное звено должно иметь мозг, практически равный по объему мозгу современного человека, но по особенностям общего строения черепа быть близким к обезьяне. Поэтому Бэби из Таунга, объем мозга которого (по расчетам) составлял всего 520 кубических сантиметров, упорно интерпретировался научной общественностью как простая обезьяна. Для Раймонда Дарта эта пора непризнания и даже унижений вылилась в настоящую трагедию, тем более что продлилась она целых 20 лет.

Но вслед за находкой Дарта последовали и другие открытия останков Australopithecus africanus. Все они были двуногими, прямоходящими существами, обладающими многими «человеческими» особенностями скелета и черепа, но сохраняющими при этом небольшие размеры мозга, мало отличающиеся от средних показателей у шимпанзе. И в 50-е годы ХХ века ученый мир признал, что Бэби из Таунга является представителем эволюционной стадии двуногих приматов, которая предшествовала человеку и, возможно, породила род человеческий. При этом австралопитек не мог быть отнесен к роду Гомо, к которому принадлежат все виды и подвиды человека, как ископаемого, так и современного. Так или иначе, многострадальный Бэби был «допущен» в семейство Гоминиды (Hominidae) и отнесен если не к людям (в той или иной степени сформировавшимся), то хотя бы к «человечьим», к «кругу людей».

Австралопитек африканский (вид, к которому относится Бэби из Таунга) был довольно древней формой гоминидов. Как считается, он существовал на Земле примерно 2,4-3,3 миллиона лет назад. Это были небольшие существа: рост самцов в среднем составлял 130 сантиметров, самок – 113 сантиметров, вес тела у самцов – 42 килограмма, у самок – 30 килограммов.

Австралопитековые приматы отличались довольно большим разнообразием – к концу ХХ века антропологам было известно уже с десяток видов этих ископаемых существ. Среди них ученые сейчас выделяют две основные группы – грацильные (то есть тонкие, изящные, легкие) и массивные.  Так австралопитек африканский, которым является Бэби из Таунга, относится к первому типу. Близкие к нему формы были найдены также в Южной Африке в районах Стеркфонтейн и Макапансгат, а в области Кромдрай и Сварткранс открыты останки массивных австралопитеков. Самый крупный из обнаруженных видов этого рода – австралопитек (или парантроп) бойсов, жил в Кении. Длина тела самцов этой группы достигала 136, а самок – 125 сантиметров, вес тела – соответственно 50 и 35 килограммов.

В 1960 году в Олдувайском ущелье в Танзании антропологи Луис и Мэри Лики нашли стопу, пяточную кость, ключицу и обломки черепа неизвестного гоминида. Строение стопы указывало на то, что этот гоминид был прямоходящим. Череп, как установили позже, принадлежал ребенку 11-12 лет. Его останки были обнаружены вместе с костями вымершего саблезубого тигра смилодона – возможно, гоминид пал жертвой этого хищника.

Нового гоминида сначала назвали презинджантропом (Prezinjanthropus), а затем в 1964 году по предложению Луиса Лики переименовали в Homo habilis (Человек умелый). Основанием для такого названия послужили грубо обработанные каменные орудия из гальки со следами целенаправленной ретуши. Орудия, которые делал Человек умелый, почти все были из кварца, а кварца в месте стоянки нет. Homo habilis приносили его с расстояния в несколько километров, то есть заранее подбирали камень для своих орудий, чего не делает ни одно из животных. По этой причине считалось, что Homo habilis первым перешагнул невидимую границу, отделяющую род Homo от всех других биологических существ – сделал первый шаг по пути подчинения себе окружающей природы.

Однако в 1967 году начала работу в долине реки Омо в Эфиопии большая международная экспедиция. Ею были найдены костные остатки, относящиеся к австралопитекам, которые предшествовали Человеку умелому. А вместе с этими останками были обнаружены орудия труда. Так что вопрос о том, кто же первым начал создавать каменные орудия труда остается открытым. Впрочем, даже по видовой принадлежности Homo habilis до сих пор ведутся споры…

Человек умелый, судя по найденным останкам, жил примерно 2,5 миллиона лет назад лет. Рост составлял 1,2-1,3 метра, вес – около 30-50 килограммов. Его лицо имело архаичную форму с надглазничными валиками, плоским носом и выступающими вперед челюстями. Но голова Человека умелого стала более округлой формы, чем у австралопитеков. Отличался он от австралопитеков и строением черепа – череп расширен в подглазничной и теменно-затылочной областях. Выпуклость внутри тонкостенного черепа говорит о наличии у Homo habilis центра речи, но гортань, как полагают, не была способна производить столько же звуков, сколько наша. Челюсти были менее массивные, чем у австралопитека. Размер зубов уменьшается, зубная эмаль становится менее толстой.

Мозг стал крупнее, хотя составлял все еще лишь половину мозга современного человека. Масса головного мозга Homo habilis была 650 граммов, что было намного больше, чем у типичных австралопитеков. Вдобавок у Человека умелого происходит перераспределение долей мозга – более примитивная затылочная доля мозга уменьшается в пользу увеличения более прогрессивных долей – лобной, теменной, височной с ассоциативными долями.

Структура кисти Homo habilis сочетает в себе как прогрессивные черты, так и следы приспособления к лазанью по деревьям. Расширение ногтевых фаланг – прогрессивная черта, которая свидетельствует о формировании пальцевых подушечек как осязательного аппарата. Начал формироваться силовой захват кисти, с помощью которого можно было изготовлять орудия труда.

Нога Homo habilis довольно примитивна по соединению костей, но все же это – нога человека. Первый палец стопы не был отведен в сторону, а так же, как у нас, располагался вместе с другими пальцами. Это означало, что нога его была полностью приспособлена только к двуногому передвижению.

Человек умелый также отличался от австралопитеков строением таза, обеспечивавшим рождение более «головастых» детенышей. У особей Homo habilis был заметный половой диморфизм – самки имели более широкие бедра по сравнению с самцами.

Чрезвычайно важным событием было открытие в Эфиопии и Танзании нового вида австралопитеков – Australopithecus afarensis (Австралопитека афарского), названного так по месту находки. Афарским треугольником именуется область Эфиопии к востоку от реки Аваш и к северу от Великого Африканского рифта – разлома земной коры, который проходит через весь африканский континент и достигает порой ширины в десятки и даже сотни километров.

В 1973-1976 годах в этой области, недалеко от эфиопского селения Хадар, вела раскопки международная французско-американская экспедиция под руководством Дональда Джохансона, бывшего тогда куратором Кливлендского музея естественной истории. 24 ноября 1974 года этой экспедицией был найден относительно хорошо сохранившийся скелет 25-летней женской особи Australopithecus afarensis, получивший имя Люси, взятое из популярной в то время песни группы «Битлз». Сохранность скелета (около 40%) поразила антропологов, поскольку его возраст оценивается в 3,2 миллиона лет (по другим оценкам еще больше – 3,9 миллиона лет).

Скелет Люси породил волну сенсации, притом не только в научном мире. Во всех слоях патриотически настроенного населения находка вызвала восторг, поскольку интерпретировалась как скелет «первого на Земле человека», родина которого – Эфиопия. Среди местных жителей эта древняя «человекообезьянка», ставшая предметом всеобщего обожания, приобрела еще одно ласковое имя – Dinquinesh, что на ахмарском языке означает «чудесная, чудная». Ей посвящали стихи и песни, называли в ее честь корабли и улицы. Даже некоторые ученые употребляли по отношению к Люси возвышенные выражения – такие, как, например, «женщина, которая потрясла эволюционное древо человечества».

Повышенное внимание со стороны научного мира Люси привлекала в немалой степени по той причине, что ее место обнаружения «работало» на версию африканской прародины человечества, которую выдвинул еще Чарльз Дарвин.

В следующем, 1975 году было обнаружено захоронение из 13 особей Australopithecus afarensis. Кроме Эфиопии остатки этого вида позднее были найдены также в Кении и Танзании. Но самой известной находкой так и остается скелет «Люси».

Афарские австралопитеки, конечно, еще не были настоящими людьми, но ученые считают весьма вероятным, что мы, современные люди, являемся их потомками через тысячи поколений. Люси была приматом, уже практически в полной мере освоившим вертикальное положение тела при ходьбе и передвижение на двух ногах, хотя походка этих приматов немного отличалась от «чисто человеческой». Австралопитек из Афара ходил на слегка согнутых ногах, у него были изогнутые кости пальцев рук и ног, а бедра были похожи на бедра шимпанзе. Самки имели значительно более близко поставленные бедра, чем у современных женщин.

Австралопитек афарский – самый маленький вид австралопитеков. Их рост составлял всего 1-1,5 метра, масса тела – около 30-60 килограммов. Самцы были больших размеров, чем самки. Мозг австралопитека афарского не отличается большими объемами – всего 380-430 кубических сантиметров, что немного больше, чем у шимпанзе. Поэтому, как полагают ученые, скорее всего, мозг не мог еще управлять речью.

Размеры черепа сравнительно невелики, черепная коробка мала, лоб низкий. Имеется надглазничный валик, нос плоский, челюсти с массивными коренными зубами выступают вперед, подбородочный выступ отсутствует.

Зубы австралопитека афарского несколько напоминают зубы человекообразных обезьян. Клыки у этого австралопитека крупнее, а подкоренные зубы более примитивные, чем у более поздних гоминид. Отличительными особенностями зубов афарского австралопитека являются промежутки между резцами и клыками, а также толстый слой эмали на коренных зубах, которые довольно сильно стерты.

Некоторые антропологи предполагают, что австралопитеки афарские были исключительно двуногими существами, ведущими наземный образ жизни. Однако есть предположения, что эти австралопитеки вели преимущественно древесный образ жизни. В пользу этой версии говорит анатомическое строение рук (они более длинные, чем у человека), а также ног и плеч, которое позволяло им с легкостью хвататься за ветви и лазать по деревьям.

Открытие австралопитека афарского, обладавшего небольшим объемом мозга, и в то же время ходившего на двух ногах, оказалось большим сюрпризом для палеонтологов всего мира. До этого предполагалось, что увеличение объема мозга у предков человека является основным адаптивным изменением. При этом было широко распространено мнение, что увеличение объема мозга предшествует переходу к хождению на двух ногах. Обнаружение Люси и ее сородичей заставило ученых серьезно усомниться в этих господствовавших ранее представлениях.

Эволюция родословной человека

На основе описанных выше находок и результатов их исследований в научном мире постепенно складывалась довольно стройная схема линейной эволюции человека. Согласно этой схеме от австралопитеков произошел человек умелый (Homo habilis), от него – архантропы (Homo erectus), от них – палеоантропы (неандертальцы), а от них – современные люди.

Конец ХХ и начало XXI века ознаменовались довольно большим количеством новых находок. Достаточно сказать, что количество обнаруженных костных останков, претендующих на звание останков предков человека, возросло за это время примерно в два раза. Эти находки серьезно «удлинили линейку» эволюции человека – также примерно в два раза.

В 1995 году Мив Лики (жена Роберта Лики, который является сыном Луис и Мэри Лики, обнаруживших Homo habilis, Человека умелого), зоолог по образованию, проводившая работы в Кении, нашла на берегу озера Туркан более двух десятков фрагментов скелетов гоминидов, сходных с афарскими австралопитеками, но более крупных (длина тела самцов – 155 сантиметров, вес – 50 килограммов) и более древних (обитавших 3,9-4,5 миллиона лет назад). Новому виду было дано наименование Australopithecus anamensis (Австралопитек озерный).

Этот австралопитек был двуногим существом, несколько более примитивным, чем афарский вид, и на этом основании многие исследователи сразу же поторопились признать «озерного» австралопитека прямым предком афарского, то есть объявить о находке нового, древнейшего, возможно первого, звена в эволюционной цепи «предлюдей». В дальнейшем все оказалось, однако, не так просто, и ныне споры о положении «озерного» австралопитека на эволюционном древе продолжаются.

Примерно в это же время известный антрополог и археолог Тимоти Уайт вел раскопки в Эфиопии на берегах реки Аваш, близ селения Арамис. Им были найдены фрагменты челюстей и скелета (к 1994 году останки составили около 45 % полного скелета) ранее неизвестного науке двуногого примата, близкого по времени обитания на Земле древнейших австралопитеков, но отличающегося от них анатомически. Поскольку особенности костей ног указывали на прямохождение, Уйат определил находку как новый род в семействе гоминидов и дал ей имя Ardipithecus ramidus.

Подобно тому как молодую представительницу афарских австралопитеков окрестили Люси, новой красавице из ардипитеков дали ласково-фамильярное прозвище Арди. Ученые шутят, что Арди сместила Люси с пьедестала древнейшей прародительницы человеческого рода.

Древность Арди – 4,4 миллиона лет, то есть она была практически современницей «озерного» австралопитека, вследствие чего некоторые исследователи предполагают наличие прямой преемственности между этими двумя группами гоминидов. Арди жила в субтропическом лесу, который в те времена еще сохранялся на этой территории, была всеядным существом – питалась плодами, листвой, но не отказывалась пополнять свое меню и мелкими животными, в частности грызунами.

Показательно, что в самом наименовании Ardipithecus ramidus отразилось настойчивое стремление ученых найти «корень» – предковую форму семейства гоминидов, от которой пошло все разнообразие «двуногих», включая человека. «Арди» на местном наречии означает «почва», «основа», «рамид» – «корень».

Череп ардипитеков занимает промежуточное положение между шимпанзе и австралопитеками, что дает повод некоторым исследователям утверждать, что ардипитек являлся предком скорее шимпанзе, чем человека. Другие полагают, что ардипитек – общий предок человека и шимпанзе. Однако большинство ученых считает его все-таки предком именно человека.

Лицевая часть черепа ардипитека и размер черепа в передне-заднем сечении меньше, чем у шимпанзе, что свидетельствует в пользу вертикального положения позвоночника. Клыки, как и у других ранних гоминидов, менее заостренные и не такие крупные, как у шимпанзе, и занимают промежуточное положение между клыками обезьян и современного человека.

Характеристики скелета занимают промежуточное положение между шимпанзе и австралопитеком. Большие пальцы ног противостояли остальным пальцам и, видимо, использовались для охвата ветвей деревьев, однако остальные четыре пальца составляли жесткую конструкцию, характерную для прямоходящих гоминидов, в отличие от шимпанзе, у которых эти пальцы подвижны. Особенности костей таза в сочетании с отставленным большим пальцем ноги указывает на то, что ардипитек заметную часть своей жизни проводил на деревьях.

Вскоре выяснилось, что Ardipithecus ramidus является не единственным представителем своего рода, который имеет гораздо более древнюю историю Так другой вид ардипитеков – Ardipithecus kadabba – обитал на территории Эфиопии уже 5,5-5,8 миллиона лет назад. Подобная древность соответствующих находок послужила основанием именно для такого названия данного вида, так как афарское слово «кадабба» означает «основатель рода».

До 2009 года предполагалось, что Ardipithecus kadabba является предком шимпанзе и людей. Однако сейчас, после более детального исследования ардипитеков, время разделения линий шимпанзе и человека отодвинули к рубежу в 7 миллионов лет назад. Этому в том числе способствовали и находки останков таких существ, как оррорин и сахелантроп.

В 2000 году французские палеонтологи Бригитта Сенут и Мартин Пикфорд обнаружили при раскопках в Тугенских холмах в Кении части скелетов пяти существ, отличавшихся от австралопитеков, но принадлежавших к числу двуногих приматов. Наиболее интересны были результаты оценки древности находки – кости пролежали в земле между двумя слоями пепла возрастом 5,8 и 6,1 миллионов лет. Антропологи назвали неизвестного ранее примата Orrorin tugenensis (Оррорин тугенский). Круглая дата обнаружения этого примата послужила причиной того, что находку окрестили также «Человек тысячелетия».

Слово «оррорин» – местного происхождения, оно означает  «первый человек». Конечно, это был еще не человек, но именно такое существо, по заключению многих специалистов, было общим предком человека и шимпанзе.

Среди найденных костных останков были такие части бедренной кости, форма которых косвенно указывает на прямохождение, а также кости правой руки, приспособленной для лазания по деревьям. Форма коренных зубов и клыков характерна для животных, питающихся фруктами и изредка – мясом. По размерам оррорины были сравнимы с современными шимпанзе.

Французские исследователи выдвинули гипотезу происхождения человека «в обход» австралопитеков – прямо от оррорина. По их мнению, оррорин является прямым предком людей, в то время как ардипитек и всевозможные австралопитеки являются тупиковой ветвью эволюции, так как оррорин жил до их появления, а форма его бедренной кости существенно ближе к человеческой, чем у Люси. Другие антропологи с этим не согласны и считают оррорина звеном общей цепи эволюции гоминидов в направлении человека, возможно – первым звеном или одним из первых. На текущий момент роль оррорина остается дискуссионной.

Преподнесли сюрприз и находки рядом с останками оррорина. Судя по останкам животных и растений той же эпохи, оррорины жили в сухих вечнозеленых лесах, а не в саванне, как предсказывали многие теории эволюции человека. Поэтому прямоходящие обезьяны, возможно, впервые появились в лесах, а не эволюционировали от четвероногих, вышедших на открытые пространства.

Прошло всего два года после находки оррорина, и франко-канадская экспедиция под руководством палеонтолога Мишеля Брюне обнаружила в пустыне Дьюраб, расположенной на севере республики Чад в Центральной Африке череп, часть нижней челюсти и несколько зубов неизвестного гоминоида, жившего 6-7 миллионов лет назад. Останки были сгруппированы в трех разных местах и принадлежали шести особям. Череп получил название Тумай – имя, которое в пустыне Дьюраб дают детям, родившимся перед сезоном засухи, и которое на местном чадском наречии означает «надежда на жизнь».

По строению череп оказался близким к предполагаемой промежуточной между предками человека и шимпанзе форме. К сожалению, не были найдены кости конечностей, но и по ряду признаков черепа удалось сделать вывод о том, что примат был двуногим. Сторонники этой версии видят доказательство в срединном положении затылочного отверстия. Хотя вопрос о прямохождении до сих пор остается дискуссионным.

Черепная коробка удлинена, что характерно в большей мере для обезьян. Лицевая часть совмещает примитивные и продвинутые черты. Надбровные дуги образуют толстый, непрерывный надбровный валик. Затылок значительно более плоский по сравнению с шимпанзе. Тумай обладал достаточно слабыми клыками, а зубы заметно отличались от других находок. Размер головного мозга был небольшим (около 350 кубических сантиметров – как у шимпанзе, и в 4 раза меньше, чем у человека), а черепная коробка удлинена, что характерно для современных обезьян. Подобное смешение признаков свидетельствует о самых ранних этапах эволюции группы. Встречается даже утверждение, что, возможно, в это время «люди» (типа Тумая) спаривались с обезьянами…

Примата назвали Sahelanhtropus tchadensis (Сахелантроп чадский) по месту находки (Сахел – местность, где велись раскопки). Его дальнейшее изучение показало, что череп сахелантропа имеет много общего с черепом Арди, то есть можно проследить преемственность эволюционных стадий в пределах древа эволюции гоминидов на протяжении 7 миллионов лет. Это стало еще одним аргументом в пользу принятой большинством ученых гипотезы о разделении эволюционных линий человека и шимпанзе 6-7 миллионов лет назад.

Однако далеко не все разделяют данную точку зрения. У ученых нет единого мнения относительно родственных связей сахелантропа. Например, встречаются утверждения что череп Тумай является вовсе не примитивным гоминидом, а одним из предков современных горилл. Эту версию отстаивают, например, первооткрыватели оррорина.

Против соотнесения сахелантропа с гоминидом оказываются и модные ныне исследования по митохондриональной ДНК, которые указывают на то, что окончательное разделение ветвей человека и шимпанзе произошло около 5 миллионов лет назад – на один-два миллиона лет позже сахелантропа. Правда, имеются и серьезные вопросы к надежности выводов таких исследований (об этом мы поговорим позже).

Неожиданным для исследователей стало и место обнаружения предполагаемого наиболее примитивного и наиболее древнего представителя человеческой родословной. Сахелантроп был найден в отдалении на 2500 километров от Рифтовой долины, с которой ныне ученые связывают начальные этапы эволюции человеческой ветви гоминидов (на этом мы тоже остановимся позднее).

Здесь мы вступаем в область сомнений и неоднозначности, царящей даже в среде профессионалов-палеоантропологов. И прежде всего не ясно, достигли ли исследователи «начальной точки», или сахелантроп является лишь очередным промежуточным звеном. Есть, например, мнение, что такие виды гоминидов, как сахелантроп и оррорин, были не первыми видами на пути к человеку и произошли от еще более древнего человекообразного примата самбуропитека, жившего в Кении в области Тугенских холмов около 9 миллионов лет назад.

«В настоящее время принято считать, что эволюционная линия, связавшая человекообразную обезьяну с человеком, выглядела так:

Orrorin tugenensis ? Ardipithecus ramidus ? Australopithecus afarensis ? Homo (человек как род)

В этой схеме не исключены некоторые уточнения: вместо оррорина ряд исследователей могут поставить сахелантропа, вместо Ардипитека рамидуса – Ардипитека кадабба, вместо Австралопитека афарского – Австралопитека африканского или какого-либо другого. Выше приведена наиболее распространенная и пока наиболее вероятная гипотеза» (А.Зубов, «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета»).

Может сложиться впечатление, что факты вроде бы подтверждают теорию Дарвина о постепенном развитии человека от некоего обезьяноподобного предка. Но является ли это действительным подтверждением дарвиновской теории?..

Как показали события последней пары десятков с небольшим лет, все совсем не так-то уж и просто.

Прежде всего – дело не ограничилось лишь «удлинением линейки», как это могло бы показаться из вышеприведенной цитаты. Пока число кандидатов на роль предков человека было относительно невелико, их вполне удавалось уложить в единую линейную схему. Однако увеличение количества находок привело и к серьезному увеличению количества известных видов древних «человекообразных», и им стало тесно в рамках одной прямой линии. Со своими особенностями они никак не хотели туда укладываться.

И сейчас уже можно утверждать со всей определенностью, что линейный вариант упорядочения этих известных видов не подходит. Он был всего лишь результатом субъективной предпосылки самих исследователей, стремившихся уложить их в прокрустово ложе последовательной и постепенной эволюции, а вовсе не отражением объективной реальности.

Под давлением фактов от линейной схемы пришлось отказаться. Палеоантропологи вынуждены были «уйти в плоскость» – родословная человека стала изображаться в виде не простой последовательности, а весьма развесистого дерева с массой боковых тупиковых «ветвей». Но и это – в лучшем случае, поскольку надежной связи между «ветками» со «стволом» на этом «дереве» нет, как, впрочем, нет даже самого «ствола» – ведь до сих пор не ясно, какие из обнаруженных видов были непосредственными предками человека, а какие являлись лишь боковыми, тупиковыми ветвями эволюции. Более поздние исследования заставляли не раз пересматривать роль и место того или иного конкретного вида в эволюции человека.

«Первые находки австралопитека, которые представляли собой найденный Дартом в 1924 г. в пустыне Калахари череп детеныша австралопитека, были встречены учеными и общественностью с большим энтузиазмом; полагали, что найден прямой предок человека, находящийся, по своему происхождению, между обезьянами и современными людьми. В настоящее время австралопитека все еще называют порой «предшественником человека», но почти ни у кого не вызывает сомнения, что австралопитек не был прямым предком людей, а являлся формой, близкой к неизвестным, ненайденным предкам человека раннего гоминидного уровня развития. Ошибочное наделение австралопитека большей степенью родства с человеком, чем это есть на самом деле, произошло потому, что детеныш австралопитека, (что соответствует законам биологии онтогенеза), очень похож на человеческого ребенка, причем сходство выражено в большей мере, чем сходство взрослого австралопитека и современного человека.

Находка самки австралопитека, сделанная в 1973 г. и названная «Люси», казалась классической иллюстрацией эволюции процесса прямохождения у предков человека. Ряд антропологов, несмотря на разнообразие форм австралопитеков, пользовался для обозначения австралопитека одним латинским названием Нomo australopithecus. Австралопитека считали первой известной стадией эволюции гоминид. В настоящее время полагают, что австралопитек стоит гораздо дальше в систематическом положении от человека, чем это предполагалось. Исходная стадия эволюции рода Homo неизвестна» (Э.Владимирова, «Антропологические концепции современной науки»).

В условиях множества имеющихся неопределенностей ученые сегодня вынуждены уходить даже от варианта «развесистого дерева». Родословная человека представляется ими на современном этапе в виде набора отдельных «островков», связи между которыми носят лишь весьма предположительный характер (как это представлено, например, на сайте Смитсоновского института – одного из ведущих заведений по данному направлению исследований).

И недаром, в приведенной ранее цитате Зубова упоминается возможность изменения звеньев в эволюционной последовательности – связи в этой последовательности имеют характер всего лишь гипотез, а не установленных фактов.

Можно было бы посчитать все это лишь «временными трудностями», вызванными лишь нехваткой данных, которые будут получены в дальнейшем с обнаружением новых находок – находок, которые бы подтвердили те или иные связи между известными древними видами. Именно эту позицию занимал, например, Дарвин, провозгласивший принцип «неполноты палеонтологической летописи». И именно такой же точки зрения придерживаются многие исследователи и ныне.

Однако не исключено (и в последнее время становится все более и более вероятным), что такие данные просто будет невозможно получить вообще. И эта невозможность носит принципиальный характер, а не является лишь следствием ограниченности наших современных возможностей. На это указывают, в частности, некоторые закономерности, которые обнаруживаются в общем эволюционном процессе живых видов.

«…существует прямая зависимость между общей численностью вида, продолжительностью его существования и географическим ареалом, с одной стороны, и вероятностью его сохранения в ископаемом состоянии – с другой… Наиболее вероятная форма эволюционных изменений – быстрые преобразования немногочисленных, географически изолированных популяций… У наиболее важной, с точки зрения эволюции, части биоты было меньше всего шансов сохраниться в ископаемом виде» (Р.Кэрролл, «Палеонтология и эволюция позвоночных»).

«Эволюционирует не тот, кто лучше приспособлен, а наоборот, тот, кто, являясь менее адаптированным, чем другие, обладает определенной неустойчивостью, которая позволяет ему трансформироваться дальше. Одна-единственная линия… эволюционировала от неустойчивости к неустойчивости, чтобы наконец превратиться в человека, который, возможно, наименее адаптирован из всех живых существ и нисходит по прямой линии к формам, которые в силу их менее совершенной адаптации продолжали трансформироваться» (П.Л. де Нои, «Между знанием и верой»).

Таким образом получается, что хорошо приспособленный к конкретным условиям среды и поэтому многочисленный вид животных, как правило, не способен к существенным эволюционным изменениям при смене условий. Эволюционным изменениям более подвержены именно малочисленные виды. А даже с чисто математической точки зрения, вероятность обнаружить останки представителей какого-либо вида тем меньше, чем меньше была численность этого вида.

И если предполагается, что развитие человека (в его эволюции) происходит в целом по общим эволюционным законам, то отсюда автоматически вытекает его подчинение указанным выше закономерностям. И следовательно весьма и весьма вероятно, что уже известные останки ископаемых гоминид являются останками вовсе не прямых предков человека, а всего лишь представителей боковых, тупиковых ветвей эволюции человека. В этом случае представленные ранее схемы являются вовсе не отражением эволюционного пути человека, а всего лишь набором именно тупиковых ветвей. Между же тупиковыми ветвями запросто может не оказаться вообще никаких прямых связей.

По тупиковым ветвям, конечно, можно делать какие-то косвенные выводы об эволюции самого человека, но они будут именно косвенными, неизбежно оставаясь в ранге лишь гипотез и предположений.

Таковы логические следствия из «эволюции по Дарвину» – медленной и постепенной…

В рамках же теории «прерывистого равновесия», согласно которой эволюция происходит очень быстрыми скачками, сменяемыми длительными периодами стазиса, ситуация может оказаться и не столь печальной. Известные ископаемые останки в этом случае вполне могут оказаться и останками именно прямых предков человека, находившихся на определенном участке стазиса. Просто в период эволюционного всплеска какая-то часть (вполне возможно, и весьма небольшая) «стазисного» вида быстро эволюционировала в другой вид, занимавший следующую ступеньку стазиса. Насколько быстро это могло происходить – достаточно наглядно представляют опыты Шапошникова, описанные ранее.

Однако в этом случае изменения происходят быстро и скачкообразно. Следовательно, шансы найти что-то «переходное» между одним «стазисным» видом и последующим (тоже «стазисным») многократно уменьшаются, если даже существуют вообще. Как результат – получить прямые непосредственные свидетельства связи между двумя последовательными «стазисными» видами оказывается невозможным в принципе. Если и будут какие-либо свидетельства такой связи, то они неизбежно будут только косвенными. И тогда наша «эволюционная лестница» тем более окажется на том же самом уровне всего лишь гипотез и предположений.

Факты и трактовки

Возможно, кто-то скажет, что пусть современные представления о происхождении и эволюции человека от древнего обезьяноподобного предка остаются всего лишь гипотезой, но гипотеза эта ведь подкрепляется многочисленными фактами. Именно такое впечатление может сложиться (и часто складывается) под воздействием описания истории находок ископаемых гоминидов и приматов, типа представленного выше. И уж тем более такое впечатление складывается при чтении книг, более категорично стоящих на эволюционных позициях.

Однако в таком представлении эволюционного пути человека имеет место определенное лукавство, о котором авторы соответствующих книг предпочитаются полностью умалчивать. Дело в том, что в нем производится подмена реальных фактов (в полном смысле этого слова) интерпретацией этих фактов – подмена совершенно неправомерная. И в действительности мы имеем здесь гипотезу, подкрепленную не фактами, а интерпретацией этих фактов (то есть по сути – лишь очередной гипотезой)!..

Но факт – вещь объективная, а интерпретация всегда субъективна, то есть зависит от личностных установок и предпочтений интерпретаторов. Это приводит к возможности того, что факт будет свидетельствовать об одном, а интерпретацию ему могут дать ошибочную. В результате факт будет будто бы «подтверждать» ошибочные выводы. И мы получим не реальность, а ее искаженное отражение.

Что является фактами в данном случае?

Факты – это костные останки, орудия труда, следы использования огня, место их обнаружения, окружающие их породы и сопутствующие находки, показания приборов при том или ином лабораторном исследовании находок и т.д. и т.п.

А вот указываемый возраст находок, их принадлежность к конкретному виду, а тем более описание возможностей этого вида – это уже не факты, а интерпретации, которые дают вполне конкретные люди со своими собственными предпочтениями и особенностями восприятия. Даже сходство и отличие каких-либо конкретных находок в сравнении с другими находками и особенностями других видов всегда оценивается каким-то конкретным исследователем, а следовательно заключение о наличии и степени важности сходств и отличий тоже обладает определенной субъективностью.

Посмотрите на любое описание эволюционного пути человека – и легко увидите тотальное доминирование в них интерпретаций над непосредственно фактами. Присмотритесь повнимательней – и поймете, что гипотеза выстраивается именно на интерпретациях, а не на самих фактах.

Конечно, реальный процесс практически любого эмпирического исследования не может обойтись без интерпретаций. Интерпретация – неотъемлемый элемент познания. И влияние субъективных факторов тут просто неизбежно. Как неизбежно и внесение искажений в финальную картину при постижении реальности. Но когда речь идет о том, чтобы принять или отвергнуть гипотезу в целом или ее отдельные положения, нужно понимать, насколько сильные искажения внесены исследователи, на каком этапе и по каким причинам.

При определенных условиях влияние субъективных факторов можно уменьшить, если увеличивать число исследователей. Но количество людей, способных грамотно и профессионально интерпретировать факты, относящие к вопросам палеоантропологии, не так уж и велико. А каждый из них обладает хоть и своими собственными предпочтениями, но далеко не всегда эти предпочтения иные, нежели у других людей. И в замкнутом сообществе ученых всегда имеется какая-то доминирующая теория (далеко не всегда верная!), в прокрустово ложе которой эти ученые стремятся уложить интерпретации тех или иных фактов.

Мы уже упоминали выше про случаи, когда какие-то находки сначала отвергались научным сообществом, а затем им же признавались, и наоборот. В соответствии с этим факты то учитывались в общей теории, то не учитывались. А это – тоже результат влияния того самого субъективного фактора. И фактора в научной среде, увы, очень мощного.

Само словосочетание «признание научным сообществом», которое порой используется в качестве некоего «аргумента» в подкрепление того или иного озвучиваемого вывода, отражает сильное влияние именно субъективного фактора. Оно означает, что большинство авторитетных (!) в этом сообществе (!) ученых поддерживает этот вывод. То есть означает по сути, что имеет место принятие решения на основе своеобразного голосования – за что большинство, то и признается «истиной».

Однако истина в науке не устанавливается простым голосованием. Большинство запросто может и ошибаться. Даже если это большинство пользуется авторитетом среди профессионалов.

Достаточно показательным и известным примером является, скажем, принятие в 1772 году Парижской академией наук резолюции по докладу о небесном происхождения метеоритов. Резолюция гласила: «Камни не могут падать с неба, поскольку на небе камней нет». И была принята большинством членов академии, то есть авторитетными людьми. После чего Парижская академия наук отказалась вообще рассматривать какие-либо сообщения о «камнях, падающих с неба».

Столь категоричное отрицание возможности падения на Землю тел из космического пространства привело к тому, что, когда утром 24 июня 1790 года на юге Франции упал метеорит «Barbotan» и падение его было засвидетельствовано бургомистром и городской ратушей, французский ученый Бертолле писал: «Как печально, что целый муниципалитет заносит в протокол народные сказки, выдавая их за действительно виденное, тогда как не только физикой, но и ничем разумным вообще их нельзя объяснить».

Если бы не метеоритный дождь 26 апреля 1803 года, буквально усыпавший камнями север Франции и имевший массу свидетелей, которые собрали несколько тысяч метеоритов, научное сообщество еще долго могло находиться под воздействием ошибочного вывода авторитетов. Ныне же небесное происхождение метеоритов нам представляется просто очевидным.

В условиях столь большого влияния субъективных факторов нельзя оценивать истинность картинки эволюции человека по «гладкости» самой этой картинки (а именно такой гладкой и непротиворечивой и выглядит она обычно в подавляющем большинстве книг), а наоборот – нужно смотреть на ее «шероховатости». Нужно анализировать прежде всего недостатки и слабые места – причем не только итоговой картинки, но и исходного материала, который положен в ее основу, а также слабые места тех способов и приемов, с помощью которых интерпретируется этот исходный материал.

Вот этим мы сейчас и займемся. И начнем как раз с исходного материала, то есть с фактов (а не их интерпретаций), лежащих в основе современных представлений о происхождении и эволюции человека.

Фактологическая основа

Прежде всего посмотрим на то, насколько надежна фактологическая база, на которой выстраивается современная картинка эволюционного древа человека.

Достаточно очевидно, что чем больше исходных фактов, тем больше у нас шансов приблизиться к истине. И уже в этом вопросе мы сталкиваемся с серьезнейшей проблемой – палеоантропологии имеют в своем распоряжении не просто мало, а крайне мало ископаемых останков.

«…все наше знание человеческой предыстории основывается на останках, часто очень неполных, возможно, около пяти тысяч индивидуумов. «Все их можно поместить в кузове пикапа, если не бояться перемешать», – ответил мне бородатый дружелюбный хранитель отдела антропологии Американского музея естественной истории в Нью-Йорке Иан Таттерсолл, когда я спросил о величине мирового фонда костей гоминидов и первобытных людей» (Б.Брайсон, «Краткая история почти всего на свете»).

Заметим, что книга американца Билла Брайсона, из которой приведена цитата выше, увидела свет в 2005 году. Так что даже с учетом бума палеоантропологических находок последних десятилетий приведенный им сравнительный пример поражает. И если мы заменим обычный пикап на пикап с удлиненным кузовом, учтя таким образом все новейшие находки, обнаруженные после выхода книги Брайсона, количество этих находок все равно останется ничтожно малым!..

Можно и конкретизировать. На одном из антропологических сайтов имеются такие данные по количеству известных находок – 879 черепов (из них полных – лишь единицы), 674 нижние челюсти, 104 эндокрана (слепка на внутренней поверхности черепа) и 312 так называемых посткраниальных скелетных останков. И это – все…

«…сегодня более чем через сто лет после открытия на Яве первого претендента на лавры «переходного звена» между обезьяноподобными предками и человеком – питекантропа (Homo erectus, или Человека прямоходящего) – находок обнаружено крайне мало. Настолько мало, что все их можно кратко описать в одной книге. Речь, разумеется, идет не о подробном анализе, но именно об описании, неком справочнике. По сравнению с другими областями науки – ситуация беспрецедентная.

Вряд ли, например, можно кратко описать все болезни в одном медицинском справочнике или все астрономические открытия в одном сборнике. Но в случае с палеоантропологией дело обстоит именно так. И это – отнюдь не результат «плохой работы» исследователей, поразительным образом в земле сохранилось значительно меньше ископаемых останков, чем теоретически предполагалось, исходя из гипотезы о постоянной эволюционной смене одних видов другими» (А.Маслов, «Другое человечество. Здесь кто-то побывал до нас»).

Столь узкая исходная фактологическая база приводит к целому ряду негативных последствий.

Во-первых, у исследователей остается слишком много степеней свободы – факты можно «тасовать» практически как угодно, выстраивая между ними те гипотетические связи, которые понравятся самому исследователю.

Во-вторых, каждая новая находка имеет свои собственные особенности и оказывается в чем-то уникальной и отличной от всех предыдущих. А это нарушает принцип повторяемости, столь важный для объективного научного исследования.

И в-третьих, серьезно повышается вероятность того, что некая новая находка обрушит все выстроенные схемы и заставит пересмотреть закономерности эволюционных изменений, которые, как считается, уже известны.

В качестве иллюстрации к вышесказанному можно привести две группы недавних находок – в Денисовой пещере и на острове Флорес.

Денисова пещера расположена на южном Алтае, на правом берегу реки Ануй. При раскопках пещеры выявлено более 20 культурных слоев различных эпох – орудия труда, предметы вооружения, украшения, останки животных и растений. В отложениях в пещере обнаружены останки более сотни видов плейстоценовых животных (обитавших до окончания последнего «Ледникового периода»).

В 2008 году группа российских ученых под руководством директора Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН академика Анатолия Деревянко и его заместителя Михаила Шунькова обнаружила в Денисовой пещере фрагмент фаланги мизинца руки девочки возраста 7-10 лет, жившей 30–75 тысяч лет назад (по другим данным существенно больше – 171-224 тысячи лет назад). Из найденной фаланги удалось извлечь ДНК, последовательности которой позволили установить, что останки принадлежат виду (или подвиду) людей, представляющему особую ветвь в эволюции Homo и отличному от неандертальцев и современных людей. Этот вид получил название «денисовский человек». Ныне известно еще четыре находки – три обнаруженных еще в советское время коренных зуба, принадлежавших молодой особи мужского пола (их размеры очень большие по сравнению с другими Homo) и, возможно, фаланга пальца ноги, анализ генетического материала из которого продолжается в настоящее время.

Всего пять очень небольших находок привели в итоге к появлению еще одного «островка» в эволюционной картине человека – «островка», надежно определить связи которого с другими до сих не удается, несмотря на мощнейший аппарат современных генетических исследований и тому уникальному факту, что во фрагменте фаланги мизинца из Денисовской пещеры доля человеческой ДНК составила около 70% (обычно ДНК изучаемых древних видов в генетических образцах составляет от 1 до 5%, а все остальное приходится на ДНК микроорганизмов – бактериальные загрязнения).

Команда ученых из лейпцигского Института эволюционной антропологии общества Макса Планка под руководством шведского биолога Сванте Паабо исследовала ДНК фрагмента фаланги мизинца. Проведя детальное сравнение мтДНК (митохондриальной ДНК) «денисовской» девочки с 54 аналогичными геномами современных людей из разных регионов Земли, а также с мтДНК нескольких неандертальцев (шести из Европы и двух из Азии, в том числе из пещеры Окладникова, которая находится в непосредственной близости от Денисовой пещеры на Алтае), ученые обнаружили, что ДНК «денисовского» человека очень серьезно отличается как от ДНК нынешних Homo sapiens, так и от ДНК неандертальцев. Более того, этот первобытный человек отстоит от современных людей в среднем почти вдвое дальше, чем неандертальцы. Иными словами, выявленные генетические особенности показали, что «сибирский Homo» уклонился от «генеральной линии» еще задолго до разделения между современными людьми и неандертальцами.

При помощи специальных математических методов исследователи оценили предполагаемое время расхождения эволюционных линий, одна из которых привела к «денисовскому» человеку, а другая – к общему предку сапиенсов и неандертальцев, и пришли к выводу, что алтайский человек разошелся с «сапиенсо-неандертальским» прародителем (или, если точнее, «митохондриальной праматерью») около миллиона лет назад, тогда как окончательное разделение сапиенсов и неандертальцев, согласно самым современным оценкам, полученным в результате недавнего анализа ядерного ДНК неандертальцев, произошло значительно позже – от 270 до 440 тысяч лет назад.

Но после более детального сравнительного анализа ядерных ДНК, проведенного теми же исследователями, ученые «скорректировали» свои первоначальные предположения. Они пришли к выводу, что алтайцы-денисовцы по своей родословной несколько ближе к неандертальцам, то есть сначала все-таки произошло разделение предков сапиенсов и предков двух других популяций (предположительно около 800 тыс. лет назад), а уже затем (около 640 тыс. лет назад) предки «денисовцев» отделились от предков неандертальцев.

Однако Дэвид Райх из Гарвардской медицинской школы (США), который также исследовал денисовский геном, пришел к выводу, что некоторые отрезки ДНК вообще не вписываются в общую картину. Например, рассеянные фрагменты, на которые приходится до 1% денисовского генома, выглядят более древними, чем остальные части. Лучше всего это объясняется тем, что «денисовцы» скрещивались с каким-то другим, неизвестным еще видом. Либо, как полагает сам Дэвид Райх, «денисовцы» сохранили наследственную информацию неизвестной архаичной популяции, не имеющей отношения к неандертальцам.

Один-единственный факт (фрагмент фаланги мизинца) – и столько принципиально разных вариантов его трактовки!..

В 2003 году в пещере Лианг-Буа на западе индонезийского острова Флорес совместной индонезийско-австралийской археологической экспедицией был найден неполный скелет (номер по каталогу – LB1), предположительно взрослой женской особи (получившей имя Фло), включавший в том числе череп, нижнюю челюсть и большинство зубов. Также были обнаружены кости и зубы еще семи особей вместе с костями стегодонов и комодских драконов. В 2004 году были найдены дополнительные останки, по которым исследователи восстановили полный внешний облик неизвестного древнего человека и определили время его существования (указывается очень широкий диапазон – 95-12 тысяч лет назад).

Находки вызвали настоящую сенсацию и очень бурные споры, которые не прекращаются до сих пор. Дело в том, что люди острова Флорес обладали крайне низким ростом, сопоставимым с минимальными размерами современных пигмеев  – от 1,04 до 1,09 метра. Отношение длины рук к длине ног у них было чрезвычайно большое, далеко выходящее за пределы индивидуальной изменчивости современного человека и примерно равное значениям австралопитеков. Мозг крайне маленький – всего 400 кубических сантиметров, то есть меньше, чем у шимпанзе. И при этом вместе с останками были обнаружены каменные орудия, указывающие на способности этих  людей к охоте и строительству!..

После того, как был сделан вывод о том, что открыт новый биологический вид, первоначально получивший от исследователей прозвище «хоббиты» (по аналогии с существами небольшого роста, придуманными английским писателем Толкиеном), было предложено присвоить им видовое имя Homo hobbitus. Высказывалось также мнение, что речь идет о новом роде, для которого предлагалось имя Sundantropus, но после того, как череп первой найденной особи был с очевидностью признан принадлежащим представителю рода Homo, вид получил имя «Человек флоресский» (Homo floresiensis).

Помимо маленького роста и размера черепной коробки Homo floresiensis отличает общая форма черепа (более близкая к Homo ergaster, чем к человеку разумному), отсутствие подбородочного выступа, отличающего человека разумного от более древних гоминид, приплюснутый нос и мощные надбровные дуги, также характерные для ископаемых видов рода Homo. По строению черепа и конечностей Человек флоресский также принципиально отличается от всех известных популяций Homo erectus, а по соотношению длины лучевой и бедренной кости – и от Homo ergaster, сближаясь с еще более примитивными формами – такими, как Australopithecus garhi.

Другие особенности находок также удивляют. Так, скажем, некоторые характеристики мозга Фло приближают его к мозгу Homo erectus, в то время как другие (удлиненная затылочная доля коры, выступающая над мозжечком, возможно, связанная с вытеснением отделов, ответственных за зрение, более развитыми ассоциативными зонами, а также отсутствие лобно-глазничной борозды, исчезающей в процессе эволюции приматов по мере того, как развиваются лобные доли коры) – к мозгу Homo sapiens. Мозг Фло также отличает ряд особенностей, не имеющих аналогов среди других приматов. Одной из таких особенностей являются чрезвычайно развитые (относительно общего объема мозга) височные доли. Этот отдел мозга у современного человека отвечает в частности за опознание предметов и лиц. Другой отличительной чертой являются две мощные извилины в 10-м поле Бродмана, которые потенциально указывают на хорошо развитое воображение и способности к абстрактному мышлению и планированию.

Исследование плеча и предплечья Homo floresiensis в 2007 году показало, что предплечье повернуто на 120° по отношению к локтевому суставу. У современного человека угол поворота составляет 145-165°. Недостаточный изгиб, который мог бы помешать процессу изготовления орудий, компенсируется более короткой и вывернутой вперед ключицей, создающей впечатление пожатия плечами. За счет этого Фло могла изгибать локоть так же, как современные люди. В том же 2007 году исследование трех костей запястья, найденных на острове Флорес в 2003 году и приписываемых LB1, показало их архаичный характер. У этих костей отсутствуют характерные для современного человека разумного и неандертальца прогрессивные черты, и по строению они напоминают аналогичные кости современных человекообразных обезьян, а также древнейших ископаемых гоминид – австралопитеков и Homo habilis.

Практически сразу после объявления о находках на острове Флорес появились версии о том, что исследователи обнаружили останки вовсе не особого вида гоминидов, а всего лишь современных людей, изуродованных серьезной патологией – микроцефалией, синдромом Ларона (генетическое гормональное заболевание) или синдромом Дауна. Все эти версии то опровергаются, то вновь появляются в печати. И вопрос не снят с повестки дня до сих пор, хотя ученый мир в большинстве своем склонен признать реальность существования в прошлом пусть весьма экзотического, но вполне здорового вида Homo floresiensis, и строит разные версии, которые объяснили бы столь малые размеры особей данного вида. Версии, которые в основном сводятся к длительному развитию Homo floresiensis в условиях изоляции на небольших размеров острове.

Однако из-за малых размеров мозга Homo floresiensis у ученых сразу же возник вопрос – как же человек с таким маленьким мозгом мог изготовлять сложные орудия труда. Существование способных к изготовлению орудий разумных приматов с таким размером мозга, как у LB1, хотя и не противоречит в целом принципу островной карликовости, идет вразрез с устоявшейся точкой зрения, согласно которой эволюционный прогресс сопряжен с увеличением соотношения массы мозга и тела, и с моделями уменьшения массы тела и мозга для островных карликовых видов. Для LB1 это соотношение слишком мало…

Итак, вновь обнаружение весьма небольшого в принципе количества останков в одном-единственном месте приводит как к появлению нового обособленного «островка» на родословном древе человека, так и к необходимости усомниться в тех закономерностях, которые, казалось бы, уже «надежно выявлены» палеоантропологами. Все это – неизбежные последствия узости фактологической базы, к которым я здесь добавлю лишь еще одну весьма показательную, на мой взгляд, цитату.

«При таком малом количестве бесспорных фактов ученым приходится делать предположения на основе других найденных поблизости предметов, но такие суждения могут быть не более чем смелыми догадками. Как скептически заметили Алан Уокер и Пэт Шипман, если соотносить найденные орудия с обнаруженными поблизости видами живых существ, то пришлось бы сделать вывод, что древние орудия труда в основном изготавливались антилопами» (Б.Брайсон, «Краткая история почти всего на свете»).

Катастрофичную скудость исходного материала для восстановления родословной человека довольно метко охарактеризовал знаменитый палеоантрополог, один из первооткрывателей австралопитека Ричард Лики, который написал:

«Если вы приведете неглупого ученого из другой области и продемонстрируете ему те скудные находки, которые мы добыли, он, очевидно, скажет: «Забудьте об этом. С этим продолжать работу невозможно». Однако ни Дэвид Пилбом, ни другие ученые, вовлеченные в поиски истоков человечества, не приняли бы этого предложения, хотя, конечно же, мы целиком осознаем опасность делать какие-то выводы из столь неполных находок» (Р.Лики, «Создание человечества»).

Увы, такова ныне ситуация. Но иного нет, и  приходится довольствоваться тем, что есть. Никуда не денешься. И либо действительно «забыть об этом», либо все-таки что-то пытаться сделать. И лучше, конечно, второе. Только при попытках выстроить что-либо целостное из столь ограниченного набора исходных данных, не надо забывать о скудости этой базы и рисках, отсюда вытекающих…

Местоположение находок

Когда при чтении книг о происхождении человека мы сталкиваемся с фразой «в ходе раскопок были найдены останки», в нашем сознании автоматически встают картинки работы археологов – планомерно и дотошно раскапывающих слой за слоем и фиксирующих в полевых дневниках все находки, их место обнаружения и особенности. Ведущих раскопки целенаправленно в заранее намеченном месте.

Таковы уж стереотипы нашего сознания.

Однако с палеоантропологическими находками дело обстоит далеко не так. В подавляющем большинстве они случайны. Иногда их обнаруживают просто на поверхности земли в пустынных районах; иногда в отвалах речных пород; иногда в карьерах при добыче песка, гравия или других строительных материалов; иногда проточные воды выносят их на поверхность; иногда они проступают в разломах, как это случается в Олдувайском ущелье в Африке. А, например, зубы гигантопитека (который ранее считался одним из видов древнего предка человека, а ныне – древней человекообразной обезьяной) немецкий палеонтолог Густав фон Кенигсвальд вообще купил в 1935 году в Гонконге в китайском магазине, торговавшем средствами традиционной медицины, где они продавались под названием «зубы дракона».

Даже в пещерах, где действительно исследователям удается организовать планомерное исследование слоя за слоем, самые первые находки, обращающие на себя внимание и приводящие к организации раскопок, в подавляющем большинстве абсолютно случайны. Без таких находок никто не возьмется решить, что копать надо именно здесь, примется раскапывать и найдет в результате останки древнего человека. Никакой подобной планомерности (в полном смысле этого слова) в поисках палеоантропологических находок нет…

Далее. Самой идеальной для надежного выстраивания родословного древа человека была бы ситуация, если бы в каком-то месте исследователям удалось найти ряд последовательных видов в слоях, следующих один за другим, – например, от примитивных австралопитеков через австралопитеков развитых к человеку умелому, прямоходящему и, наконец, разумному. Увы, ничего подобного и в помине нет – все находки чрезвычайно разрозненны и чаще всего точечны. Они не обнаруживают рядом с собой прямых преемников или последователей. И лишь изредка удается найти в одном и том же месте останки представителей двух-трех отличающихся друг от друга видов.

«Примечательно, что в идеальном для подобных находок Олдувайском ущелье экспедиция под руководством Лики не обнаружила ничего, кроме австралопитеков и крайне спорного представителя Человека умелого, идентификация которого именно как представителя рода Homo подвергается немалым сомнениям. Как видим, и здесь не прослеживается эволюционной цепочки» (А. Маслов, «Другое человечество. Здесь кто-то побывал до нас»).

Точечные находки вдобавок неизбежно являются и «одномоментными», то есть они дают представление о каком-то виде, обитавшем в месте находки лишь в какой-то довольно короткий, с точки зрения эволюции, отрезок времени. А по таким «одномоментным» находкам невозможно установить наличие или отсутствие эволюционного развития.

Все это приводит к тому, что при построении эволюционного древа человека ученые вынуждены «сшивать» между собой разные точечные и «одномоментные» находки на основе дополнительных предположений и допущений, законность которых порой вызывает весьма серьезные сомнения.

«Основной недостаток современных антропологических теорий заключается, на наш взгляд, в том, что временную последовательность мы принимаем за преемственность. Например, если останки австралопитека, датируются 3 миллионами лет, а Homo erectus – 1,5 миллионами лет, то сам факт временных различий еще не дает нам права предполагать нам наличие преемственности между этими двумя видами. Равно как и исключать такую преемственность. В действительности мы не только не можем, но и не имеем права давать ни положительный, ни отрицательный ответ» (А. Маслов, «Другое человечество. Здесь кто-то побывал до нас»).

Более того. Даже если в каком-то одном и том же месте обнаруживаются останки двух (или даже более) видов, можем ли мы только основании того, что одни останки располагаются выше других (а следовательно, имеют меньший возраст), однозначно утверждать, что один вид произошел от другого?.. Строго говоря, мы и на это не имеем никакого права.

Показательным примером могут служить, скажем, пещеры на склоне горы Кармель в природном заповеднике Нахаль-Меарот на территории современного Израиля. Здесь в ходе почти ста лет раскопок были обнаружены остатки пяти разных культурных эпох нижнего, среднего и верхнего палеолита. Раскопки принесли находки, ставшие широко известными в мировой антропологии. В том числе были найдены останки неандертальцев и древних Гомо сапиенс. Одной из главных сенсаций стало то, что находки, связанные с неандертальцами, оказались расположенными… выше находок, связанных с Гомо сапиенс!..

Все находки, отнесенные к неандертальскому виду, имеют сравнительно небольшую древность – всего 40-60 тысяч лет назад. Древние же Гомо сапиенс жили здесь 101-115 тысяч лет назад, то есть были предшественниками неандертальцев, а не их преемниками.

И если бы исследователи опирались бы только на временную последовательность ископаемых останков, им бы пришлось сделать вывод, что местные неандертальцы произошли от Гомо сапиенс. То есть получили бы заведомо ошибочный результат…

Приведу еще один пример, связанный с местоположением находок.

В ходе нашей экспедиции в Эфиопию в марте 2008 года мы посетили небольшой музей в местечке Мелка Кунче (Melka Kunture), расположенный в 50 километрах от Аддис-Абебы в долине реки Аваш, знаменитой своими палеоантропологическими находками. Здесь, как утверждают ученые, располагалась древняя палеолитическая стоянка древних людей ашельской культуры, которая была обнаружена французскими исследователями в 1963 году и датируется возрастом 800 тысяч лет. В окрестности же обнаружены как еще более древние места обитания – возрастом аж до 1,7 миллиона лет, так и более поздние – всего 200 тысяч лет.

То, что считается местом стоянки с возрастом 800 тысяч лет, располагается ныне на открытом воздухе под небольшим навесом и доступно для обозрения туристов. Хотя обычных туристов оно как раз совершенно не впечатляет, поскольку представляет собой простое скопление камней в неглубоком раскопе. Среди этих камней были в свое время найдены костные останки различных животных, каменных и обсидиановых орудий, что и послужило основанием для отождествления данного места со стоянкой.

Однако когда мы присмотрелись к этим камням, то обнаружили, что они имеют заметно окатанный вид, который характерен не для простого обломочного материала, а для подвергавшегося длительному воздействию воды. И у нас возник вопрос – а не ошиблись ли исследователи с интерпретацией места находок именно в качестве стоянки?.. Нам вид камней подсказал совсем иной вариант трактовки. Похоже, что здесь некогда в далеком прошлом протекала река, русло которой в данном месте имело поворот. В подобных местах часто образуются небольшие заводи, где скорость течения резко уменьшается. В результате тот мусор, который несет река в виде всевозможного содержимого, оседает на дне. Так что найденные исследователями костные останки и орудия труда могли быть принесены рекой совсем из другого места (а то и из многих разных других мест) выше по ее течению, а здесь они скопились лишь потому, что тут была излучина этой реки. Если это было так, то месторасположение находок вовсе не указывает ни на какую стоянку. Палеолитическая стоянка – не реальность, а лишь результат ошибочной трактовки фактов.

И не исключено, что подобные сомнения возникали не только у нас, поскольку (по словам местного гида) данное место было признано «стоянкой» лишь спустя тридцать лет после его обнаружения…

Есть и более серьезные последствия, обусловленные бессистемностью и случайностью палеоантропологических находок. Так на основании месторасположения находок различных ископаемых видов ученые делают выводы не только о том, где именно обитал тот или иной вид, но и о том, где располагалась древняя прародина человечества.

В частности, уже упоминалось о том, что обнаружение в свое время питекантропа на острове Ява послужило основанием для выдвижения гипотезы об азиатском центре происхождения человека, а находка в дальнейшем останков более древних австралопитеков была трактована в качестве свидетельства справедливости предположения Дарвина об африканской прародине человека.

Ныне подавляющее большинство палеоантропологов поддерживает именно африканскую версию. И одним из их главных аргументов является то, что больше всего находок наиболее древних видов человека и их предшественников обнаружено именно в Африке.

По текстам, конечно, проверить это не просто, и приходится верить на слово. Но в упомянутом выше эфиопском музее Мелка Кунче, в павильоне, посвященном происхождению человека, мы увидели на стене большую карту, на которой были указаны места основных палеоантропологических находок. И на такой карте аргументы в пользу африканской версии представляются не только более наглядными, но и более убедительными – на глаз видно, что на африканском континенте действительно сосредоточено максимальное количество известных находок.

Казалось бы, факты подтверждают гипотезу о том, что прародина человечества располагалась именно в Африке, откуда человек уже разошелся по всему свету. Однако детализация этого процесса, приводимая в реконструкциях палеоантропологов, порождает массу новых вопросов и сомнений.

Миграционные волны

Рядовой читатель, который не отвергает идею эволюционного развития, прочитав фразу «ученые установили, что предки человека вышли из Африки», как правило, полностью ей удовлетворяется и не задается достаточно простым вопросом – а какой именно вид предков современного человека вышел из Африки и расселился по всем континентам. А мы таким вопросом зададимся и пройдемся по возможным кандидатам на звание таких «выходцев».

И первым же кандидатом оказывается сам Гомо сапиенс – точнее древний Гомо сапиенс…

Долгое время считалось, что современный человек – Гомо сапиенс – произошел от неандертальца, и процесс этот свершился в Европе, где было обнаружено много свидетельств присутствия здесь представителей этих двух видов. Когда же новые находки привели палеоантропологов к заключению, что неандерталец представлял собой лишь боковую ветвь и не являлся прямым предком современного человека, встал вопрос не только о том, кто был этим предком, но и откуда он взялся. Актуальность вопроса о месте происхождения Гомо сапиенс дополнительно усиливалась параллельным накоплением свидетельств того, что в Европу Гомо сапиенс пришел откуда-то извне.

В 2000 году американские археологи С.Мак-Брэрти и А.Брукс опубликовали обширное исследование данной проблемы под названием «Революция, которой не было: новая интерпретация происхождения современного человеческого поведения». Согласно их выводам следы древних Гомо сапиенс ведут в Африку.

«Оказалось, что большая часть «набора» признаков разумного человека (в частности, техника кремневых лезвий, микролитические кремневые орудия, изделия из кости, использование красителей) уже была в Африке, причем гораздо раньше, чем в Европе. Авторы приводят в пример разрисованные каменные плитки, древность которых составляет 59 тысяч лет. Изображения животных, по данным этих исследователей, появились в Африке уже 40 тысяч лет назад. Именно из Африки распространялись прогрессивные особенности поздних этапов палеолита, сохраняя черты преемственности» (А.Зубов, «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета»).

И ныне считается, что современный вид человека Гомо сапиенс возник от близкой ему в эволюционном отношении формы Гомо хельмеи (Homo helmei) приблизительно 130 тысяч лет назад именно в Африке, откуда и попал позднее в Европу и на другие континенты.

Однако далеко не все находки вписываются в столь упрощенную схему. Вот, скажем, два показательных, на мой взгляд, примера, связанных с примерно одновременными находками:

«В 1958 году в Южном Китае, в районе Люцзян, в пещере Дундяньян был найден хорошо сохранившийся череп 40-летнего мужчины, который пролежал в земле 67 тысяч лет. В анатомическом отношении это был практически сформировавшийся Гомо сапиенс, хотя отдельные черты (сильно развитые надбровные дуги и довольно значительный наклон лба в сочетании с низким лицом и низкими орбитами) могли бы навести исследователя на мысль о комплексе признаков Гомо хельмеи.

Но что в высшей степени интересно, – некоторые особенности находки (уплощенность лицевого отдела, слабое выступание носовых костей) вписываются в рамки современной монголоидной расы! Приходится признать, что это был местный, коренной житель, предки которого пришли из Африки много тысячелетий назад вместе с древними носителями комплекса хельмеи, но самое главное – черты Гомо сапиенс возникли уже в Дальневосточном регионе, а не принесены извне» (А.Зубов, «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета»).

«В 1958 году на острове Калимантан (Борнео) в пещере Ниа был найден череп молодого индивидуума в окружении очень примитивных каменных орудий «соанского» типа (соанская культура – южноазиатская культура нижнего палеолита, иногда рассматривается как индийский вариант ашельской культуры: гораздо примитивнее параллельно существовавшей на Западе мустьерской культуры). Слой пещеры, в котором был найден череп и соанские орудия, имеет древность (согласно данным радиоуглеродного анализа) 39600±1000 лет. Найденный череп отличается выраженным комплексом Гомо сапиенс (слабо развитые надбровные дуги, прямой, высокий лоб при низком лице и низких орбитах). Это сформировавшийся современный человек, по антропологическому типу сближающийся с тасманийцами, – местный вариант Гомо сапиенс с местным культурным комплексом! И при этом он анатомически и этологически древнее, чем сапиенсы Европы, или же был их современником. Получается, что в Китае и Индонезии сформировался и жил «свой» Гомо сапиенс.

Может быть, и весь комплекс признаков хельмеи не привнесен с Запада, а развился там же, на базе местных Гомо эректус? Это – старая антропологическая головоломка, до сих пор не имеющая решения» (А.Зубов, «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета»).

Вариант выхода из этой ситуации вроде бы нашелся. В конце прошлого века немецкий антрополог Г.Шмидт проанализировал ход дискуссии по поводу формирования современного вида человека и сформулировал «модель генного потока и смешения». Эта модель допускает возможность смешения расселявшегося из Африки первичного сапиенса с местными гоминидами, но учитывает, что кроме смешения имели место частичная или полная изоляция, а также вымирание отдельных групп.

Однако уместно будет задать здесь вопрос – а откуда взялись те самые «местные гоминиды»?..

Места описанных выше двух находок вроде бы выводят на известных нам синантропов и яванских питекантропов, объединяемых ныне в единый вид Гомо эректус. Именно потомки эректусов ныне и считаются упомянутыми «местными гоминидами», с которыми смешивались пришедшие сюда первичные сапиенсы.

Однако маленькая деталь – возраст синантропов составляет (грубо) полмиллиона лет, а яванских питекантропов почти миллион лет, что намного превышает возраст Гомо сапиенс. Между ними просто огромная пропасть времени…

Оставим в стороне вопрос о том, насколько при этом могли быть близки виды потомков местных эректусов и первичных сапиенсов, чтобы иметь возможность к скрещиванию, и как столь тесная близость могла сохраниться столь длительное время. Зададимся другим вопросом – а откуда взялись Гомо эректус в Азии?..

Каким бы странным это ни могло бы показаться, но, по мнению современных палеоантропологов, следы опять ведут в Африку!..

Показательными по этому вопросу считаются находки из Дманиси в Восточной Грузии. Осенью 1991 года совместной грузинско-германской группой антропологов и археологов из Центра археологических исследований Грузии и Сектора палеолита Римско-Германского центрального музея здесь была обнаружена хорошо сохранившаяся нижняя челюсть человека раннеплейстоценового времени вместе с костями животных и каменными орудиями древнего типа (типа, называемыго Mode 1). Позднее было обнаружено четыре черепа разной сохранности и фрагменты скелета. Древность находок составила 1,77 миллиона лет. Но самое главное – черепа из Дманиси имели схожие черты с яванскими черепами!..

Антропологические исследования показали, что найденные в Грузии черепа имеют переходный тип между Гомо хабилис и Гомо эректус, а если быть более точным – относятся к подвиду Гомо хабилис пре-эректус. Дманисский человек оказался даже своего рода «эталонным» представителем этого подвида, который, как полагают, вышел из Африки и распространился по всей Азии, добравшись в том числе и до острова Ява.

Процесс этот получил название «Великой миграции», а «выход» рода Гомо с африканского континента в трудах ученых, посвященных антропогенезу, обозначается библейским словом «Исход». И был он достаточно давно.

«…дата достижения человеком «финальных» точек межконтинентальной миграции Африка – Азия (1,8 миллиона лет назад) просто обязывает сделать вывод о еще более раннем времени выхода человека за пределы Африки. Можно было бы ограничиться заключением, что «Исход» имел место раньше 1,8 миллиона лет назад. Однако археологические материалы с территорий Израиля и Пакистана, более близких к Африке, чем «финальные» точки миграции, дают возможность внести некоторые уточнения и свидетельствуют о том, что первые мигранты были на полпути к этим точкам уже 2 миллиона лет назад, а значит, «Исход» произошел до этого времени.

…учитывая имеющиеся разногласия по поводу этой знаменательной даты, можно достаточно обоснованно заключить, что рассматриваемое великое событие в жизни человечества [«Исход»] произошло 2±0,2 миллиона лет назад» (А.Зубов, «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета»).

Однако и в данном случае не удалось ограничиться простой схемой. Находки, связанные с другой, более совершенной техникой обработки камня – Mode 2 (ашель) – потребовали предположения о наличии после «Исхода» еще одной, дополнительной волны миграции Гомо эректус.

«В работе 2005 года российский археолог А.П.Деревянко опубликовал составленные на основании материалов раскопок карты первой и второй миграционных волн из Африки в Евразию. Автор прослеживает предполагаемые направления движения древнейших групп Гомо эректус от точки «Исхода» из Африки (по А.П.Деревянко – Суэцкий перешеек) до территорий Китая и Монголии…

На карте, изображающей траекторию миграции второй, более поздней волны, стрелки указывают направления от Ближнего Востока к северу (в Малую Азию и на Кавказ) и к востоку, причем восточная ветвь, так же как и в первом случае, разделяются на две части: одна проходит через территории Казахстана и Алтая в Монголию, другая останавливается, дойдя до Северной Индии. В ряде регионов вторая волна повторяет движение первой…» (А.Зубов, «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета»).

В идее массовых миграций (особенно «великих миграций») меня давно смущает большое количество малообоснованных предположений и допущений. Эти сомнения можно свести к нескольким вопросам, которые в миграционных теориях не находят полноценных ответов – все, как правило, в этом случае ограничивается лишь умозрительными рассуждениями авторов этих теорий.

Что могло «выталкивать» наших далеких предков из привычных мест обитания в регионы, которые порой обладали климатическими и природными условиями, кардинальным образом отличающимися от условий «прародины»? Причем «выталкивало» их в таких количествах, которых хватало бы в дальнейшем для освоения огромнейших новых территорий…

Как «мигранты» умудрялись преодолевать на своем пути, например, горные районы или широкие реки?.. И зачем они вообще это делали при условии того, что они понятия не имели, есть ли на другом конце пути пригодные для жизни условия?..

Ради чего все это делалось?.. Зачем «мигрантам» нужно было преодолевать многие тысячи километров?.. Пусть даже это происходило и за целую череду поколений…

Но сомнения – это всего лишь сомнения.

Допустим, что палеоантропологи правы, и миграции действительно имели место в далеком прошлом…

Обратим внимание на другой момент – на количество таких миграций и место их начала. Уже в описанной части истории древних предшественников человека ученые предполагают аж три мощных волны миграции из одной и той же точки старта – из Африки.

Каким-то странным образом Африка в представлении современных палеоантропологов оказывается своего рода «генератором эволюции», производя с некоторой регулярностью различные виды гоминидов и выталкивая их за свои пределы. При этом на каждом новом витке производится новый, более совершенный вид, который оказывается (по совершенно непонятным причинам) и более успешным, вытесняя своих предшественников не только на своей «прародине», но и за ее пределами.

Вот что вызывает гораздо более серьезные сомнения, чем тезис о миграциях!..

И сомнения эти еще больше усиливаются, если посмотреть на картинку, которую рисуют ученые для самой Африки.

Генератор эволюции или место под фонарем

По заключениям антропологов, появление новых видов предшественников человека происходило далеко не на всем африканском континенте – они возникали хоть и в весьма протяженной, но все-таки ограниченной области, связанной с таким геологическим образованием, как Африканский рифт. При этом речь идет не только о таких видах, как Гомо хельмеи или даже Гомо эректус, но и о гораздо более древних видах – Человеке умелом (Homo habilis), целом ряде австралопитеков и даже сахелантропе!..

Правда, в связи с новейшими палеоантропологическими находками на территории ЮАР и соседних стран появляются версии о происхождении некоторых видов на юге африканского континента, но и этот регион располагает на продолжении того самого Африканского рифта.

Африканский рифт – это геологический разлом земной коры, который сопровождается целым комплексом геологических образований, среди которых наиболее известна Восточно-Африканская рифтовая долина, простирающаяся на 6 тысяч километров от северной Эфиопии до центрального Мозамбика. Именно на территории этой долины и обнаружены наиболее древние останки различных видов предшественников человека.

Разлом не ограничивается одной лишь Восточно-Африканской рифтовой долиной, а простирается существенно дальше. На юге, как указывалось выше, он доходит до ЮАР, а на севере уходит даже за пределы африканского континента. Именно ему обязаны своим образованием, например, Красное море и даже долина реки Иордан.

Рифтовые зоны разлома выражены долинами и впадинами шириной 40–50 километров, которые ограничиваются обрывистыми склонами. Вдоль них вздымаются хребты и горные массивы, увенчанные конусами вулканов высотой до 5000 метров.

Разлом является результатом действия процессов, происходящих глубоко в недрах Земли. В земной мантии под Африкой располагается мощный горячий восходящий поток, уходящий корнями в ядро планеты. Мощность его такова, что используется даже специальный термин для его обозначения – плюм. На нашей планете имеется лишь еще один сопоставимый по мощности с африканским плюм, который располагается в юго-восточной части Тихого океана.

Африканский плюм буквально раздирает на части Африку, хотя этот процесс и идет достаточно медленно. И геологи прогнозируют, что некогда часть африканского континента, расположенная восточнее этого разлома, станет самостоятельным материком, который будет отделен от западной части современной Африки новым морем…

Но вернемся к палеоантропологическим находкам, которые, как указывалось, в основном располагаются на территории Восточно-Африканской рифтовой долины, представляющей собой понижение рельефа как раз в месте разрыва континента. С местами понижения рельефа местности естественным образом связаны русла рек, ведь вода стремится вниз – к наименьшим высотам. И недаром много древних останков было обнаружено, например, в долине реки Аваш, на берегах озера Туркан и т.п.

Если здесь, как утверждают палеоантропологии, происходило образование новых видов, то возникает вполне закономерный вопрос – а почему именно здесь?!. По каким причинам именно данное место стало своеобразным «генератором новых видов» для предшественников человека?..

Этот вопрос, как оказывается, далеко не новый. И уже даже появились теории, в которых авторы пытаются обосновать особую роль геологических разломов в образовании новых видов и эволюционном процессе в целом, чаще всего сводя все к неким пока еще неизвестным взаимосвязям геологических и биологических процессов…

Однако могу предложить принципиально иную интерпретацию имеющихся фактов, которая обходится без каких-либо гипотетических «генераторов новых видов». Эта интерпретация оформилась у меня в тот момент, когда я в уже упоминавшемся выше эфиопском музее Мелка Кунче рассматривал стенд, на котором был представлен профиль долины реки Аваш с указанными на нем местами находок древних останков.

Дело в том, что долина реки Аваш, располагающаяся на месте геологического разлома, действительно является довольно уникальным местом. Но не из-за каких-то «флюидов из недр» или внутренних геологических процессов, якобы влияющих на процесс видообразования, а просто из-за того, что благодаря разлому здесь на поверхности земли оказываются очень древние слои, ранее находившиеся на значительной глубине – достаточно сказать, что разница по высоте между долинами в зоне Африканского рифта и их краями достигает порой более километра. Вследствие этого становятся доступными и очень древние останки, которые, как уже говорилось ранее, носят случайный характер.

И вот при осмотре стенда с профилем долина реки Аваш у меня возник предельной простой вопрос – а разве где-то в других местах палеоантропологии копали на километровую глубину?!. Нет, конечно… Значит – у них просто нет необходимого сравнительного материала.

Тогда какие у них основания для утверждения, что новые виды древних предшественников образовывались именно здесь?.. Только лишь то, что здесь были сделаны наиболее древние находки?..

Но местные находки наиболее древние из всех известных лишь потому, что сделаны они в условиях, где доступны наиболее древние слои!.. Мы имеем совершенно иные причинно-следственные связи!.. Причиной максимальной древности находок в этом месте является вовсе не происхождение этих видов в данном регионе, а всего лишь доступность именно здесь наиболее древних геологических слоев с останками!..

Косвенным подтверждением именно такого объяснения древности местных находок является то, что другие «аномально» древние находки на острове Ява также были сделаны в зоне геологического разлома!..

Достаточно давно был популярен такой анекдот:

Человек видит пьяного, ползающего на четвереньках под фонарем, и спрашивает его:

– Что-то потерял?

– Да. Ключи от дома.

– Здесь?

– Нет. Вот там – в кустах.

– Но почему тогда ищешь здесь?

– А здесь светлее!..

Позиция палеонтропологов, пытающихся отыскать прародину человечества, ориентируясь лишь на местоположение наиболее древних известных находок, напоминает позицию пьяного из этого анекдота – ищем что-то там, где удобней, а не там, где оно на самом деле находится.

В итоге получается, что у версии африканской прародины человечества на текущий момент нет совершенно никаких объективных оснований!..

«Пилтдаунский человек»

Возьмем теперь фразу «исследователи нашли останки такого-то вида». Именно в такой формулировке в статьях и книгах упоминаются находки, на основании которых выстраивается картинка эволюции человека.

Однако в этой фразе фактами являются только некие костные останки и то, что их нашли. Соотнесение же данных останков с конкретным видом является уже не фактом, а интерпретацией. А интерпретация, как указывалось ранее, сильнейшим образом зависит от субъективных установок исследователей. В том числе и от представлений самих палеоантропологов о древних видах и их месте на эволюционном древе человечества, то есть от неких субъективных схем и шаблонов, которые порой строятся на необоснованных предположениях и гипотезах и могут быть ошибочными.

В свое время эта зависимость от ошибочных представлений сыграла с палеоантропологами злую шутку, известную под названием «пилтдаунский человек».

В начале ХХ века исследователи были одержимы идеей найти «промежуточное звено» между древней человекообразной обезьяной и человеком. Считалось, что это «промежуточное звено» должно было обладать большим мозгом – как у современного человека, но при этом иметь и какие-то обезьяньи черты. И вот в 1912 году тогдашнему ученому миру были предъявлены костные находки, полностью отвечавшие этим критериям.

В декабре 1912 года в Королевском геологическом обществе археологом-любителем Чарльзом Доусоном было представлено официальное сообщение о находке в Пилтдауне (Англия) останков переходного типа между обезьяной и человеком. В качестве подтверждения были предъявлены несколько обломков черепа и челюсть, найденные вместе с зубами ископаемых животных и несколькими кремнями, имевшими следы бесспорной искусственной обработки. Все находки имели характерную темно-коричневую окраску, которую приобретают древние объекты в железистых гравиях, а именно такой гравий и добывали в пилтдаунском карьере.

Находки – осколки фактически человеческого по размерам черепа и челюсть с обезьяньими чертами (что вполне вписывалось в представления о «переходном звене») – исследовал хранитель отдела геологии Британского музея Артур Смит Вудворд, который пришел к выводу, что это останки неизвестного древнего человека, жившего около миллиона лет назад (так датировались соответствующие геологические слои). Вудворд дал ему название «Eoanthropus dawsoni» («Человек рассвета Доусона»). Он же сделал и реконструкцию черепа по найденным останкам.

Весть о находке «самого первого англичанина» разнеслась по всему миру. Летом 1913 года место раскопок посетили более сотни геологов, археологов и палеонтологов. Практически все видные ученые того времени приняли участие в обсуждении останков. Большинство признавало древность эантропа (Eoanthropus) и его важное место в ходе эволюции человека.

Однако были и те, кто высказывал сомнения. Их как раз смущало сочетание черепа человека и челюсти обезьяны. Они считали такое сочетание неприемлемым и полагали, что челюсть и череп принадлежат разным существам, а находка их в одном месте является всего лишь случайностью.

Но раскопки продолжались. Летом 1913 года был найден клык эантропа и его носовые кости, а также зубы ископаемых животных и каменные орудия. Сезон 1914 года принес сенсационную находку – дубинкообразное изделие из кости гигантского древнего слона со следами сверления и обработки. До тех пор считалось, что человек научился обрабатывать кость лишь 50 тысяч лет назад, а здесь речь шла о миллионе лет!..

Несмотря на новые останки, некоторые ученые продолжали настаивать, что реконструкция черепа эантропа сделана неверно и даже неправомерно, поскольку череп и челюсть принадлежат двум разным существам. Но находка 1915 года заставила их замолчать. Даусон совсем в другом месте – в Шеффидцпарке – нашел останки еще одного эантропа в том же сочетании – череп человека и челюсть обезьяны.

Эантроп прочно занял свое место в научной систематике эволюции человека (на месте его находки позднее – в 1938 году – был даже установлен памятный знак). Однако раскопки 1916 года оказались безуспешными, а в августе того же года Даусон умер. Больше находок эантропа нигде не было…

Шло время. Накапливались новые находки. В Китае были найдены останки синантропа, на острове Ява – новые останки уже известного питекантропа, в Южной Африке – австралопитека. И если во время находки в Пилтдауне ученые располагали костями только питекантропа, «гейдельбергского человека» и неандертальца, то к середине ХХ века было выявлено целое семейство «промежуточного звена».

Анализ новых находок привел ученых к выводу, что эволюционные изменения головы предшественников человека происходили принципиально иным образом, нежели у эантропа. Было выявлено сильнейшее противоречие – эантроп имел лицо человека и обезьянью челюсть, тогда как все остальные виды древних гоминидов, наоборот, имели «обезьянье» лицо и челюсть человека. Скептики вновь подняли голову.

Под давлением новых находок Вудворт выдвинул версию о двух эволюционных линиях – тупиковой для питекантропа, синантропа и неандертальца и прогрессивной для «пилтдаунского человека». Но такое положение уже не устраивало палеоантропологов. Вновь была поднята идея о двух разных существах, чьи кости по ошибке были соединены в один череп. Все это подвигло ученых на новые исследования останков эантропа.

В 1949 году английский антрополог Кеннет Окли высверлил небольшое количество ткани из костей эантропа и костей животных, найденных вместе с ним, и провел серию тестов фторного анализа этой ткани. Оказалось, что череп и челюсть не могли быть старше 50 тысяч лет!.. Ни о каком возрасте эоантропа в миллион лет и речи не шло!..

Это повергло в шок весь ученый мир. Если эантроп был так молод, то он не являлся «переходным звеном».

Во избежание ошибки в 1950 году на месте находки в Пилтдауне были проведены обширные раскопки по всем правилам современной науки. Однако не нашлось ничего – ни костей животных, ни человека!.. В воздухе запахло грандиозным скандалом…

Для более тщательного исследования останков «пилтдаунского человека» к Окли присоединились представители Оксфордского университета – антрополог Вилфрид ле Грос Кларк и анатом Джозеф Вайнер. Совместными усилиями они выяснили, что пилтдаунские фрагменты черепа и челюсти принадлежали двум совершенно разным видам – человеку и обезьяне (вероятнее всего, орангутану).

Более того. Царапины на поверхности зубов «пилтдаунского человека», которые были различимы под микроскопом, указывали на то, что они были специально подточены снизу, чтобы больше быть похожими на человеческие. Также вызвало подозрения, что при таком количестве зубов ископаемых животных не найдено никаких других их костей. Вдобавок, при более детальном исследовании было выявлено, что большинство находок из пилтдаунского карьера были искусственно состарены и окрашены под цвет местного гравия. Из всего этого исследователи сделали вывод, что «пилтдаунский человек» является откровенной подделкой и изощренным научным обманом, о чем и сообщили общественности 30 ноября 1953 года публикацией в «Таймс». И в том же году в Лондоне Всемирный конгресс палеонтологов принял решение о негласном запрете на упоминание эантропа в научных трудах до окончательного разрешения этой загадки.

В дальнейшем был применен набиравший популярность метод радиоуглеродного датирования. Из образцов опять взяли пробы тканей, и их анализ дал обескураживающий результат – челюсть имела возраст всего около 500 лет, а череп 620 лет!.. А затем на «сенсационном» орудии из кости ископаемого слона были обнаружены следы… стального ножа. Сомнений в подделке не осталось. Ученые поняли, что в действительности никакого эантропа не было и они имеют дело с грандиозной мистификацией мирового масштаба.

Ф.Вейнер, принимавший активное участие в исследовании костей из Пилтдауна, решил найти виновника этого дела. Было ясно, что человек, занимавшийся фальсификацией, хорошо знал проблему «переходного звена». И по ряду фактов получалось, что им мог быть только один из участников раскопок. В результате максимальные подозрения пали на Доусона. Занимаясь расследованием его деятельности, Вейнер установил, что Доусон действительно подкрашивал части черепа эантропа – за этим занятием его случайно застал археолог-любитель Гай Барб. Тогда Доусон объяснил, что таким образом он якобы укрепляет находки от разрушения.

18 декабря 2012 года тайне «пилтдаунского человека» исполнилось 100 лет, и по этому случаю Геологическим обществом Лондона была проведена специальная конференция. На ней историки, геологи и антропологи обсуждали пути возобновления работы по анализу пилтдаунских «находок» с использованием новейших технологий, поскольку окончательно эта тайна и до сих пор не раскрыта и достоверно не установлено, по каким мотивам и кто именно совершил подделку…

Проблемы интерпретации находок

Конечно, не только субъективные установки, царившие в научном мире начала ХХ века, стали причиной того, что банальную подделку долгое время считали останками реального «пилтдаунского человека». К этому имелись и вполне объективные предпосылки, которые выводят на вопрос о проблеме идентификации костных останков.

«Антропологи делают выводы о родственных отношениях вымерших групп на основании сравнения костей и зубов. При этом известно, что высокая морфологическая степень сходства биологических видов не всегда может служить прямым свидетельством близкого родства. Похожее строение животных порой наблюдается при их идентичном образе жизни. Например, современные костистые рыбы, акулы и дельфины, а так же вымершие ихтиозавры схожи по внешнему строению тела, но эволюционно они очень далеки друг от друга. Законы гидродинамики, действующие в одинаковой среде обитания, привели к внешнему сходству выше перечисленных форм жизни, которые относятся к классам костистых и хрящевых рыб, млекопитающих и рептилий» (Э.Владимирова, «Антропологические концепции современной науки»).

Собственно, сходство скелетов биологических видов является одним из оснований, на которых выстраиваются выводы об эволюционном родстве этих видов. Но это же сходство значительно затрудняет идентификацию конкретных находок.

Сколь-нибудь целостные скелеты обнаруживаются чрезвычайно редко. Основная масса находок – разрозненные костные останки. И как правило, останки предшественников человека обнаруживаются вместе с останками различных животных. Разобраться в этой ситуации, где останки древнего предка человека, а где кости доисторических животных, порой бывает очень непросто. А значит, возможны и ошибки. При этом можно перепутать костные останки даже весьма отдаленных друг от друга видов. В качестве примера можно привести находку, которая фигурирует в каталогах как SAHABI 26P4A.

В 1979 году в журнале «Nature» вышла статья, которая была посвящена исследованию находок в ливийском Сахаби. В статье упоминалась ключица гоминоида, найденная в слоях возрастом 4-7 миллионов лет. А в следующем году в американском журнале физической антропологии было опубликовано уже описание этой ключицы, с уточнением датировки до 5-7 миллионов лет. Автор – антрополог Н.Боаз – подробнейшим образом описал места прикрепления мышц, особенности, размеры и пропорции кости. Он пришел к выводу, что кость принадлежит гоминоиду, но уточнить его принадлежность к конкретному виду могли бы лишь новые находки.

Кость из Сахаби имела возможность получить статус ключицы некоего самого северного раннего австралопитека, если бы не оказалась… ребром дельфина!.. Статья с обоснованием соотнесения находки именно с дельфином, а не с древним гоминидом, была опубликована Тимом Уйатом в «American Journal of Physical Anthropology» в 1983 году.

Дело в том, что в Сахаби, наряду с останками наземной фауны (в том числе и древних мартышкообразных приматов), были найдены зубы акул и фрагменты костей китообразных. В общей сложности тут было собрано больше трех тысяч костных фрагментов десятков различных видов животных. И запутаться при идентификации всех этих фрагментов – проще простого…

Любопытно, что Боаз в своей статье о «ключице древнего австралопитека» упомянул несколько случаев неверной идентификации «гоминидных ключиц». Так, MLD 20 и MLD 36 из Макапансгата в Южной Африке после перепроверки были признаны костями древней лошади-гиппариона, а «ключицы» с острова Русинга и из Мабоко в Кении – бедренными костями рептилий. Однако ни знание этих прецедентов, ни знание анатомии самых разнообразных животных не спасло самого Боаза от такой же ошибки…

Значительная часть находок является зубами – порой и обнаруживаются-то только зубы. Но даже единичные зубы считаются весьма неплохой находкой. Дело в том, что древние кости порой подвергаются очень сильным изменениям под влиянием различных внешних воздействий, а это затрудняет их идентификацию. Зубная же эмаль настолько прочна, что способна сохраняться практически без изменений миллионы лет.

Однако и тут все оказывается не так-то уж просто и гладко. Косвенно это подтверждается тем, что порой палеоантропологии не сходятся во мнениях относительно принадлежности найденных древних зубов конкретным видам. Так, например, нижние коренные зубы, обнаруженные в пещере близ Чаньши в китайской провинции Хубей (где ничего кроме этих зубов и не было найдено) и датируемые ориентировочно возрастом в 700 тысяч лет, одни исследователи считают зубами австралопитека, другие – зубами Гомо эректус, а третьи – вообще зубами ископаемого орангутана. По размерам и форме они похожи на зубы ископаемых орангутанов южного Китая и островов юго-восточной Азии. Но большой размер зубов (больше зубов ранних Homo) и архаичная морфология указывает на австралопитеков…

Насколько вообще можно быть уверенным в правильности идентификации зубов?..

Любая идентификация, то есть соотнесение с конкретным видом, опирается прежде всего на сходство – сходство находки с другими известными более ранними находками. И вот тут мы сталкиваемся с серьезной проблемой.

Стоматологи утверждают, что зубы современных людей настолько же уникальны, как и отпечатки пальцев. На этой уникальности выстроены даже новейшие методики идентификации погибших, разработанные буквально в последние годы. Но если уникальны зубы современных людей, то мы должны предполагать также и для древних предшественников человека такую же уникальность зубов. Однако уникальность противоположна сходству. И мы получаем, что для корректной идентификации древних зубов просто нет надежной основы!..

Перейдем теперь к черепам, которые считаются наиболее информативными и поэтому наиболее интересными находками. Казалось бы, уж по черепам-то провести надежную идентификацию – проще простого. Ведь череп – не отдельная кость или зуб. Он обладает массой специфических деталей и особенностей, по которым можно многое узнать о его обладателе. Однако и тут далеко не все так уж и однозначно, что можно увидеть на примере, скажем, неандертальцев.

Так, в конце 30-х годов ХХ века антропологи разделили находки, связанные с неандертальцами, на две большие группы – так называемые «атипичные» неандертальцы и «классические». Долгое время считалось (впрочем, считается и до сих пор), что «атипичные» неандертальцы древнее своих «классических» собратьев, но при этом морфологически гораздо ближе к Гомо сапиенсу (это само по себе уже вызывало удивление у антропологов).

И вот в 1978 году советский антрополог и историк Валерий Павлович Алексеев показал, что различия этих двух групп в немалой степени объясняются неравномерностью распределения полов в известных находках: «атипичные» неандертальцы известны большей частью по женским черепам, а «классические» – по мужским.

Но тогда естественным образом возникает вопрос – а насколько правомерным вообще было такое разделение неандертальцев на две группы? Не может ли быть так, что антропологи ошибочно провели это деление, ориентируясь лишь на различия, имеющиеся между полами? И, скажем, вполне возможно допустить, что «атипичные» – это просто женские особи неандертальцев, а «классические» – мужские…

Антропологи не пошли по пути принятия такой версии, и у них так и осталось деление неандертальцев на «классических» и «атипичных». Но проделаем небольшой (сугубо визуальный) «эксперимент». Возьмем типично-неандертальские черты – низкий и как бы убегающий назад лоб, развитые надбровные дуги, широкие скулы, массивную лицевую часть и мощные челюсти. Немного дополним этот набор и получим… фотографию Валуева (да простит меня Николай за этот «эксперимент»). А теперь поставим рядом фотографию известной американской актрисы Анжелины Джоли…

Кто из них более «сапиентный» по внешним признакам?.. Конечно, Анжелина Джоли – женщина. А мужчина Николай Валуев по тем же признакам оказывается обладателем более «архаичных» черт.

Ну, и чем эта ситуация отличается от ситуации с «атипичными» и «классическими» неандертальцами?..

Представим себе ситуацию, что Николай и Анжелина жили бы десятки тысяч лет назад, и их черепа попали в руки современных антропологов. Могли бы антропологи разнести из в разные группы?.. На мой взгляд, запросто… А если бы Анжелина жила, вдобавок, гораздо раньше Николая, то антропологи могли бы прийти к заключению, что «подвид Николая» постепенно приобрел черты, отдаляющие его от современных сапиенсов больше, нежели «подвид Анжелины» – точно также, как это имеет место для «атипичных» и «классических» неандертальцев…

Ну, и где тут тогда надежность идентификации и обобщающих выводов об эволюции рода человеческого?..

Конечно, проведенный «эксперимент» не совсем корректен, но ведь показателен!..

Все приведенные примеры иллюстрируют один важный вывод – как наличие объективных предпосылок, так и сильнейшее влияние субъективного фактора, приводят к тому, что при идентификации находок всегда остается возможность для ошибок и неоднозначности. И если посмотреть на описания имеющихся находок, связанных с кандидатами на звание предшественников рода человеческого, то такую неоднозначность легко можно обнаружить не только для зубов из Чаньши, но и для многих других найденных останков – палеоантропологии приводят сразу два (а то и три) вида или подвида, к которым они склонны отнести эти останки.

В условиях реальной неоднозначности интерпретаций исследователи идут по пути поиска «консенсуса» мнений среди специалистов, то есть по сути – по пути «голосования среди авторитетов». Именно это и скрывается за фразой «ученые установили принадлежность находок такому-то виду»…

Развитие каменной индустрии

Еще один важный для палеоантропологов вид находок – это орудия труда. Орудия труда, конечно, не используются непосредственно для идентификации соседних с ними костных останков (хотя и могут очертить какие-то грубые ориентиры в помощь такой идентификации), но зато они дают немало информации о возможностях и способностях тех видов предшественников человека, которые их изготовили и использовали.

Труд создал из обезьяны человека – гласит тезис Энгельса, одного из столпов марксизма-ленинизма. И как показывают исследования, тенденция к возникновению каменной индустрии – важного атрибута Homo – действительно зародилась глубоко в недрах отряда приматов.

Так, американские антропологи провели интересные эксперименты с карликовым шимпанзе бонобо по имени Кэнзи. Ему показали камень с острым краем и каким образом можно перерезать веревку, чтобы открыть ящик с фруктами. Этого оказалось достаточно, чтобы шимпанзе начал самостоятельно раскалывать камни и получать «орудия» с таким же острым, режущим краем. Обезьяна проявила способность выполнить операцию, являющуюся первой ступенью в технологии создании каменных орудий труда, хотя изготовленные Кэнзи «орудия» и были намного примитивнее даже самых древних творений человеческих рук.

Еще один эксперимент с обезьянами подтвердил вывод о том, что «фундамент» производства каменных орудий имелся не только у высокоразвитых человекообразных обезьян, но возник гораздо раньше. Американские антропологи Г.Уэстергаард и С.Суоми поставили ряд опытов с низшими «хвостатыми» обезьянами – капуцинами. В первом эксперименте 6 из 11 подопытных животных смогли сделать отщепы с острым режущим краем путем ударов камня о твердую поверхность. Во втором эксперименте 3 из 15 обезьян употребили полученные изделия как режущие орудия, а одна даже проявила инициативу, пытаясь видоизменить орудие, придав ему более удобную форму.

В ходе эфиопской экспедиции в 2008 году нам совершенно случайно тоже удалось провести небольшой эксперимент. В один из вечеров, когда мы уже ехали в сторону отеля, мы остановились на небольшой перекур и вышли из машины на дорогу, которую незадолго до этого «подлатали» – на нее высыпали грунт и разровняли грейдером. В грунте, использованном для ремонта дороги, оказалось много обсидиана – вулканического стекла – в том числе и кусков довольно приличного размера.

Обсидиан с древнейших времен широко используется для изготовления различных орудий труда. И мы, пользуясь случаем, решили проверить, насколько сложно изготовить из него какое-нибудь простейшее орудие. Процесс «изготовления» мы избрали самый простой – поднимали один кусок обсидиана и с силой ударяли им по другому куску на земле. Буквально после двух-трех попыток среди полученных осколков оказались пластины неправильной формы с очень острыми краями, которые вполне можно было использовать в качестве режущих орудий. И это при том, что мы совершенно не стремились заранее получить какую-то конкретную форму – режущие «орудия» получились у нас абсолютно случайным образом.

И если в американских исследованиях обезьяны изготавливали даже каменные орудия труда, то уж из обсидиана им это сделать было куда легче. При этом режущие орудия они также могли бы получить абсолютно случайно. Это, как показал наш случайный эксперимент, проще простого (сложнее было не порезаться об образующиеся при этом осколки)…

Но потенциальные возможности – это одно, а реализация этих возможностей – совершенно другое. Что же говорят находки об изготовлении и использовании орудий труда древними предшественниками людей?..

Упоминавшийся ранее профессор Йоханнесбургского университета Раймонд Дарт, который обнаружил останки австралопитека (Бэби из Таунга), высказал идею, что первыми природными материалами, использованными людьми, были кость, зубы и рог. Среди находок из пещеры Макапансгат он обнаружил такие кости, которые теоретически удобно было употребить в качестве орудий. Из этого Дарт сделал вывод, что уже австралопитек пользовался природными предметами для своих хозяйственных целей, и выдвинул гипотезу остеодонтокератической («костно-зубо-роговой») культуры. Однако позднее исследования показали, что большинство следов износа на этих костях появилось в результате того, что их погрызли гиены и других хищники.

Обнаружены, правда, черепа древних павианов, имеющие следы ударов тяжелой длинной костью антилопы. Предполагают, что это – дело рук австралопитеков, которые использовали кости как дубины. Но даже если это и так, то данный факт лишь отчасти подтверждает гипотезу Дарта…

На текущий момент принята точка зрения, что австралопитеки хотя и использовали в качестве орудий труда подручные предметы, вряд ли умели изготовлять их.

В 2000 году в северо-восточной Эфиопии, в местности Хадар, на участке Дикика палеоантрополог из Калифорнийской Академии наук Зересеней Алемседжед обнаружил скелет маленького австралопитека – трехлетней девочки, которую прозвали Селам или «Дочка Люси». А в 2009 году в двухстах метрах от места обнаружения Селам были найдены четыре кости возрастом 3,4 миллиона лет с подозрительного вида следами. Исследования привели ученых к выводу, что метки на двух из этих костей – ни что иное, как результаты обработки каменными орудиями. И оставили их, вероятно, афарские австралопитеки, останки которых найдены в данном регионе в немалом количестве.

Эти следы на костях ныне считаются древнейшими следами каменных орудий, хотя сами орудия так и не найдены. Правда, ряд ученых сомневается, что эти надрезы на кости были сделаны именно орудиями…

На текущий момент самые древние орудия найдены в Эфиопии на участках Гона, Омо (Шунгура) и Хадар  – 2,5-2,7 миллиона лет, Канжера в Кении – 2,2 миллиона лет, Сенга и Семлики (Ишанго) в Заире – 2 миллиона лет, Олдувай в Танзании – 1,5-2 миллиона лет. Свидетельством преднамеренности создания сколов на этих древнейших орудиях является повторяемость их основных типов и характерные черты обработки – наличие ударного бугорка, оббивка с одного или двух краев при отсутствии ее на большей части камня и т.п., а также концентрация орудий в местах, где такие артефакты не могли образоваться и скопиться естественным путем.

Сначала это были просто расколотые  гальки, желваки или обломки твердых каменных пород, позднее от камней стали отбивать по нескольку сколов, оформляя острый режущий край. Техника выполнения древнейших изделий свидетельствует о неопытности «мастеров», еще плохо знавших материал и не умевших целесообразно раскалывать камни. Такие примитивнейшие орудия называются олдованскими – по месту первых находок в ущелье Олдувай в Танзании. Соответствующая культура получила название олдован (обозначается также – Mode 1).

При всей своей примитивности технология Mode 1 явно уже заключала в себе опыт многих поколений. Она просуществовала целую эпоху нижнего палеолита и завершилась радикальной сменой приемов обработки камня, выразившейся в создании двусторонне обработанных ручных рубил (так называемая технология Mode 2), которые использовались в качестве эффективного оружия. Эти орудия также служили для различных хозяйственных целей, в частности для обработки дерева, кости, рога. Так, скажем, в результате микроскопического исследования поверхности каменных рубил из Танзании были обнаружены частицы, которые свидетельствовали об использовании этих орудий для обработки дерева. Каменные орудия стали применяться для изготовления изделий из других материалов. На смену технологии олдован пришла технология ашель (по названию места раскопок во Франции – Сент-Ашель), зародившаяся около 1,7 миллиона лет назад.

Принципиальным отличием ашельской технологии от олдованской является развитие способов получения крупных сколов-заготовок, появление группы специализированных макро-орудий – ручные рубила, кливеры и пики, а также более разнообразного набора мелких орудий – скребла, скребки, острия и т.п.

Наиболее наглядным признаком ашельской индустрии являются ручные рубила, или бифасы – крупные удлиненные орудия, изготовленные из уплощенных кусков породы или сколов-заготовок посредством полной или частичной двусторонней оббивки  заготовки таким образом, что ее края на большей части периметра превращаются в лезвия, а один конец в той или иной мере заостряется. В итоге бифас приобретает примерно каплеобразную форму (если смотреть на него «в анфас»).

Появление ашельской культуры более-менее совпадает во времени с появлением видов Homo ergaster и Homo erectus, объединяемых под условным названием «архантропы». Хотя ашельская культура постепенно вытесняет олдованскую, архантропы изготовляли и орудия олдованского типа, которые встречаются на стоянках и во все последующие эпохи, местами почти до современности. Впрочем, это вполне понятно – если более простой инструмент в чем-то удобен, то нет никакого смысла полностью от него отказываться в пользу более сложного. Мы же, например, имея электродрели и перфораторы, не отказываемся полностью от обычного молотка и зубила…

Любопытно, что примерно на то же самое время приходится и знакомство людей с огнем. Наиболее древние случаи использования огня известны по находкам на восточноафриканских стоянках Чесованжа, Мелка-Контуре, Гомборе I, Кооби Фора и южноафриканской пещеры Сварткранс. Возраст их оценивается примерно в 1,5 миллиона лет (хотя есть вероятность увеличения датировок до значений 1,6-1,7 миллионов лет). Так, скажем, в Чесованже (Северная Кения, северо-восточный берег озера Баринго), в слое возрастом 1,38-1,46 миллиона лет найден обложенный камнями очаг с почвой, прокаленной до температуры 400-600oC, как в обычном костре, причем огонь горел долго, чего не бывает при случайном природном пожаре.

Ашельская культура распространяется по всей Африке и начинает расширяться за ее пределы примерно 1,4 миллиона лет назад – почти сразу после появления ашельской индустрии.

Но после этого «всплеска технологий» наступает длительный период «стазиса», который до сих пор составляет загадку для ученых, – ашельская культура почти не изменяется на протяжении более миллиона лет…

Однако использование каменных орудий для обработки других материалов создавало основу для осуществления предками человека весьма важного шага – освоения создания искусственных жилищ. Именно в ашеле появляются первые такие жилища – их остатки найдены в целом ряде мест. Например, искусственное жилище возрастом около 380 тысяч лет обнаружено во Франции на стоянке Терра-Амата.

Причем это не просто улучшенный вариант «гнезда» (гнезда строят и птицы, и некоторые обезьяны), а именно жилище – пусть и в виде всего лишь шалаша или даже простого навеса у стены. Это свидетельствует о громадном пути, который уже прошло мышление предшественников человека по пути своего развития. Ведь даже до простого шалаша или навеса еще надо было додуматься. Эта идея должна была созреть в голове. Нужно было и придумать конструкцию, и воплотить ее в жизнь…

«Интересным явлением в некоторых африканских и европейских местонахождениях с датировками около полумиллиона лет является наличие так называемых «камней в форме обезьяньей головы». Они обычно не имеют следов обработки и могли быть собраны исключительно в качестве «диковинок» или естественных «портретов». Эти и некоторые другие находки свидетельствуют о зарождении символического поведения, не связанного с насущными потребностями выживания, о появлении эстетических чувств у архантропов. Эти чувства, как полагают, отразились также в изготовлении избыточно тщательно обработанных бифасов исключительно симметричной формы и гармоничных пропорций, что явно выходит за границы их чисто утилитарных функций» (С.Дробышевский, Е.Беляева, «Достающее звено»).

Следующий «всплеск технологий» ознаменовал переход от раннего палеолита к среднему. Обычно его связывают с культурой мустье (выявлена еще в 60-х годах XIX века), которая названа так по месту находок в пещере Ле-Мустье на юго-западе Франции.

Культура мустье появилась около 200 тысяч лет назад (по другим оценкам на 100 тысяч лет раньше) и существовала примерно до времени 35-40 тысяч лет назад, а местами – до 28 тысяч лет назад. Создателями мустьерской культуры были поздние Homo heidelbergensis и Homo neanderthalensis. Собственно, именно с неандертальцами и связывают прежде всего эту культуру, хотя схожие с ней элементы технологии работы с камнем прослеживаются и в других культурах (например, в Африке).

«Культура мустье, пришедшая на смену древней ашельской и господствовавшая в Европе и Передней Азии в течение нескольких десятков тысяч лет (35-100 тысяч лет назад), развивалась и совершенствовалась именно в эпоху неандертальского человека. Достаточно сказать, что на территории Франции археологи насчитывают 60 типов мустьерских каменных орудий, в том числе остроконечники, скребла. Особо следует выделить введенное неандертальцами новшество – зубчатые орудия («пилки»), свидетельствующие, что описываемые представители рода Гомо были в русле прогресса технической мысли своего времени. Разнообразие каменного инвентаря неандертальского человека говорит о сложности его хозяйственной деятельности. В распоряжении неандертальцев были не только кремневые, но также деревянные и костяные орудия. Последние, хоть и в незначительном количестве, встречаются на мустьерских стоянках…» (А.Зубов, «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета»).

Основной прогрессивной особенностью мустьерской культуры по сравнению с ашелем было изготовление каменных орудий с использованием так называемой техники леваллуа. Эта техника предполагала скалывание качественных отщепов кремня со специально подготовленной предварительными сколами заготовки. Подготовка производилась путем радиальных сколов по краям и создания одной или двух ударных площадок. В результате образовывался дисковидный «пренуклеус», напоминающий панцирь черепахи. Затем из средней части отщеплялось несколько орудий. Далее можно было снова подправить полученное ядрище или «нуклеус» и произвести следующие скалывания орудий.

В результате получались округлые или остроконечные отщепы, которые могли использоваться как орудия сразу или после минимальной доводки. Эти отщепы применялись как скребла или ножи, но могли быть также доработаны для использования в качестве наконечников.

Средний палеолит закончился так называемой «революцией позднего палеолита», которую обычно датируют временем примерно 50 тысяч лет назад (хотя можно встретить даты 40 или даже всего 30 тысяч лет назад). В результате этой революции появилось множество разнообразных культур. Все эти культуры – культуры так называемого верхнего палеолита – ученые связывают уже непосредственно с Гомо сапиенс. Тех Гомо сапиенс, кто в это время обитал в Европе и был носителем соответствующих культур, принято называть кроманьонцами.

Технологические инновации этой эпохи включали существенное изменение в производстве каменных инструментов, которое заключались в переходе на скалывание длинных пластин с призматических и пирамидальных нуклеусов. Такая техника позволяла более экономно расходовать материал, а также изготавливать куда более изящные и разнообразные орудия, чем мустьерские остроконечники и скребла: ножи, наконечники, скребки, резцы, проколки и многие другие.

Широко используются в это время и другие материалы. Важным отличием от предыдущей – мустьерской – эпохи является то, что во множестве появляются составные орудия, в том числе с использованием в качестве вкладышей микролитов – мелких каменных изделий. Чаще всего микролиты изготавливались из кремня и представляли собой различные сечения призматических пластинок и имели размеры от нескольких миллиметров до 3 сантиметров. Преимущество использования микролитов заключалось не только в значительной экономии каменного сырья, но и в возможности создавать из мелких взаимозаменяемых элементов лезвия любой длины для копий, гарпунов, кинжалов, стрел и серпов.

Как ныне считается, технологии, предусматривающие изготовление и использование микролитов, пришли вместе с Гомо сапиенс из Африки, поскольку именно здесь обнаруживаются самые древние подобные изделия из камня. Так, микролиты, найденные в кенийской пещере Энкапуне-я-Муто датируются возрастом более 45 тысяч лет, в формации Наисиусиу в Олдувайском ущелье – 59-62 тысяч лет, в южноафриканской пещере Бордер Кейв – 60-65 тысяч лет, а в Пинакл Пойнт на самом юге Южной Африки микролиты производились 71 тысячу лет назад.

Шероховатости гладкой картины

Выстроенная учеными картинка развития каменной индустрии, представленная выше, кажется гладкой и даже в чем-то красивой. Согласно ей, технологии создания каменных орудий труда постепенно развивались от простого к сложному – пусть даже это развитие было не совсем плавным и имело своего рода «скачки». И такое развитие кажется вполне естественным и соответствующим реальности.

Действительно, при естественном ходе развития технологий невозможно возникновение сразу сложных приемов с перескакиванием стадий простейших и переходных технологий. Такое перескакивание возможно лишь при привнесении более развитых технологий откуда-то извне. А при полностью естественном эволюционном ходе формирования современного человека (что принимается академической наукой фактически в качестве аксиомы) такого «извне» просто нет.

Но так ли уж все гладко в реальности?..

Заглянем еще раз в пещеры заповедника Нахаль-Меарот, расположенного на территории современного Израиля, где были остатки пяти разных культурных эпох нижнего, среднего и верхнего палеолита: ашельской (500-200 тысяч лет назад), мугарийской (150-100 тысяч лет), мустьерской (100-40 тысяч лет), ориньякской и ахмарской (40-20 тысяч лет), и натуфийской (12-9 тысяч лет).

Ранее уже упоминалось, что тут найдены останки неандертальцев, которые датируются более поздним временем, чем останки Гомо сапиенс. То есть пещеры в какое-то время были заселены Гомо сапиенсами, а позднее туда пришли неандертальцы. Но это – не совсем полная картина. Дело в том, что еще через какое-то время после неандертальцев здесь вновь появились Гомо сапиенс.

По всей логике, которая заложена в схему постепенного развития технологий от простого к сложному (и с учетом более развитых технологий у Гомо сапиенс по сравнению с неандертальцами), мы в этом случае вправе ожидать, что по каменным орудиям труда в соответствующих слоях здесь будет прослеживаться, скорее всего, сначала спад технологий (связанный со сменой Гомо сапиенсов неандертальцами), а затем наоборот – заметный скачок в сложности изделий (связанный со сменой неандертальцев другими Гомо сапиенсами).

Что же в действительности?..

К счастью, для ответа на этот вопрос нам не придется пролистывать объемные отчеты или проникать в закрома музеев, куда сгрузили местные находки. Для многочисленных туристов рядом с пещерой Табун в качестве наглядного пособия установлен стенд, на котором указана последовательность археологических слоев в пещере с их датировкой, а также представлены образцы найденных здесь каменных орудий труда.

В 2010 году нашу экспедиционную группу в качестве гида сопровождал историк, который ранее непосредственно участвовал в раскопках здесь. И он, стоя рядом со стендом, с воодушевлением рассказывал нам об этом более получаса. Когда же он наконец сделал паузу, я задал ему простой вопрос, который долго вертелся у меня на языке, поскольку возник при первом же беглом взгляде на стенд – почему наиболее качественные и сложные орудия труда, требующие более совершенной технологии при их изготовлении, оказались здесь в самом нижнем слое, и чем выше – тем проще орудия?..

Мой вопрос поверг его в шок – до этого момента он просто не замечал данного факта. Между тем каменные орудия на стенде совершенно явно и отчетливо указывают вовсе не на постепенное развитие от простого к сложному, равно как и не на спад технологий с последующим подъемом (что, как указано ранее, можно было ожидать с учетом «промежуточной» волны неандертальцев), а на постепенный спад технологий, их деградацию!..

Не возьмусь сам объяснять это странное обстоятельство. Но факт имеет место быть. Последовательность залегания каменных орудий труда не соответствует ни общей схеме развития от простого к сложному, принятой в академической науке, ни картине волн заселения пещеры, установленной археологами…

Перенесемся теперь на тысячи километров южнее – на самый юг Южной Африки…

В 1929 году археологи Гудвин и ван Рит Лове присвоили характерным каменным орудиям среднего палеолита условное обозначение «стилбейская индустрия» (по английскому названию курортного города Стилбай в ЮАР, где эти орудия впервые были обнаружены). Одно время их решение подвергалось сомнению, однако более поздние исследования таких памятников, как ныне довольно широко известная пещера Бломбос, пещера Дипклоф и пещера Сибуду, подтвердили существование данной индустрии.

Как считается, стилбейская индустрия развилась из ашельской. По сравнению с ашелем, в стилбейской индустрии использовались не только каменные орудия, но также выполненные из кости и оленьего рога.

Удивительно, но стилбейские каменные орудия во многом сходны с мустьерскими орудиями в Европе, хотя две культуры разделяют многие тысячи километров. При этом представляется достаточно надежно установленным, что неандертальцы (носители мустьерской культуры, возникшей задолго до стилбейской) никогда не достигали юга Африки. Откуда же тогда это сходство?!.

Но еще более удивительно, что часть стилбейских каменных орудий изготовлена с применением метода, который называется техникой отжимной ретуши. Этот способ обработки камня заключается в том, что с помощью костяного отжимника с поверхности орудия скалываются тонкие чешуйки. Отжимная ретушь давала возможность изготовлять наконечники стрел и копий, которые были столь же тонкие, как появившиеся много позже металлические наконечники тех же размеров. Они были в достаточной степени легкими, что позволяло использовать их для метательного оружия.

Отжимная ретушь является особенностью также такой культуры, как солютрейская, названной по стоянке Солютре во Франции (департамент Соны и Луары). Район распространения типичной солютрейской культуры – Средняя и Южная Франция, хотя некоторые характерные элементы этой культуры прослеживаются на обширной территории – от Испании до европейской части России. А в 1998 году была выдвинута гипотеза о проникновении носителей солютрейской культуры даже в Северную Америку, где они создали культуру кловис. И именно отжимная ретушь является тем характерным элементом, который проявляется во всех этих регионах.

Считается, эта техника возникла раньше, лишь достигнув расцвета в солютрейской культуре. Однако в описаниях изделий других, более ранних европейских культур, упоминается лишь просто ретушь без такого важного, с точки зрения технологии, приема, как отжим.

Высказывались разные версии происхождения солютрейской культуры. Однако ныне ее рассматривают как этап развития западноевропейских культур каменного века, возникший на местной основе, то есть на территории современной Франции.

Солютрейская культура официально датируется, по разным данным, диапазоном времени 15-18 тысяч лет назад, хотя радиоуглеродные измерения указывают на сравнительно короткий, равный всего одной тысяче лет период существования этой культуры. Заметим, что, если принять во внимание так называемую «солютрейскую гипотезу» 1998 года, получается, что при столь коротком существовании этой культуры, ее технологии распространились на огромные территории – вплоть до Северной Америки…

Любопытно, что стилбейская культура в Южной Африке с использованием той же отжимной ретуши ранее датировалась примерно тем же периодом времени – считалось, что она имеет возраст около 20 тысяч лет. Однако в 2008 году были опубликованы сенсационные результаты исследования находок в пещере Бломбос, которые «удревнили» эту культуру аж на полсотни тысяч лет!..

Группа ученых из Южной Африки, Австралии, Великобритании и Германии получила максимально точные оптико-люминесцентные датировки для проб грунта из археологических слоев, содержащих артефакты стилбейской культуры, а также из слоев, непосредственно прилегающих к ним сверху и снизу. Результаты этих исследований показали, что стилбейская культура появилась примерно 71900 лет назад и исчезла около 71 тысячи лет назад, просуществовав очень недолго – меньше тысячелетия (что странным образом совпадает с продолжительностью существования солютрейской культуры во Франции).

Тогда, если развивать идею, положенную в основу гипотезы о возникновении культуры кловис в Северной Америке в результате проникновения сюда преемников солютрейской культуры, то можно было бы выдвинуть версию о том, что сама солютрейская культура во Франции появилась в результате проникновения в Европу выходцев из Южной Африки – преемников стилбейской культуры. И общий путь распространения технологии отжимной ретуши получился бы вообще просто громадным – от пещеры Бломбос на южном побережье Африки, через Францию, всю Сибирь и Аляску, аж до штата Нью-Мехико на юге США. И этот путь технология должна была бы проделать за время менее 60 тысяч лет…

Однако последовавшие далее публикации содержали еще более сенсационную информацию. Как выяснилось, мастера стилбейской культуры использовали не просто схожую с солютрейской культурой технологию отжимной ретуши, но и куда более сложную!..

В октябре 2010 года в журнале Science были опубликованы результаты исследований, которые провели Винсент Мур, Паола Вилла и Кристофер Хеншилвуд, представляющие соответственно Национальный институт превентивной археологии (Франция), Музей естествознания Университета Колорадо в Боулдере (США) и Бергенский университет (Норвегия). Они пришли к выводу, что при изготовлении каменных орудий, найденных в пещере Бломбес, отжимная ретушь являлась лишь финальной стадией обработки. Этому предшествовало получение заготовки – древний мастер обкалывал камень с помощью «молотка» для придания ему нужной формы, а затем подвергал его «термообработке», то есть нагревал в огне. И только потом мастер приступал к формированию у будущего лезвия/наконечника острых, геометрически правильных граней и кончика.

Предварительная термическая обработка камня не только позволяла увеличивать длину отщепов до 5 сантиметров, но и делала их тоньше и острее. Вдобавок, после такой обработки можно было с большей точностью отламывать от камня отщепы, компенсируя неровность его поверхности. Благодаря этому данный метод был более эффективен при создании двусторонних инструментов вроде наконечников для стрел или каменных ножей, поскольку позволял контролировать остроту граней изделия, его толщину и выдерживать общую форму.

По находкам на стоянке Пинакл Пойнт известно, что нагревание в огне применялось уже 164 тысячи лет назад, однако лишь в Бломбосе, используя его, получали столь совершенные орудия.

Чтобы убедиться в том, что древние обитатели Южной Африки пользовались именно этой производственной техникой, ученые сравнили каменные артефакты, изготовленные из мелкозернистого кремниевого минерала силкрита жителями пещеры Бломбос, с самолично произведенными изделиями. Для создания этих современных изделий использовался тот же способ (нагревание и отжимная ретушь) и тот же материал (силкрит, собранный в 30 километрах от пещеры). Сходство артефактов и их современных реплик оказалась просто поразительным!..

Любопытная деталь. Исследователи, проводившие этот эксперимент, пришли к упомянутой ранее версии, что отжимная ретушь именно здесь, в Африке, и была «изобретена», а потом попросту оказалась «заимствована» древними европейцами, североамериканцами и даже австралийцами.

Однако в этом случае надо будет принять и то, что вместе с распространением технологии имела место и ее деградация – ведь мастера солютрейской культуры в Европе, культуры кловес в Северной Америке и австралийцы предварительную термическую обработку камня не проводили. А отсутствие этого важного этапа обработки камня значительно сужает сырьевую базу, поскольку, как указывают исследователи, за исключением обсидиана, яшмы и отдельных образцов кремня, лишь немногие минералы могут поддаться отжимной ретуши без предварительной термообработки…

Но версия распространения отжимной ретуши из Южной Африки не подкрепляется другими фактами.

Преемницей солютрейской культуры считается ховисонс-портская, названная так по археологическому памятнику – пещере Ховисонс-Порт близ Грэхэмстауна в ЮАР. Согласно исследованиям, опубликованным в 2008 году, соответствующая этой культуре индустрия каменных орудий существовала в течение 5 тысяч лет (примерно в период с 65,8 по 59,5 тысяч лет назад). И на этом все закончилось – никаких следов столь развитых технологий. Ховисонс-портская индустрия не имела потомков. После ее исчезновения вновь появляются более примитивные технологии. И прошло 25 тысяч лет, прежде чем в этом регионе появились каменные орудия верхнего палеолита, сопоставимые с изделиями солютрейской и ховисонс-портской культур…

Как видим, не все так уж и гладко в картине развития приемов и методов каменной индустрии. Шероховатостей и здесь хватает. Вместо постепенного развития от простого к сложному с распространением вширь передовых технологий мы имеем дело с «лоскутным одеялом», где то тут, то там происходит какой-то всплеск в технологиях, не получающий в дальнейшем ни развития, ни распространения, а просто исчезающий по непонятным причинам.

Но стоит обратить внимание на такой важный момент – в выстраивании схем развития и распространения древних технологий очень громадную роль играет датировка находок. Лишь смена датировки возраста находок в пещере Бломбос с 20 тысяч на 71 тысячу лет позволила ученым выдвинуть версию африканской «родины» отжимной ретуши. Не будь «удревнения» возраста солютрейской культуры – не было и оснований для такой версии.

Однако такая передатировка (на полсотни тысяч лет) означает, что первоначальное определение возраста находок было проведено с погрешностью аж в 250 процентов!..

Никогда, ни в одной археологической, палеонтологической или антропологической работе вы не встретите упоминания таких огромных погрешностей. Вместо этого обычно ученые предпочитают использовать фразу «ошибочное датирование». Но кто в таком случае может гарантировать, что датировки, которые используются ныне, не окажутся в будущем столь же ошибочными?..

Вот к методам датирования и их реальным (а не декларируемым) погрешностям мы теперь и перейдем.

Методы датирования в палеоантропологии

Для определения возраста палеоантропологических находок используется практически весь арсенал доступных методов датировки, который также применяется в палеонтологии, археологии и геологии. Оно и понятно – данные дисциплины имеют много общего, а исходные факты изначально располагаются в каких-то геологических слоях, содержащих помимо костных останков предков человека другой палеонтологический материал.

В палеоантропологической литературе упоминаются следующие методы, используемых ныне для определения возраста находок:

• по фауне,
• по стратиграфии,
• по магнитостратиграфии,
• по минерализации костных останков,
• по рацемизации кислот,
• тест на фтор-уран-азот,
• термолюминисцентный метод,
• метод электрон-спин-резонанса,
• метод радиоуглеродного датирования,
• изотопные методы (калий-аргоновый, урановый и т.п.).

Рассмотрим их по порядку.

Датирование по фауне

Рядом с останками предков человека нередко обнаруживаются костные останки различных животных. Палеонтологи, изучающие останки древних животных и исходящие из эволюционной теории, пришли к заключению, что многие виды млекопитающих претерпели значительную эволюцию в течение последних нескольких миллионов лет (диапазон времени, значимый для эволюции человека) – при этом новые виды появлялись, а старые вымирали. Изменения этих видов животных (например, слонов) в ходе эволюции палеонтологи сводят в некие последовательные схемы. Теоретически, если сходная последовательность видов слонов обнаруживается в двух различных местах, можно допустить, что эти места имеют один относительный возраст. И обнаружение костных останков предка человека рядом с останками какого-то вида предков современных слонов позволяет предполагать, что данный предок человека жил в то время, когда жил соответствующий вид предков слонов.

Этот метод определения возраста очень грубый, поскольку древние виды животных (как и виды предков человека) существовали продолжительное время. Соответственно, и датировки получаются с широкими диапазонами по времени – максимальная точность данного метода оценивается на уровне полумиллиона лет. Это, во-первых.

Во-вторых, одновозрастность соседствующих останков – всего лишь предположение, хоть и не лишенное логики. Всегда остается возможность того, что, например, останки предка человека попали в какую яму, трещину и т.п. с останками более древних животных и наоборот. Способны вносить значительные искажения в картину отложений и мощные водные потоки – не обязательно наводнения, достаточно просто сильного паводка. Исследователи не так уж и редко сталкиваются с ситуациями, когда водные потоки смывали слои с какими-то останками, в результате чего эти останки вновь откладывались в ином месте. А это, естественно, создает основу для серьезных ошибок в датировке.

И в-третьих, возраст соответствующих видов животных также определяется какими-то дополнительными методами – на их костях же не указаны ни дата жизни конкретного животного, ни период существования данного вида. Следовательно, если имеется ошибка в определении возраста останков животных, то она при датировке останков предков человека по окружающей фауне автоматически переносится и на них…

Датирование по стратиграфии

Стратиграфическое исследование – это исследование расположения или залегания геологических  слоев друг над другом. С точки зрения датировки, важнейшим используемым при этом принципом является отнесение нижнего слоя к более раннему периоду времени по сравнению с более верхним слоем. Последовательное расположение слоев дает основу относительной хронологической последовательности, от наиболее раннего (самый нижний слой) к позднейшему (самый верхний слой). Метод же определения возраста палеоантропологических останков сводится в данном случае к их датированию по возрасту того геологического слоя, в котором они были обнаружены.

Достаточно очевидно, что также как и способ датировки палеоантропологических находок по окружающей фауне датировка по стратиграфии является методом относительным. Определение абсолютного возраста геологических слоев невозможно лишь по их стратиграфии и требует использования дополнительных методов датирования.

Образование геологического слоя – также процесс, как правило, длительный. Соответственно, при датировке по стратиграфии можно получить лишь весьма широкий диапазон по времени для возраста костных останков.

Конечно, бывают случаи, когда образование геологических слоев происходит быстро и даже очень быстро. Например, при извержении неподалеку вулкана останки могут быть засыпаны слоем пепла в считанные дни и даже часы. Имеют место и процессы так называемого лавинообразного накопления осадков. Во всех этих случаях диапазон времени при датировке может быть значительно сужен, но для этого необходима «маленькая деталь» – нужно знать точное время соответствующего события, которое привело к образованию подобного геологического слоя. А это, увы, возможно только для очень недавних событий, попавших в какие-то летописи. Для дописьменной же истории время таких событий опять-таки определяется с помощью стратиграфической летописи и дополнительных методов датирования.

Насколько же вообще точны знания возраста геологических слоев?..

В одной из недавних работ, посвященных одному из методов определения абсолютного возраста геологических пород , имеется такая фраза:

«Современная амбициозная задача геохронологии калибровать время основных биологических изменений, зафиксированных в стратиграфической шкале времени, с точностью лучше 1%».

Не буду тут приводить ни автора, ни названия работы – высказанная в этой фразе идея довольно типична ныне для работ по датированию…

Погрешность на уровне одного процента – это несомненно великолепная точность. И если уже сейчас актуальна подобная задача, то это означает весьма высокий уровень современных методов датирования.

Но насколько подобные заявления соответствуют реальности?..

Несколько забегая вперед, отвечу на этот вопрос сразу – абсолютно не соответствуют. Реальные погрешности намного-намного больше. Но пройдемся по порядку…

При составлении общей геохронологической шкалы геологам приходится «сшивать» стратиграфические шкалы в разных регионах. Но в разных регионах в одно и то же время могут быть совершенно разные условия – где-то осадки могут в это время накапливаться, а где-то нет; накопление может идти с разной скоростью и так далее. Все это приводит к образованию своеобразных «дыр» на конкретных геологических шкалах. Данное положение отразилось на введении такого принципа, как «неполнота стратиграфической летописи» – полной аналогии провозглашенной Дарвиным «неполноты палеонтологической летописи» (см. ранее). Этот термин ввел Чарльз Лайель – близкий друг Дарвина – примерно в то же самое время, так что их часто объединяют в один «принцип неполноты стратиграфической и палеонтологической летописи», называя его «принципом Лайеля-Дарвина».

С точки зрения банальной логики, в наличии перерывов – хоть в геологических слоях, хоть в палеонтологических отложениях – нет ничего странного или особенного (и уж тем более чего-то «запретного»). Поражает другое – заявляемые геологами масштабы перерывов!..

«Академик Д.В.Наливкин (1974) для иллюстрации неполноты собственно геологической летописи приводит расчеты времени для накопления толщ фанерозоя, исходя из скорости современного осадконакопления. Получается, что для накопления всей толщи осадков фанерозоя достаточно всего 60 млн. лет, в то время как продолжительность фанерозоя составляет около 600 млн. лет (535±1 млн. лет по последним данным). То есть почти 90% геологического времени приходится на перерывы. Такой актуалистический подход, хоть и очень грубо, но вполне достоверно подтверждает громадные пропуски в последовательности напластования, в геологической истории Земли» (Г.Холмовой, В.Ратников, В.Шпуль, «Теоретические основы и методы стратиграфии»).

А ведь это написано не просто в какой-то книжке, а в учебнике!.. Студентам предлагается просто проглотить 90% «геологической недостачи» в качестве чуть ли не «научно-установленного факта»!..

Не многовато ли?..

Оставим в стороне способ, которым академик Д.В.Наливкин получил этот результат. Но другие исследователи с использованием иных способов и расчетов приходят ведь к аналогичным цифрам!..

Еще можно понять 90% «недостачи» в ископаемых останках. Тут вполне реальны все 99% и более, ведь даже костные останки подвержены разложению. Но в геологии-то мы имеем дело все-таки с минералами!.. Неорганика-то куда делась?.. Рассосалась в небытие?.. Так, между прочим, закон сохранения материи еще никто не отменял!..

Допустим, что какая-то часть геологических пластов из-за воздействия внешних факторов (дождь, ветер и прочее) подверглась эрозии с перемещением и переотложилась в другом месте. Это вполне реально. А что делать в тех случаях, когда сомнительна сама эрозия?..

«В океанах значительная часть времени падает на перерывы в седиментации [отложении осадков]… Эрозия не может рассматриваться здесь в качестве главной причины неполноты разрезов, хотя и другие причины точно назвать невозможно. Морские геологи придумали удачный обход этой сложной проблемы, назвав время перерывов периодом неотложения осадков. Таким образом, геологическая летопись … фиксирует короткие интервалы активности, разделенные значительно более длинными интервалами бездействия» (С.И.Романовский, «Физическая седиментология»).

То, что процессу эрозии и переотложения подверглось аж 90% осадков, уже вызывает очень серьезные сомнения. А уж 90% времени на «периоды неотложения» осадков в океанах вообще выходит за все разумные рамки.

Но даже если закрыть глаза на сомнительность подобных допущений, то выявляется весьма неприятная для эмпирических исследований ситуация – если неполнота геологической летописи действительно столь масштабна, то геологи пытаются описывать реальность, имея возможность анализировать максимум всего 10% имевшегося когда-либо фактического материала, а 90% для них недоступны в принципе.

Автоматически возникают вполне закономерные вопросы о корректности производимой экстраполяции выводов, полученных на основе весьма ограниченной выборки. Говоря более простым языком, возникают сомнения в правомерности того, чтобы выводы по 10% распространялись на оставшиеся 90% – причем неизвестных фактов. И уж тем более представляется недопустимой категоричность выводов, получаемых на основе подобной ограниченной выборки.

Какова вероятность совершения ошибки при совмещении шкал, на которых 90% составляют «дырки»?.. Огромная!..

Каким же образом совмещаются стратиграфические шкалы?.. Оказывается, чаще всего по останкам животных. ..

Однако палеонтологическая летопись тоже ведь далеко не полна, и «дырок» на ней отнюдь не меньше!..

«Теория эволюции настолько тесно переплелась с палеонтологией и стратиграфией, что нередко приводимые доказательства напоминают «круговую поруку». Порой даже специалисту крайне сложно разобраться – то ли теория эволюции опирается на зафиксированную в геологической летописи последовательность окаменелостей, то ли геологические слои датируются на основании эволюционной шкалы усложняющихся с течением времени организмов» (А.Лаломов, «Геологический возраст Земли в свете современного катастрофизма: реальна ли макроэволюция с точки зрения современной геологии?»).

Эту круговую поруку иногда представляют еще более трагикомичной ситуацией: палеонтолог при определении возраста найденных останков идет за датировками к геологу, а геолог при определении возраста какого-то геологического слоя – к палеонтологу…

Все это, как минимум, вызывает «смутные подозрения» в банальной подгонке под заранее заготовленный результат. Какой хочешь результат – такой и получим. Нужна была Дарвину длительная эволюция – пожалуйста, получите 90% невесть куда девшихся геологических слоев!..

Однако сейчас-то необходимость в очень длинной истории для эволюционной теории отпала, поскольку эволюция вполне способна обойтись и существенно меньшим временем с помощью «взрывного» характера видообразования и «скачкообразности» эволюционных изменений (см. ранее). В рамках теории «прерывистого равновесия» редкость промежуточных форм более не нуждается в геологических перерывах. Соответственно встает вопрос – нужны ли теперь вообще эти самые 90% «недостачи» в геологических отложениях?..

С точки зрения теории эволюции, необходимости в них нет!..

А раз так, то вполне может оказаться так, что стратиграфическая летопись в реальности существенно короче, чем она ныне представляется ученым. Тогда автоматически получится, что в определении возраста геологических слоев имеются принципиальные ошибки, которые при датировании ископаемых останков предков человека методом стратиграфии переносятся и на их возраст. И эти ошибки могут быть весьма большими…

Более того. Имеются и другие очень весомые основания полагать, что такие ошибки действительно имеют место, и ошибки очень серьезные.

Дело в том, что ныне в геологии господствует «принцип униформизма» и входящий в него составной частью «принцип актуализма», сформулированные также еще Лайелем. Эти принципы сводятся к тому, что поскольку физические законы неизменны, постольку и геологические процессы протекали во все времена одинаковым образом. И вся геохронологическая шкала выстроена в соответствии с этими принципами.

Однако выстроена она на еще одном дополнительном положении, о котором геологи практически не вспоминают, хотя и пользуются им – положении о том, что наша планета в целом не меняла своих размеров на протяжении своей истории, а потому и физические законы действовали в одних и тех же условиях, что и приводит к сходству геологических процессов в разное время.

Между тем уже давно имеется принципиально иной взгляд на прошлое Земли, в рамках которого наша планета некогда имела гораздо меньший радиус и приобрела современный размер лишь с течением времени (иногда этот взгляд называют гипотезой растущей Земли). А при изменении размеров Земли хоть и будут сохраняться неизменными сами физические законы, но могут очень серьезно меняться условия в которых они действуют, что неизбежно скажется и на геологических процессах. Для того, чтобы понять, как именно скажется, нам придется сделать небольшое отступление и рассмотреть саму гипотезу растущей Земли.

Растущая Земля

Все началось с простейшего геометрического сходства очертаний восточного побережья Южной Америки и западного побережья Африки – они так и просятся «вложиться друг в друга». На это сходство впервые обратил внимание еще Френсис Бэкон в 1620-х годах. Немецкий теолог Теодор Лилиенталь в 1756 году высказал утверждение, что побережья двух материков не просто похожи, а в точности соответствуют друг другу. А в 1858 году Антонио Снидер (американец, живший в Париже) предположил, что Африка и Южная Америка – это осколки некоего единого материка, расколовшегося некогда в прошлом на составные части. Дальнейшие многочисленные геологические и палеонтологические исследования подтвердили, что ранее два континента действительно составляли единое целое, а затем – вследствие неких причин – разошлись в разные стороны.

Естественным логическим следствием было предположение, что аналогичный процесс мог иметь место и с другими материками. Опять же многочисленные исследования достаточно уверенно это подтвердили. И теперь уже практически никто не сомневается, что в некоем далеком прошлом все известные материки нашей планеты составляли единое целое.

Факт не просто любопытный, а требующий объяснения. Почему был сначала один большой материк, а потом стало несколько, но меньших размеров?.. Почему осколки этого некоего единого целого не остались на месте, а разбежались в сторону друг от друга?.. Что заставило их это сделать?.. Целый каскад вопросов, на которые необходимо было дать ответы.

В итоге появились две принципиально разные теории.

Одна из них получила название теории дрейфа материков. Автором ее является Альфред Вегенер, выдвинувший в 1913 году идею о том, что материки являются более легкими «платформами», которые могут медленно передвигаться по более тяжелым недрам планеты подобно тому, как дрейфуют льды по поверхности воды. Эта теория, по умолчанию, подразумевала постоянство размеров планеты. По крайней мере сам Вегенер, формулируя свою теорию, ни о каком расширении не упомянул. И хотя, строго говоря, сама по себе идея дрейфа материков не нуждается в постоянстве размеров Земли, ныне идея Вегенера – развившаяся в теорию тектоники плит – воспринимается именно в совокупности с этим весьма жестким ограничением.

Однако еще до теории дрейфа материков появилась на свет теория растущей Земли. Согласно ей, материки представляют собой «осколки» коры молодой планеты, имевшей ранее существенно меньший размер. В какой-то момент из-за увеличения размеров Земли в ходе неких процессов, исходная единая кора раскололась на отдельные материки, «осколки» начали постепенно удаляться друг от друга, и процесс этот продолжается до сих пор.

Разные исследователи указывают разное время появления этой теории и различных авторов идеи расширения. Но самые ранние упоминания ссылаются на две публикации 1889 и 1909 годов итальянского геолога Роберто Мантовани.

Довольно продолжительное время обе теории занимались сугубо умозрительными спорами. Проблема в том, что Вегенер, сформулировавший теорию дрейфа материков, не дал никаких объяснений причин этого явления. Но и у теории расширения не было сколь-нибудь толкового объяснения причин весьма существенного изменения размеров планеты кроме невнятных ссылок на некие «внутренние процессы, связанные с магматической и вулканической активностью». Обе теории находились в равных условиях и выбор между ними определялся лишь субъективными предпочтениями геологов и геофизиков.

Так бы две теории и оставались еще долго в состоянии гипотетических споров, если бы не известный геолог Артур Холмс, который высказал идею о том, что движение материков (впрочем, и не только материков, но и других участков земной коры в виде тектонических плит) происходит по поверхности планеты вследствие воздействия на них конвективных потоков в мантии – восходящих горячих и нисходящих холодных. Соединение этой идеи с теорией дрейфа материков и дало в итоге теорию тектоники плит, которая и господствует ныне в геологии. Про теорию расширения Земли начали быстро забывать…

Но три десятка лет назад советским ученым Владимиром Лариным (ныне доктор геологических наук) была выдвинута гипотеза, которая снимает главные проблемы теории расширяющейся Земли. Он предположил, что ядро нашей планеты состоит не из железа с никелем (как это считалось до сих пор), а из гидридов этих металлов – их соединений с водородом, и водорода в ядре не просто много, а очень много. Гидриды же обладают очень важным свойством – они при своем распаде на составляющие (водород и металлы) значительно увеличивают свой объем.

Такая гипотеза позволяет предложить совсем иной сценарий развития нашей планеты.

Ранее Земля имела радиус примерно в полтора раза с небольшим меньше современного. Затем (около 250 миллионов лет назад – по принятой ныне геохронологической шкале) в ядре начался процесс разложения гидридов и планета стала увеличиваться в размерах. И этот процесс продолжается до сих пор, хотя и протекает относительно медленно.

Как выясняется, данная гипотеза позволяет гораздо лучше теории тектоники плит объяснить огромный массив данных, которыми ныне располагает целый ряд дисциплин – геология, палеомагнитология, палеоклиматология и прочие. Вдобавок, постепенно накапливается массив новых данных, которые указывают на несостоятельность теории тектоники плит…

Однако теория гидридного ядра и расширения Земли имеет важнейшие последствия.

Во-первых, меньший радиус планеты приводит к значительному (более, чем в два раза) увеличению гравитации на планете. Существенно выше оказывается и давление атмосферы. Все это неизбежно сказывается на скорости протекания различных геологических процессов, происходящих на ее поверхности. В частности, значительно усиливаются процессы эрозии пород и накопления осадков. А следовательно, существенно меньше времени требуется на образование соответствующих геологических слоев.

Во-вторых, поднимающийся из недр водород вступает по пути в химические реакции. В том числе он соединяется с углеродом, образуя при этом метан. Метан же при определенных условиях в слоях земной коры способен вступать в реакции синтеза более сложных соединений и образовывать целый ряд углеводородов и даже… каменный уголь (что подтверждается многочисленными лабораторными экспериментами)!.. В итоге получается, что на образование каменного угля не требовалось отдельного огромного периода времени, и он продолжает образовываться даже сейчас – не в результате переработки в недрах остатков древней растительности (как считается ныне), а непосредственно из метана, поступающего из глубины планеты. Как результат – из истории Земли пропадает целый большой «кусок» под названием Каменноугольный период (и к этому мы еще вернемся в дальнейшем).

В-третьих, водород реагирует также с кислородом, образуя воду. А вода – сильный растворитель, особенно когда она находится в условиях высоких температур и давлений, как это имеет место в недрах. И в земную кору из глубины поднимается не просто вода, а сильно насыщенные растворы различных солей (в том числе даже плохо растворимых). Попадая в более холодные условия коры, соль и другие вещества из этих растворов выпадают, формируя залежи соответствующих минералов. И получается, что целый ряд геологических слоев также образуется не на поверхности в ходе медленного накопления осадков (как это считает большинство геологов), а уже внутри земной коры. Как следствие – из истории планеты выпадают, вслед за Каменноугольным периодом, еще немало «кусков».

В целом, история Земли оказывается значительно короче 4,5 миллиардов лет. Она сокращается, конечно, не до библейских семи тысяч лет, а существенно в меньшей степени, но все равно заметно – в несколько раз. Подробнее обо все этом можно прочитать в моей книге «Сенсационная история Земли», вышедшей в издательстве «Вече» и опубликованной в интернете.

Но главное для нас здесь то, что в результате перехода к теории гидридного ядра и расширения Земли рушится вообще вся современная геохронологическая шкала. А следовательно, и все датировки, связанные с тем или иным использованием метода стратиграфии!.. Соответственно, и эволюционный процесс на нашей планете подлежит серьезному пересмотру…

Следует отметить, что та часть современной геохронологической шкалы, которая отводится палеоантропологами на эволюцию человека, относительно невелика – всего 6-7 миллионов лет. Вдобавок, основные выпадающие при переходе к теории расширяющейся Земли «куски» этой шкалы приходятся главным образам на более ранние отрезки времени. Вследствие этого не исключен вариант, что переход к этой теории и изменение в целом геохронологической шкалы не приведут к серьезным изменениям в хронологии предшественников человека. Однако сам факт неизбежности столь серьезных изменений при смене базовой геофизической теории, которые упомянуты выше, заставляет задуматься о возможности наличия очень серьезных ошибок в имеющихся датировках палеоантропологических находок. И уж тем более не может идти речи о точности в определении их возраста с точностью до одного процента – эта погрешность заведомо выше.

Остается здесь упомянуть лишь о том, что все сказанное выше в равной мере относится и к датированию палеоантропологических находок с помощью метода магнитостратиграфии, который является лишь частным случаем более общего метода стратиграфии. По сути, он отличается лишь тем, что существующие палеомагнитные шкалы выстраиваются не по общему содержимому геологических слоев (минералам и палеонтологическим останкам), а по имеющимся в них намагниченным частицам. По расположению вектора магнитного поля таких частиц геологи имеют возможность восстанавливать те события в прошлом нашей планеты, которые связаны с дрейфом магнитных полюсов Земли и сменой их полярности (так называемой инверсией магнитного поля). Соответственно, решается и обратная задача – определение возраста пород, содержащих намагниченные частицы, по уже выстроенных шкалам этих событий.

Ясно, что датирование останков предшественников человека по частичному содержимому геологических слоев будет иметь те же самые ошибки, что и датирование по содержимому в целом (если не большие)…

Методы абсолютного датирования

Методы определения возраста палеоантропологических находок по сопутствующей фауне, стратиграфии и магнитостратиграфии, о которых шла речь ранее, являются методами относительного датирования. Они работают по принципу «раньше, позже или одновременно». И получение с их помощью возраста для останков предшественников человека возможно лишь в том случае, если уже известен не относительный, а абсолютный (то есть в количестве лет) возраст геологических слоев и их содержимого.

Для определения же абсолютного возраста используются другие методы – методы абсолютного датирования, которые мы и рассмотрим далее. И начнем с датирования по минерализации костных останков.

Кость представляет собой сложный композитный материал, состоящий из белковых и минеральных  компонентов. При нахождении костных останков в земле с течением времени происходит постепенное разложение органических компонентов кости и замещение их апатитом, солями тяжелых металлов и другими неорганическими соединениями из окружающей среды, что приводит к изменению химического состава и структуры костной ткани. Эти изменения и называются минерализацией кости.

Достаточно очевидно, что чем больше времени прошло с момента смерти живого организма и чем больше его костные останки находятся в земле, тем сильнее степень их минерализации. И теоретически, по степени минерализации можно определить время момента смерти. Такие попытки предпринимались еще в XIX веке, а ныне широко используются в целом ряде дисциплин – в криминалистике, археологии, палеонтологии и т.д.

К основным показателем оценки давности пребывания костных останков в месте их обнаружения относятся: состояние губчатого вещества и наружной компактной пластинки костей; состояние компактного слоя, цвет костей, вес, изменение химического состава и микроскопической структуры костной ткани.

На степень минерализации костных останков влияет очень много факторов. Она зависит, в частности, даже от прижизненного состояния их бывшего владельца – его возраста, рациона питания, наличия ряда болезней (например, остеопороза) и их длительности и т.д.

Целый ряд самых разнообразных факторов влияет на степень минерализации костных останков уже после смерти индивида: время года наступления смерти, климат, вид захоронения (пребывания) – в земле, воде, на открытом воздухе; тип почвы (чернозем, песок, суглинок), морфологические и физико-химические свойства почвы (кислотность, влажность, температура); глубина захоронения, способ и вид захоронения (в одежде, без одежды, одиночное или массовое) и другие.

В изменении костной ткани большое значение имеют химические процессы, происходящие между почвой и останками. В этом процессе принимают участие органические кислоты почвы и неорганические вещества – фосфорнокислые и углекислые соли извести и др. И в зависимости от наличия тех или иных условий изменения костных останков могут быть самыми разными. Так, например, некоторые нерастворимые соединения, главным образом соединения кальция, переходят в соединения растворимые, которые вымываются в окружающую землю. Помимо того соли кальция используются растениями. Отмечен переход в костную ткань марганца, алюминия, кремния и железа из выщелочного малогумусного мощного чернозема, алюминия и кремния из карбонатного малогумусного чернозема, отличающегося высоким содержанием этих элементов. Под влиянием этих процессов обычно вес костей уменьшается, поверхность их становится матовой, шероховатой, пористой; кости приобретают ломкость и постепенно разрушаются. Иногда, наоборот, кости воспринимают из почвы кремневую кислоту и как бы «каменеют». В результате вес костей увеличивается, они становятся плотными, крепкими, сопротивляемость их к внешним воздействиям возрастает.

Сильное влияние сразу множества факторов на степень минерализации костей неизбежно приводит к тому, что определение времени, прошедшего после смерти, по костным останкам, может быть сделано лишь в очень больших интервалах. Даже для «современных» останков специалисты допускают весьма немалую погрешность – датировки могут меняться в разы (от десятков до сотен лет). Но если для «современных» останков еще можно предположить неизменность условий, в которых они находились, то для палеоантропологических останков возрастом в десятки и сотни тысяч, а то и миллионы лет предполагать подобное нельзя – окружающие их условия (например, химический состав грунтовых вод, степень увлажненности окружающих пластов и т.п.) могли за этой время меняться очень сильно, что заметно затрудняет датировки и значительно увеличивает погрешность.

Указанные проблемы характерны и для других методов датирования, которые основаны на тех или иных видах химического взаимодействия костных останков с окружающей средой. В том числе для теста на фтор-уран-азот и для метода датирования по рацемизации кислот, упоминавшихся ранее. Во всех случаях мы имеем сильнейшую зависимость скорости протекания соответствующих химических процессов от целого ряда факторов, на которые влияют (вовсе не обязательно постоянные) условия нахождения костных останков – например, скорость рацемизации сильно зависит от температуры. В результате, как и для метода датирования по минерализации кости, определение возраста костных останков этими методами может быть сделано лишь в очень больших интервалах.

Поэтому я не буду утомлять читателя специфической терминологией, необходимой для описания деталей этих методов, и перейду к методам абсолютного датирования, которые основаны не на химических, а на физических процессах.

В последнее время все более широкое применение находят так называемые люминесцентные (оптические) методы абсолютной датировки, которые основаны на способности некоторых широко распространенных минералов (например, кварца и полевого шпата) накапливать в себе энергию ионизирующего излучения, а затем, при определенных условиях, быстро отдавать ее в виде света.

Оптическое датирование – это физический метод датировки, направленный на определение момента времени, когда минерал в последний раз находился на свету. Он основывается на том, что все минералы содержат некоторое (пусть даже и очень малое) количество радиоактивных элементов, включая уран, торий, рубидий и калий. Эти элементы медленно распадаются в течение долгого времени, и испускаемое ими ионизирующее излучение поглощается другими составляющими почвенных отложений – в частности, кварцем и полевым шпатом. Под воздействием радиации некоторые электроны их кристаллов переходят в особое возбужденное состояние. Возникающие радиационные повреждения сохраняются в виде дефектов кристаллической решетки, которые являются своеобразными электронными ловушками.

Пока кристалл (например, песчинка) спокойно лежит в темном, прохладном месте (например, под слоем других песчинок), число «перевозбужденных» электронов в нем постепенно растет, энергия накапливается. А если кристалл подвергнуть определенной стимуляции (нагреть до 500 градусов или даже просто осветить), он стремительно отдает накопленную энергию в виде света. Возбужденные электроны при этом «успокаиваются» и возвращаются на положенные орбиты, и «люминесцентный хронометр» обнуляется. Таким образом, измерив количество излученного света, можно определить, как долго кристалл находился в темном, прохладном месте после того, как он в последний раз подвергался аналогичной стимуляции – попадал на свет или нагревался.

Отметим, что в этом случае кристалл работает по сути не как хронометр, а как дозиметр. Количество накопленного кристаллом света показывает не время как таковое, а суммарную дозу полученного кристаллом облучения. Поэтому использование данного свойства кристаллов для получения абсолютных датировок базируется на предположении о постоянстве радиационного фона в том месте, где находился кристалл.

Считается, что люминесцентные методы позволяют датировать образцы возрастом примерно до 100 тысяч лет (иногда указывается максимальный возраст до 200 тысяч лет) и в идеале дают ошибку не более 10%.

Но это, как всегда, лишь «в идеале». На количество накопленного кристаллом света влияет множество факторов, в первую очередь – структура кристалла, количество дефектов кристаллической решетки и, конечно, уровень радиации в том месте, где кристалл находился. А уровень радиации может меняться в ходе естественных процессов – скажем, из-за периодических контактов кристалла с грунтовыми водами.

Дополнительные трудности при определении возраста, например, пещерных отложений могут быть связаны еще и с тем, что не всегда можно точно установить, какие песчинки в этих отложениях принесены «с улицы» первобытными обитателями пещеры, а какие насыпались с потолка. Соответственно, не ясно и то, возраст какого именно события показывает данный метод, и имеет ли это событие отношение к найденным костным останкам.

Но главное – люминесцентные методы требуют проведения так называемой калибровки, чтобы можно было перевести количество выделяемого при воздействии на кристалл света в количество лет. Как правило, такую калибровку проводят с помощью изотопных методов, которые имеют также некоторую погрешность (см. далее). Вследствие этого, погрешность калибровочных методов автоматически переходит в погрешность люминесцентных методов, принимая при этом (что важно!) неустранимый характер…

Аналогично, метод электронно-парамагнитного или электронно-спинового резонанса также основан на изменениях, постепенно накапливающихся в кристалле под воздействием радиации. Только в данном случае речь идет не о количестве «возбужденных» электронов, способных «успокаиваться» с излучением света, а о количестве электронов с изменившимся спином (спин – это собственный момент импульса элементарной частицы). Чтобы определить число таких электронов, физики используют резонансные методы, то есть подвергают колебательную систему (в данном случае кристалл) периодическому внешнему воздействию (например, помещают в переменное магнитное поле) и наблюдают отклик, который дает система при сближении частоты внешнего воздействия с одной из частот собственных колебаний системы.

Данный метод применяется для датирования образцов возрастом до двух миллионов лет. Считается, что лучше всего он работает на карбонатных породах, и используется прежде всего для определения возраста зубной эмали.

Для этого метода характерны практически все проблемы, которые испытывают люминесцентные методы датировки. В том числе и необходимость проведения надежной калибровки, для которой используются также изотопные методы. Вот к погрешностям этих методов мы сейчас и перейдем…

Метод радиоуглеродного датирования

Одним из основных химических элементов круговорота веществ в биосфере Земли является углерод, который встречается в виде трех изотопов –  ¹²С, ¹³С, ¹⁴С. В атмосфере углерод присутствует в основном в виде углекислого газа (есть и другие соединения, но их уровень незначителен). Львиная доля углерода приходится на изотоп 12С. На изотоп ¹³С приходится примерно 0,1%, а доля ¹⁴С – 1,18*10^-12.

Интересующий нас далее изотоп 14С, как считается, образуется в верхних слоях атмосферы из азота воздуха под воздействием космических лучей по реакции:

¹⁴N + n → ¹⁴C + p⁺

Из атмосферного воздуха изотоп ¹⁴С в процессе обмена веществ попадает в биосферу Земли. При этом основным каналом поступления ¹⁴С в живые организмы является фотосинтез растений, а далее – по пищевой цепочке – он попадает в организм животных и человека. Через биосферу и непосредственно из атмосферы (хотя и менее интенсивно) ¹⁴С попадает в почву и воду океанов.

Если изотопы ¹²С и ¹³С являются устойчивыми, то ¹⁴С радиоактивен и с течением времени распадается по реакции:

¹⁴С → ¹⁴N + e^–  + n

Данная реакция (как и другие реакции радиоактивного распада) характеризуется следующей зависимостью:

А/А₀ = 2 ^{– t/T}

где А₀ – концентрация ¹⁴С в некотором образце в начальный момент времени; А – концентрация ¹⁴С в момент времени t; Т – период полураспада, равный для радиоуглерода величине 5730±40 лет.

Именно это свойство нестабильности и «склонности» к распаду и используется в радиоуглеродных методах датирования. Если известно начальное содержание ¹⁴С в образце, то, измерив его содержание в текущий момент времени, по вышеприведенной зависимости можно определить возраст образца.

Если известно…

Вот тут-то мы и сталкиваемся с первой серьезной проблемой. Дело в том, что вышеприведенная зависимость представляет собой уравнение, в котором помимо периода полураспада реально известна (точнее – ее можно измерить) только текущая концентрация радиоуглерода. То есть мы имеем одно уравнение с двумя неизвестными. А такое уравнение имеет бесконечное число решений…

И это – уже только в теории. На практике же для возможности корректного определения возраста образца, необходимо выполнить целый ряд дополнительных требований. Все же в целом можно свести к трем важным условиям.

Во-первых, должна быть сведена к минимуму ошибка в определении текущей концентрации ¹⁴С в исследуемом образце.

Во-вторых, необходимо знать начальную концентрацию ¹⁴С в образце.

И в-третьих, нужно быть уверенным, что за период, прошедший с начального момента времени, с образцом не происходило процессов, которые могли бы привести к изменению содержания ¹⁴С в образце, помимо процесса радиоактивного распада. Либо быть уверенным, что существующие методы учета влияния таких процессов в достаточной степени корректны.

Проще всего оказалось решить первую задачу. В настоящее время масс-спектрометрические методы позволяют определять содержание ¹⁴С в очень малых образцах (достаточно лишь 10 микрограмм углерода) с высокой степенью точности. Помимо этого успешно применяются методы очистки образцов и углеродного обогащения. Для минимизации ошибок в этих методах используются измерения на контрольных образцах, которые позволяют корректно учесть возможные изменения концентрации ¹⁴С в исследуемых образцах в процессе соответствующих лабораторных процедур.

Несколько сложнее дело обстоит с третьей задачей (чуть нарушим порядок), то есть с задачей учета предыстории образца. Дело в том, что метод радиоуглеродного датирования базируется на предположении, согласно которому смерть живого организма (растения, животного, человека) означает его выход из активного процесса обмена веществ, в процессе которого непрерывно пополняется его «запас» ¹⁴С. Но ведь на самом деле процесс обмена веществ со смертью организма не прекращается: бренные останки в той или иной степени подвержены влиянию со стороны внешней среды, – а следовательно, возможно и нарушение соотношения между содержанием разных изотопов углерода в этих бренных останках.

Здесь был найден «обходной вариант» – задействован метод выделения специфичного для образца соединения (белки, аминокислоты, целлюлоза, хитин и т.п.), минимально подверженного внешним воздействиям в процессе разложения бренных останков…

Необходимость же знания начальной концентрации ¹⁴С послужила мощным стимулом к решению другой задачи радиоуглеродного метода – определение содержания ¹⁴С в атмосфере в прошлом. И здесь роль «палочки-выручалочки» выпала на дендрохронологию – метод, основанный на исследовании колец деревьев.

Исследователи пришли к выводу, что изотопное соотношение ¹⁴С/¹²С в растениях довольно точно соответствует этому отношению в атмосфере. В частности, внешнее кольцо деревьев как бы «фотографирует» содержание радиоуглерода в атмосфере в год образования этого кольца. А поскольку ранее уже были выстроены довольно длинные дендрошкалы (отражающие зависимость ширины колец от времени), радиоуглеродное исследование колец деревьев позволило создать картину изменений содержания ¹⁴С в атмосфере Земли в прошлом.

Честно говоря, в справедливости данного утверждения у меня остались серьезные сомнения… Дело в том, что трудно представить реальное живое дерево, ствол которого представляет собой набор абсолютно изолированных друг от друга цилиндрических годовых слоев без какого-либо обмена между слоями. Более того, ведь и внутренние слои продолжают жить, участвуя в процессе обмена веществ в дереве. В частности, по внутренним слоям ежегодно прокачиваются «соки» (жидкая фаза) растения. По всем логическим соображениям, это должно влиять на содержание радиоуглерода и в твердой составляющей древесины, поскольку снизу, из почвы, поступает раствор, обедненный ¹⁴С; а от листьев – обогащенный свежим ¹⁴С, поглощенным из атмосферы уже не в год образования кольца, а позже. И строго говоря, для корректного определения концентрации радиоуглерода именно в год формирования кольца необходимо знать баланс этих потоков.

К сожалению, в многочисленных доступных источниках (а мне пришлось в поисках различных данных «прочесать» более тысячи сайтов на различных языках) данный вопрос, если и затрагивается, то обсуждается лишь «на пальцах» без подкрепления какими-либо эмпирическими данными. А ведь общий вид приведенной на Рис. 126 кривой, с возрастанием концентрации радиоуглерода при удалении вглубь времени, вполне может иметь и иное объяснение, нежели изменение содержания ¹⁴С в самой атмосфере – если в результате баланса упомянутых потоков внутренние слои все-таки получают свежий радиоуглерод, то он, естественно, будет повышать общую концентрацию ¹⁴С в них, «омолаживая» их и создавая иллюзию более высокого содержания радиоуглерода в прошлом.

Но, увы, я здесь вынужден тоже лишь «рассуждать на пальцах»… Поэтому в данном случае остается только принять утверждение об абсолютной изолированности внутренних слоев от атмосферного радиоуглерода в качестве рабочей гипотезы и двинуться далее…

На основании данных об изменении во времени содержания 14С в атмосфере для практических целей сформированы так называемые калибровочные (поправочные) кривые, позволяющие переводить возраст образцов, определенный радиоуглеродным методом (радиоуглеродный возраст), в действительный возраст.

Таким образом, в нынешней практике исследователь: тщательно очищает образец; выделяет из него специфическую (наиболее устойчивую по ¹⁴С) фракцию; измеряет содержание в ней ¹⁴С (в сравнении с ¹²С); корректирует данное значение ¹⁴С на поправочный коэффициент, учитывающий (по контрольным образцам) возможные искажения, возникающие в ходе лабораторных процедур; вычисляет радиоуглеродный возраст образца; и, наконец, с помощью калибровочной кривой переводит радиоуглеродный возраст в «истинный».

Я опускаю здесь еще одну процедуру – поправку на изотопное фракционирование, о котором речь пойдет дальше. И на этом закончу краткое описание современного состояния метода радиоуглеродного датирования, составленное по многочисленной литературе, имеющейся сейчас в печатном и электронном виде.

Перейдем к тому, что предпочитают не афишировать сторонники радиоуглеродного датирования, а именно – к «подводным камням» метода и его реальным погрешностям.

Реальные погрешности метода радиоуглеродного датирования

Сторонники метода радиоуглеродного датирования, споря со скептиками и оппонентами, детально описывают всевозможные процедуры очистки образцов и способы измерений концентрации ¹⁴С в этих образцах, а также результаты длительных исследований по изменению концентрации ¹⁴С в атмосфере Земли, лежащих в основе калибровочной кривой. В качестве дополнительного аргумента часто упоминается широкое международное сотрудничество лабораторий в последние десятилетия, мировая стандартизация процедур радиоуглеродных исследований и периодическая согласованная корректировка калибровочных кривых.

При всем этом однако «почему-то» скромно обходится молчанием вопрос – а какова же все-таки общая погрешность метода радиоуглеродного датирования?..

Международная стандартизация и межлабораторное сотрудничество может помочь избежать преднамеренных фальсификаций и непредумышленных ошибок. Но они абсолютно бессильны против погрешностей метода, сидящих в самой его основе.

Точность измерения текущего содержания ¹⁴С в исследуемом образце, конечно же, чрезвычайно важна. Но ведь погрешностью этих измерений общая погрешность методики не исчерпывается.

Достоверность кривой содержания ¹⁴С в атмосфере планеты также важна. Но нас интересует здесь прежде всего решение обратной (!) задачи – задачи датировки образцов.

Гораздо более важным на самом деле оказывается то, на что ученые не могут никак повлиять ни усовершенствованием лабораторного оборудования и методик, ни повышением собственного знания. Я имею в виду естественные флуктуации (отклонения от усредненного значения) содержания радиоуглерода в живых организмах. Ведь даже два дерева одного и того же вида, растущие рядом на одном бугорке (а соответственно, находящиеся в одинаковых условиях), могут иметь отличающееся друг от друга количество ¹⁴С. И размах таких флуктуаций может достигать, по разным источникам, 6-10 процентов!..

Столь большой разброс исследователи ныне пытаются компенсировать измерениями содержания еще одного изотопа углерода ¹³С.

В ходе эмпирических исследований было обнаружено, что при переходе углерода из одного места в другое (например, из воздуха в растение при фотосинтезе) пропорции между содержанием различных изотопов могут изменяться. В результате: отношение, скажем, ¹³С/¹²С в атмосфере одно; в растениях – другое; в раковинах моллюсков – третье и т.д. (даже несмотря на то, что оба изотопа стабильны). Этот эффект назвали изотопным фракционированием.

В настоящее время в качестве причины изотопного фракционирования называют влияние массы изотопа на скорость протекания (био)химических реакций. И исследования как особенностей, так и самой природы эффекта активно ведутся сразу по массе направлений…

Поскольку изотопное фракционирование нарушает не только соотношение ¹³С/¹²С но и ¹⁴С/¹²С , постольку возникает необходимость его учета. Делается это по специальным формулам. И считается, что таким образом все флуктуации исходного радиоуглерода нивелируются, то есть сводятся на нет.

Однако анализ этих формул показывает, что максимально возможная поправка на изотопное фракционирование достигает всего 2,6 процента, что существенно меньше флуктуаций по содержанию радиоуглерода в живых организмах и растениях.

Но это означает, что мы можем заявлять об известном исходном количестве радиоуглерода в древних объектах только с определенной погрешностью, которая находится на уровне 5-7 процентов!.. И эту погрешность нельзя уменьшить никоим образом – никакими улучшениями в измерениях или методиках, то есть погрешность является неустранимой!..

Это достаточно ярко иллюстрируют попытки «датирования» современных образцов. Так в одном из исследований для страусиных яиц был получен «возраст» 200 лет, а в другом – мох в одном из районов Германии был датирован возрастом аж в полторы тысячи лет!.. И эти результаты были представлены не где-нибудь, а на вполне официальных международных конференциях по проблемам радиоуглеродного метода. Конечно, исследователи дали объяснение причин столь низкого содержания радиоуглерода в исследуемых образцах, но нам важно здесь не объяснение результата, а сам факт наличия столь существенной погрешности.

К неустранимой погрешности из-за естественных флуктуаций содержания радиоуглерода при определении общей погрешности добавляется погрешность калибровочных кривых, лабораторных измерений, учета изменений при очистке образца и т.д. и т.п. Погрешности только суммируются, увеличивая итоговую ошибку.

По моим оценкам, неизбежная (!) на современном этапе погрешность датировки составляет 10-15% от возраста образца, а реальная и того выше. И перспективы уменьшения величины данной погрешности весьма невелики. Более детально с этими оценками можно ознакомиться в моей статье «Чего изволите-с?.. Меню радиоуглеродного датирования и дендрохронологии» (опубликована в интернете, а также в качестве Приложения в книге «Цивилизация богов Древнего Египта»).

Данное значение на порядок превышает ту погрешность, которую всего на уровне одного процента декларируют лаборатории радиоуглеродных исследований. И довольно показательно, на мой взгляд, «ненавязчивое желание» таких лабораторий заранее получить от историков и археологов «ориентировочный возраст образца», которое порождено тщательным сокрытием информации о реальной погрешности самого метода и носит характер «от лукавого». Если кто-то сомневается в такой «наглости» лабораторий, загляните на сайт практически любой лаборатории и легко обнаружите в списке данных, вносимых в формуляр заявки на радиоуглеродное исследование, пункт «Возраст по предварительной оценке». Это называется: «Хотите получить какую-то датировку своей находки?.. Вы ее получите с нашей помощью!.. Такое блюдо в меню нашей лаборатории имеется!.. Только платите деньги»…

Следует остановиться еще на таком важном моменте. По всем правилам эмпирических исследований, измерение величины, которая меньше значения погрешности измерений, является некорректным. Ошибка не может превышать саму измеряемую величину. Поэтому значительная величина реальной погрешности радиоуглеродного метода, которая указана выше, серьезно сужает диапазон его применимости при большом возрасте образца (когда мало содержание не распавшегося радиоуглерода), где разброс возможных значений настолько велик, что превышает само значение и вести речь о какой-либо «датировке» вообще бессмысленно. И если уже в районе дат 10-15 тысяч лет назад можно говорить лишь о самой приблизительной оценке возраста образца, то для еще больших сроков метод просто нельзя считать корректным. Посему остается только грустно улыбаться, читая, что возраст находок, полученный с помощью данного метода, составил 30, 50, а то и все 70 тысяч лет (увы, встречается и такое)…

И последнее. Столь малый диапазон применимости радиоуглеродного метода делает его вообще практически бесполезным для решения задач, связанных с вопросом происхождения человека. Так что если уж вести речь об определении возраста палеоантропологических находок с помощью изотопных методов, то следует ориентироваться на другие радиоактивные изотопы с заведомо более продолжительным периодом полураспада. Соответствующие методы используются прежде всего в геологии.

Изотопные методы датирования в геологии

Изотопные методы датирования геологических пород, также как и радиоуглеродный метод, основаны на способности некоторых изотопов разных элементов (которые в данном случае называют материнскими изотопами) с течением времени постепенно распадаться с образованием стабильных изотопов других элементов (дочерних изотопов). В датировании геологических пород используются различные пары материнских и дочерних изотопов. При датировке же палеоантропологических находок чаще всего упоминаются калий-аргоновый и уран-торий-свинцовые методы со следующими парами изотопов: ⁴⁰K – ⁴⁰Ar, ²³⁸U – ²⁰⁶Pb, ²³⁵U – ²⁰⁷Pb, ²³²Th – ²⁰⁸Pb.

Базовые соотношения, связывающие количество материнских и дочерних изотопов с возрастом геологической породы, аналогичны упомянутой ранее зависимости, связывающей начальное и текущее содержание радиоуглерода. Геологи лишь немного модифицировали внешний вид этих соотношений с учетом собственной специфики, но суть их остается прежней – в их основе одно уравнение с двумя неизвестными.

Аналогичны и условия, которые должны соблюдаться, для того, чтобы можно было корректно определить возраст породы. Во-первых, в течение всей своей истории система должна быть замкнутой – в минерале не должно происходить ни выноса, ни привноса как дочерних, так и материнских изотопов. А во-вторых, в момент своего образования минерал не должен содержать атомов дочернего изотопа. Это очень жесткие условия, которые в реальности, мягко говоря, далеко не всегда соблюдаются.

Попытки минимизировать возможные ошибки, связанные с нарушением первого условия, сводятся главным образом к использованию для определения абсолютного возраста лишь ограниченной группы минералов – тех, которые, по современным представлениям, считаются в достаточной мере «консервативными» (если так можно выразиться), то есть минералов, которые сохраняют свой состав неизменным, несмотря на потенциально возможные в прошлом внешние воздействия.

Поскольку второе условие соблюдается крайне редко, для минимизации ошибок, связанных с его нарушением, часто применяют специальные методы, в детали которых мы здесь вдаваться не будем, чтобы не отвлекать читателя ненужными деталями. Желающих я могу лишь переадресовать к своей книге «Сенсационная история Земли», где и методы изотопного датирования в геологии, и их реальные погрешности проанализированы более детально. Здесь же перейдем к конкретным методам, упоминаемым в связи с палеоантропологическими находками…

У калий-аргонового метода очень большие проблемы с соблюдением как раз первого условия, ведь аргон – это газ. А обеспечить удержание газа внутри минерала – да еще и на протяжении длительной истории – чрезвычайно сложно. И ни один честный геолог не даст гарантии того, что какой-то конкретный минерал удержал в себе весь радиогенный аргон (то есть аргон, образовавшийся в результате распада радиоактивного изотопа  ⁴⁰K). Наоборот, тут как с пресловутыми «законами Мэрфи» – если есть возможность утечки, она обязательно будет. А раз аргон мог покинуть минерал, то и результаты датирования калий-аргоновым методом «в лоб» заведомо будут ошибочными – потеря аргона минералом в ходе своей истории приводит к «омоложению» образца, то есть занижению возраста минерала при датировании.

Но это – применительно к геологии. Для палеоантропологических находок ситуация оказывается вообще катастрофической. Дело в том, что костные останки (которые были найдены не на поверхности, а в каких-то геологических пластах) обнаруживаются лишь в осадочных отложениях, то есть в слоях, достаточно пористых и проницаемых для газов. О какой тогда сохранности радиогенного аргона тут вообще можно говорить?..

Меня вообще, мягко говоря, удивляет упоминание калий-аргонового метода для определения возраста палеоантропологических находок. Если данный метод использовался, то что именно им датировали?.. Датировать им осадочные слои абсолютно некорректно, а в магматических породах (где еще хоть в какой-то степени выполняется условие изолированности системы) никаких находок костных останков не числится – они просто сгорели бы в расплавленной магме.

Если же калий-аргоновый метод использовался для определения возраста, допустим, какой-то песчинки, лежавшей рядом с костными останками, то к чему будет относиться этот возраст?.. Очевидно, что ко времени образования самой песчинки, а вовсе не к тому моменту, когда она оказалась рядом с чьими-то останками. А если пытаться применять этот метод к каменным орудиям труда, то он покажет не время их изготовления, а возраст самого камня.

Единственный более-менее корректный вариант – если калий-аргоновый метод применялся для датирования момента образования каких-то магматических пород, имеющих тот же возраст, что и слои, в которых найдены костные останки или орудия труда. Например, осадочные слои образовались примерно в то же время, что и происходило извержение вулкана неподалеку. Но такие случаи уникальны, да и тогда требуется еще доказать, что образование соответствующих геологических слоев было одновременным, чего без датирования каким-то иным методом непосредственно слоев, в которых обнаружены находки, просто невозможно…

Гораздо шире для датирования геологических пород используются уран-торий-свинцовые методы.

Первичные (материнские) изотопы урана и тория (²³⁸U, ²³⁵U и ²³²Th) в процессе радиоактивных превращений образуют длинные цепочки переходящих друг в друга изотопов – радиоактивные ряды распада. Конечными продуктами распада всех трех рядов являются изотопы свинца. Так как геология работает с довольно продолжительными интервалами времени, сравнительно короткоживущими промежуточными членами рядов пренебрегают и рассматривают упрощенные системы со следующими парами материнских и дочерних изотопов: ²³⁸U – ²⁰⁶Pb, ²³⁵U – ²⁰⁷Pb и ²³²Th – ²⁰⁸Pb.

Поскольку начальное содержание материнских изотопов в датируемых породах не известно, геологам приходится использовать различные специальные методы. В частности, при уран-свинцовом и торий-свинцовом датировании используется метод изохрон, а при свинцово-свинцовом датировании (только по изотопам свинца) – специальные соотношения и таблицы. Их мы тут тоже не будем рассматривать – нам здесь важно будет лишь то, что при определении возраста пород в этом случае используется несколько дополнительных предположений, одно из которых касается изотопов свинца.

Дело в том, что помимо радиогенных изотопов ²⁰⁶Рb, ²⁰⁷Рb и ²⁰⁸Рb в природе существует еще один стабильный изотоп свинца – ²⁰⁴Рb. Концентрация ²⁰⁴Рb не меняется во времени, и его считают нерадиогенным – то есть не образующимся в результате реакций радиоактивного распада в случае урана и тория.

Посмотрим, к каким последствиям приводит это предположение в применении к реальным условиям. Для этого возьмем, скажем, данные (Sun,1980), которые приводятся по соотношениям изотопов свинца для вулканических пород океанических островов в целом ряде учебников по геологии (Рис. 133).

Из диаграмм легко увидеть, что для одних и тех же полей вулканических пород (образованных примерно одновременно) разброс отношений изотопов свинца ²⁰⁷Pb/²⁰⁴Pb составляет порядка процента, для ²⁰⁸Pb/²⁰⁴Pb достигает уже трех процентов, а по ²⁰⁶Pb/²⁰⁴Pb – всех пяти процентов. Это – реальный естественный разброс отношений изотопов, наблюдаемый в природе. Но это означает и наличие естественного разброса в содержании радиогенных изотопов свинца в породах, имеющих один и тот же возраст. И это то, что задает неустранимую погрешность измерений!.. Причем самую нижнюю ее границу, поскольку любые манипуляции с образцами, любые измерения будут только увеличивать эту погрешность, но никак не уменьшать ее. Вдобавок, если при определении возраста используется формула, где задействованы сразу несколько радиогенных изотопов (как, например, в свинцово-свинцовом методе), то неустранимые погрешности по каждому из них будут только суммироваться, увеличивая общую погрешность (опять же неустранимую!).

А что означает разброс всего в один процент хотя бы для ²⁰⁷Pb, который образуется в результате радиоактивного распада «самого недолговечного») из свинец-образующих материнских изотопов – урана-235, имеющего период полураспада около 700 миллионов лет?.. Этот разброс соответствует погрешности в полтора десятка миллиона лет!.. Соответственно, по другим изотопам – с еще большим исходным разбросом и большим периодом полураспада (²³⁸U и ²³²Th) – погрешность будет существенно больше.

Игнорирование этой «маленькой детали» в виде столь большой абсолютной погрешности приводит порой к весьма курьезным случаям. Так, скажем, один из излюбленных «аргументов» креационистов в споре против оппонентов – так называемое радиоизотопное «датирование» молодых пород, время формирования которых известно.

«Геологи-креационисты опробовали породы, возраст образования которых доподлинно известен. В результате этого по данным радиоизотопного датирования возраст дацитов лавового купола вулкана Сан-Хелен (извержение 1986 года) [гора Святой Елены, США] получился равным 0,34–2,8 млн. лет… а современных лав Новой Зеландии в 1–3,5 млн. лет» (А.Лаломов, «Геологический возраст Земли в свете современного катастрофизма: реальна ли макроэволюция с точки зрения современной геологии?»).

Буквально смакуя детали подобных примеров, креационисты «торжествуют свою победу», предъявляя, как они считают, «доказательства несостоятельности» методов радиоизотопного датирования в принципе…

Каким бы парадоксальным это не казалось, но виноваты в подобном «торжестве креационистов» прежде всего сами сторонники радиоизотопных методов, которые, преследуя те или иные цели, искусственно и совершенно неправомерно завышают декларируемую точность этих методов.

Если же учитывать указанную выше реальную погрешность, то ничего удивительного в получении «возраста» в миллионы лет для современных лав нет. Как нет в этом и каких-либо «доказательств» заведомой непригодности метода радиоизотопного датирования. Есть лишь абсолютно некорректная трактовка креационистами эмпирических данных.

Дело в том, что имеется нерушимое правило экспериментальных исследований, о котором уже упоминалось ранее, – измеряемые величины должны превышать значения погрешности измерений. Только тогда их можно считать хоть сколь-нибудь «достоверными» и вообще измеренными.

Отсюда автоматически вытекает, что датирование геологических пород может быть допустимо в принципе только при условии их возраста в десятки миллионов лет и более. Все остальное – это не датирование, а фикция!.. Это могут быть лишь измерения естественных вариаций изотопов, но не более того!.. Получение же каких-либо «датировок» на основе таких измерений – лишь демонстрация полной безграмотности в самой сути эмпирических исследований.

Но…

Вся эволюция человека, по оценкам современных исследователей, укладывается всего лишь в 6-7 миллионов лет. То есть заведомо меньше, чем это требуется для соблюдения вышеуказанного правила эмпирических исследований. Отсюда автоматически следует, что уран-торий-свинцовые методы для датирования палеоантропологических находок просто не годятся – точно так же, как и для датирования современных лав!..

Непостоянство постоянной

Все изотопные методы датирования, вне зависимости от сферы их применения, исходят из базового положения, что распад радиоактивных изотопов происходит с постоянной и неизменной скоростью. Соответственно, постоянными являются периоды полураспада и связанные с ними величины, используемые в соотношениях для расчета возраста в ходе этих методов. Вывод о неизменности скорости распада был сделан еще в первой трети ХХ века в результате многочисленных экспериментальных исследований, доступных на тот период времени, и долго считался незыблемым. Однако ныне этот вывод подвергается серьезному сомнению.

Так еще в начале 50-х годов ХХ века группа ученых (под руководством Симона Шноля) из города Пущино Московской области обнаружила странный и неожиданный эффект, названный ими феноменом макроскопической флуктуации. Первоначально эффект наблюдался при измерении скорости некоторых сложных химических реакций, а затем был обнаружен и в целом ряде других химических, биологических и физических процессов. Суть его в самых общих чертах сейчас можно сформулировать следующим образом.

Целый ряд случайных процессов, ранее считавшихся абсолютно бесструктурным хаотическим шумом, на самом деле обладает вполне определенными закономерностями, которые отчетливо проявляются при построении гистограмм (своего рода «огибающих графиков») по целой серии измерений. Форма таких гистограмм оказывалась либо схожей, либо сильно отличалась друг от друга в зависимости, например, от времени суток и от расположения в пространстве измерительной аппаратуры. В частности, были выявлены циклы, связанные с солнечными и звездными сутками – форма гистограмм оказывалась схожей через интервалы времени, равные периодам обращения Земли как относительно Солнца, так и относительное неподвижных звезд.

(Я не буду вдаваться в детали этих исследований, поскольку они не имеет прямого отношения к теме данной книги. А желающие подробнее ознакомиться с методикой исследований и их результатами могут найти их в интернете, например, тут: Отчет. )

Многочисленные исследования показали универсальность феномена макроскопической флуктуации, в результате чего основная часть экспериментов была переведена на работу с плутониевыми источниками альфа-распада (²³⁹Pu). Обнаруженные эффекты и циклы были зафиксированы и на них. В результате был сделан вывод о том, что на случайные процессы (в том числе и на процессы распада!) вполне определенное влияние оказывают особенности самого пространства-времени, в котором производятся измерения (отсюда и появлялись циклы, связанные со звездными и солнечными сутками).

Итак, в «постоянном» процессе изотопного распада обнаружились некие не очень пока еще понятные, но явные зависимости от внешних факторов!.. Пусть в данном случае мы и сталкиваемся с эффектами, может быть, третьего или четвертого порядка (поскольку в данном случае усредненная скорость распада вроде бы остается неизменной), но все-таки!..

А раз есть факты влияния внешнего воздействия на альфа-распад хотя бы в виде суточных циклов, то почему бы не оказаться возможным такому воздействию, при котором могла бы изменяться и средняя скорость распада?!.

И это оказалось не только возможным, но и буквально в последние годы было зафиксировано уже достаточно надежно!..

25 августа 2008 года в США целой группой авторов опубликована весьма интересная статья: Jere H. Jenkins, Ephraim Fischbach, John B. Buncher, John T. Gruenwald, Dennis E. Krause and Joshua J. Mattes, «Evidence for Correlations Between Nuclear Decay Rates and Earth-Sun Distance» (arXiv:0808.3283v1 [astro-ph]).

В статье приводятся результаты исследований периода полураспада изотопа кремния ³²Si путем прямых измерений скорости распада как функции времени. Эти исследования проводились в Брукхевенской национальной лаборатории (BNL) в период с 1982 по 1986 год и выявили не только отчетливую годовую цикличность процесса распада, но и его явную корреляцию с величиной 1/R², где R – расстояние от Земли до Солнца.

В статье также представлены результаты измерений периода полураспада для изотопа европия ¹⁵²Eu, которые практически параллельно проводились в течение 15 лет коллективом ученых из Physicalisch-Technische Bundesandstalt (PTB) в Германии. При этом РТВ-измерения в течение приблизительно двух лет перекрывались с BNL-экспериментами (то есть в течение двух лет проводились одновременно). Германские ученые также получили явную корреляцию своих данных с параметром 1/R².

Итак. Скорость изотопного распада оказалась величиной вовсе не постоянной!.. И пусть обнаруженные в экспериментах вариации не превышают всего нескольких десятых долей процента, но они есть!..

Самое главное – это означает, что вполне возможны и условия, когда изменения скорости распада могут оказаться весьма существенными. Что это за условия – напрямую зависит от природы эффекта, которая пока еще не очень понятна. Ясно лишь, что она носит вполне объективный характер.

Авторы указанной статьи полагают, что виной всему нейтринное излучение Солнца, что и обеспечивает, по их мнению, согласованность вариаций скорости распада с величиной 1/R² (поскольку плотность нейтринного излучения от центрального источника, согласно всем физическим канонам, меняется именно обратно пропорционально квадрату расстояния до этого источника). Однако такая версия не очень согласуется с результатами исследований группы Шноля.

Дело в том, что Земля практически «прозрачна» для солнечного нейтринного излучения. А раз так, то никаких суточных солнечных циклов в рядах гистограмм альфа-распада это излучение порождать не должно. И уж тем более оно не должно иметь никакого отношения к появлению звездного суточного цикла (который если и соотносить с каким-то «излучением», то связанным в таком случае уже с центром Галактики).

На мой взгляд, есть смысл вернуться к гипотезе связи феномена макроскопической флуктуации со свойствами и особенностями самого пространства-времени, в котором производятся измерения. И вспомнить о том, что в рамках общей теории относительности (которая весьма неплохо себя зарекомендовала как раз на масштабах Солнечной системы) свойства пространства-времени тесно связаны с гравитацией. А в гравитации задействован все тот же параметр 1/R² – сила притяжения между телами обратно пропорциональная квадрату расстояния между ними!!!

Тогда можно выдвинуть предположение, что зафиксированные американскими и германскими учеными вариации скорости распада обусловлены изменением вовсе не нейтринного излучения, а силы притяжения со стороны Солнца. При таком предположении оказываются вполне объяснимы и суточные (не только солнечный, но и звездный) циклы в феномене макроскопических флуктуаций.

Может ли такое быть?..

А почему бы и нет?.. Ведь в списке факторов, влияние которых на скорость распада пытались искать и не нашли в начале ХХ века, гравитация не значится!..

Если высказанная гипотеза влияния (прямого или опосредованного – через геометрию пространства-времени или еще как) гравитации на период полураспада верна, то для геохронологической шкалы и абсолютного датирования пород и минералов возникают очередные серьезные проблемы, поскольку появляется зависимость скорости изотопного распада от местных условий по гравитации. И это становится особенно значимо при переходе к модели растущей Земли, на которой ранее гравитация была существенно выше современной. Подробней об этих последствиях смотри книгу «Сенсационная история Земли»…

Здесь же для нас будет важным то, что в базовом уравнении, которое используется в изотопных методах датировки, вместо постоянной появляется еще одна переменная величина, значения которой в прошлом мы пока не знаем. Мы приходим к одному уравнению с тремя неизвестными. А также к необходимости в общей погрешности методов учитывать и погрешность, связанную с непостоянством «постоянной» периода полураспада.

Обобщая все вышесказанное, можно констатировать, что имеющиеся в нашем распоряжении методы датирования палеоантропологических находок могут дать нам их возраст вовсе не с точностью до одного процента, как это декларируется, а с гораздо большей погрешностью. По сути, мы имеем даже не столько точный возраст, сколько просто некие ориентиры, достаточно сильно «размытые» по времени. А раз так, то не исключен вариант, что в некоторых случаях мы сталкиваемся даже с ошибочной оценкой последовательности во времени существования подвидов (или даже видов) предшественников человека…

Успехи генетики

В последнее время много говорится о значительных достижениях в восстановлении древней истории Homo sapiens и его ближайших «родственников» такой науки, как генетика. Эти достижения стали возможны в результате выявления еще в середине ХХ века ведущей роли ДНК (дезоксирибонуклеиновой кислоты) в передаче наследственной информации. Эту информацию, как выяснилось, передают определенные участки ДНК – гены, которые (вместе с другими функциональными молекулами) определяют развитие, рост и функционирование организма. Расшифровка структуры (секвенирование) ДНК стала одним из поворотных моментов в истории биологии и других смежных наук – в том числе и палеоантропологии.

С помощью своеобразных «меток», которые оставляют мутации на различных участках так называемой мтДНК (митохондриальной ДНК) и Y-хромосомы (представляющей собой тоже большую ДНК), стало возможным восстанавливать родословную современного человека вплоть до весьма древних времен. Такие исследования начали проводиться еще в 1980-х годах, но настоящий прорыв произошел ближе к концу ХХ века благодаря развитию компьютерной техники, позволяющей проводить быстрый анализ огромного количества информации, что требуется в данных исследованиях.

А в 2005 году Национальным географическим обществом США при поддержке компании IBM был начат грандиозный исследовательский проект, задачей которого являлось собрать не менее ста тысяч образцов ДНК типичных представителей народов или племен, история которых считается известной по данным этнографии, истории и археологии. Главная цель этого проекта – уточнить пути миграций человечества по Земле, сравнивая структуру ДНК разных людей. И ныне средства массовой информации с завидной регулярностью снабжают нас новыми открытиями в области сравнительной генетики.

Что же удалось выяснить генетикам?..

В совокупности с палеоантропологическими находками результаты генетических исследований дают следующую картину.

Сравнительный анализ мтДНК и Y-хромосом современных людей показал, что человечество происходит от небольшой популяции, жившей в восточной Африке 160-200 тысяч лет назад. На основе генетических и археологических данных удалось восстановить пути расселения Homo sapiens и примерную хронологию событий.

Предковая популяция нашего вида, судя по результатам анализа мтДНК, жила в Восточной Африке более 160 тысяч лет назад. Самые древние ископаемые остатки анатомически современных людей обнаружены именно в этом районе и имеют как раз примерно такой возраст. Они были открыты в 1967 году на юге Эфиопии близ селения Кибиш у реки Омо Ричардом Лики и ныне датируются возрастом 195 тысяч лет.

(Заметим в скобках, что результат первых радиоуглеродных датировок находок был «старше 40 тысяч лет». Это означало просто-напросто, что кости слишком древние для радиоуглеродного анализа. По соотношению изотопов Th²³⁰/U²³⁴ в раковинах нильских устриц, которые были найдены чуть выше человеческих костей, был определен возраст 130 тысяч лет, но эта датировка признавалась очень ненадежной даже ее авторами. Позднее было проведено датирование двух слоев вулканического пепла, один из которых расположен непосредственно под слоем с находками, а другой – значительно выше. Возраст нижнего слоя, определенный по соотношению изотопов аргона, оказался равным 196±2 тысячи лет, верхнего – 104±1 тысяча лет. Принятое же ныне значение основано на сравнительной стратиграфии с осадочными накоплениями в устье Нила – более чем за тысячу километров от места находок. Впрочем, на реальных погрешностях методов датировок мы уже останавливались.)

Скрупулезное изучение костных останков подтвердило, что их обладатели были «анатомически современными» людьми, то есть бесспорными представителями вида Homo sapiens, но с отдельными «архаичными» чертами, которые сближают их с неандертальцами. Эти древнейшие Homo sapiens в культурном отношении ничем не превосходили современных им ранних неандертальцев из Европы. У тех и других была примерно одинаковая каменная индустрия. Никаких характерных признаков «подлинно человеческой», сколь-нибудь «духовной» культуры у людей из Омо обнаружено не было.

Первую попытку выхода из Африки Homo sapiens предпринял около 115-135 тысяч лет назад (это – по археологическим данным, генетики по этому поводу ничего не говорят). Однако дальше региона Передней Азии он так и не продвинулся, и следы его тут вскоре исчезают.

Вторая попытка сапиенсов выдвинуться за пределы африканского континента состоялась примерно 85-90 тысяч лет назад через Аравийский полуостров. Попытка оказалась более успешной – от этой небольшой группы «эмигрантов» впоследствии произошло все внеафриканское человечество. И прежде всего сапиенсы двинулись на восток – вдоль южного побережья Азии.

Около 74 тысяч лет назад произошло грандиозное извержение вулкана Тоба на Суматре – территория современной Индии и Пакистана покрылась слоем пепла в несколько метров. Извержение привело к резкому похолоданию, продлившемуся почти тысячу лет. Популяция людей резко сократилась.

Примерно этим же временем датируются и первые находки, указывающие на зарождение «подлинно человеческой» духовной культуры. Эти находки относятся к ранее упоминавшейся стилбейской культуре в Южной Африке, датируемой возрастом 71-72 тысячи лет назад. Здесь обнаружены остатки украшений из продырявленных раковин и мастерская по изготовлению красок.

Местные обитатели использовали твердые камни для растирания желтой и красной охры. В полученный порошок добавляли уголь и толченое губчатое вещество костей, готовую смесь складывали в раковины морских моллюсков и размешивали костяными палочками. Такая сложная деятельность свидетельствует о развитой способности к планированию и высоком уровне культуры. Однако, как уже говорилось ранее, эта культура не получила дальнейшего развития.

Между тем расселение сапиенсов продолжалось. Из Юго-Восточной Азии одна группа продвигалась на север вдоль побережья Тихого океана, другая проникла в Австралию, а третья почему-то повернула назад и – через опустошенные при извержении вулкана Тоба Индию и Пакистан – двинулась в сторону Передней Азии.

Следующим важным моментом стал приход сапиенсов в Европу, занятую неандертальцами, и постепенное ее заселение, хронология которого определялась учеными на основе радиоуглеродного датирования (см. ранее о применимости этого метода). Это заселение шло двумя путями – вдоль Средиземноморского побережья и по долине Дуная. Колонизация Центральной и Западной Европы происходила в период с 46 до 41 тысячи лет назад со средней скоростью продвижения 400 метров в год. Какое-то время сапиенсы проживали здесь совместно с неандертальцами – в большинстве районов не более 6 тысяч лет. Конец заселения Европы примерно совпадает с началом эпохи Ориньяк, когда появляется пещерная живопись – 41 тысячу лет назад.

В самую последнюю очередь Homo sapiens освоил американские континенты. По разным оценкам, самые первые люди проникли на северо-восток Северной Америки примерно 16-22 тысячи лет назад и двинулись на юг, постепенно заселяя все новые местности…

«В 1997 году группа генетиков, возглавляемая М.Крингсом, осуществила весьма интересный эксперимент, практически открывший новую эпоху исследований в области антропогенеза. Ученым удалось выделить митохондриальную ДНК (мтДНК) из древних минерализованных фрагментов скелетов ископаемых гомининов. В первую очередь всех интересовал вопрос генетических взаимосвязей неандертальского и современного человека. Для его решения дюссельдорфского неандертальца решили сравнить по параметрам мтДНК с современным человеком. Это был шаг в неведомое, и от него можно было ожидать чего угодно, но тем не менее результат поразил исследователей. Оказалось, что разница между неандертальцем и средней выборкой современного человечества просто огромна: она более чем в 3 раза превышает генетическое расстояние между любыми двумя расовыми группами современного человечества» (А.Зубов, «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета»).

До этих исследований антропологические исследования склонялись к так называемой «гипотезе трансформации» (то есть превращению) неандертальца в современного человека. В 1965 году Б.Кэмпбелл даже предложил включить неандертальца в вид Гомо сапиенс в качестве подвида Homo sapiens neanderthalensis. А работы конца ХХ века подводили к заключению о близости родства неандертальцев с сапиенсами, хотя среди ученых были и скептики по отношению к подобным выводам. Однако результаты генетического анализа низвергли неандертальца с положения непосредственного предка современного человека. Так что ныне практически все антропологи считают неандертальца отдельным видом и полагают, что он был нашим далеким родственником, но не был предком.

В упомянутом эксперименте М.Крингса с митохондриальной ДНК стало возможным определить время расхождения ветвей неандертальского и современного человека. Результат поразил воображение исследователей – оказалось, что неандертальская ветвь отделилась от общего с Гомо сапиенс корня в период 555-690 тысяч лет назад…

Немало информации дал сравнительный анализ генома человека и других приматов (шимпанзе и макаки резуса). Он в частности показал, что в ходе антропогенеза белок-кодирующие гены изменились довольно мало. Среди же тех генов, которые менялись под действием отбора, повышена доля генов, имеющих отношение к иммунитету, межклеточным взаимодействиям и передаче сигналов.

Из числа белок-кодирующих генов, которые заметно изменились в ходе эволюции, особый интерес представляет ген FOXP2, связанный с речью. Человеческий белок, кодируемый этим геном, отличается от своего аналога у шимпанзе двумя аминокислотами, что немало. При этом известно, что мутации в гене FOXP2 могут приводить к серьезным нарушениям речи. Это позволило предположить, что замена двух аминокислот как-то связана с развитием способности к произнесению членораздельных звуков.

Любопытно, что у неандертальца ген FOXP2, как недавно выяснилось, был точно такой же, как у современного человека. Это можно рассматривать как аргумент в пользу того, что неандертальцы владели речью хотя бы в каком-то виде.

Для генов ASPM и microcephalin обнаружены следы действия позитивного отбора, а эти гены связаны с развитием мозга. Например, белок ASPM замедляет превращение эмбриональных стволовых нейроэпителиальных клеток в нейроны. Иными словами, клетки – предшественники нейронов в присутствии ASPM успевают поделиться большее число раз, прежде чем превратятся в нейроны. Таким образом, закрепление мутаций в этих генах могло быть связано с увеличением размеров мозга.

Сравнение уровня активности 907 генов в клетках печени у людей, шимпанзе, орангутанов и макаков-резусов позволило выявить ряд генов, активность которых у человека резко повышена по сравнению с другими приматами. Среди этих генов 30% составляют так называемые транскрипционные факторы – белки, которые контролируют процесс синтеза мРНК (матричной рибонуклеиновой кислоты) на матрице ДНК. Для сравнения – среди генов, активность которых повышена у шимпанзе, транскрипционных факторов менее 5%. Вероятно, изменение активности генов-регуляторов сыграло большую роль в эволюции именно человеческой линии…

Смутные сомнения

Когда читаешь о достижениях генетиков в области происхождения человека, порой аж дух захватывает – так много им уже удалось выяснить всего-то за несколько десятков лет. И картина, выстроенная с их помощью, кажется абсолютно достоверной и даже фундаментальной.

Однако если присмотреться повнимательней к деталям различных публикаций, то начинают возникать смутные сомнения – а так ли все у них «безгрешно» на самом деле?..

Возьмем, к примеру, утверждение о том, что предки всех современных людей произошли от некоей очень малочисленной группы, которая обитала в восточной Африке 160-200 тысяч лет назад.

О том, что вообще африканская версия происхождения различных видов предшественника человека построена лишь на основе мнения Дарвина и на ошибочной трактовке местоположения находок, указывалось ранее. Оказывается, если старательно покопаться в интернете, можно обнаружить сообщения, что генетические исследования указывают в качестве «прародины» сапиенсов не только Африку, но и другие континенты!.. Более того, несмотря на достижения генетиков, среди палеоантропологов еще так и не похоронена окончательно так называемая гипотеза полицентризма – гипотеза, допускающая параллельное развитие человечества в разных центрах. Это указывает на то, что выводы генетиков не столь уж убедительны – даже в среде профессиональных палеоантропологов. Подобных публикаций мало, но их небольшое количество можно вполне объяснить не недостатком аргументов для предлагаемых иных вариантов места происхождения Гомо сапиенс, а всего лишь тем, что ныне большинство генетиков (как указывается в некоторых источниках) придерживается версии африканской «прародины». И тут появляется ощущение простой подгонки под дарвиновскую точку зрения…

А теперь обратим внимание на датировки.

Итак, в 1987 году группа американских ученых во главе с А.Уилсоном на основании исследований мтДНК вычислила время расхождения эволюционных линий различных современных внутривидовых (расовых) групп современного человечества и пришла к сенсационному выводу, что все современное человечество происходит от общей древней африканской популяции, причем от одной женщины-праматери, жившей 140-290 тысяч лет назад. Эта женщина-праматерь тут же получила прозвище «Евы». Потомки «Африканской Евы», как считается, расселились по всем континентам, вытесняя более древних предшественников человека, но не смешиваясь с ними.

Позже эксперименты и расчеты, проведенные Уилсоном, неоднократно повторялись в разных вариантах, при этом имели место значительные колебания предполагаемого времени существования этой «Африканской Евы» – по разным исследованиям, 166-249 тысяч лет, 176-222 тысячи лет, 188-270 тысяч лет назад. А результаты некоторых генетических исследований уводят начало линии сапиенса вообще на уровень «гейдельбергского» человека. Так, сотрудник Центра молекулярной генетики Калифорнийского университета в Сан-Диего К.Уилс, применив свой метод оценки древности человеческих популяций, получил для возраста единого очага сапиенсов диапазон от 436 до 806 тысяч лет. Близкое к максимальному значению данного времени образования ветви эволюции в сторону Гомо сапиенс получено другой группой американских исследователей во главе с Дж.М.Фуллертоном – 800 тысяч лет назад.

Поражает размах в различии датировок – не проценты или даже десятки процентов, а в несколько раз!.. Такой разброс результатов выявляет наличие серьезных проблем у самой методики подобных генетических исследований, что бы там ни утверждалось в научных публикациях в ее защиту.

Косвенно данный вывод подтверждает и то, что возраст общего «праотца» всех современных людей – так называемого «Адама», определяемый не по митохондриальной ДНК, передающейся по материнской линии, а по ядерной ДНК (Y-хромосоме, передающейся по мужской линии), серьезно отличается от получаемого в целом по той же методике расчетов возраста «Евы» (хотя есть публикации, в которых указываются и примерно совпадающие даты)…

Более того, в последнее время участились публикации, в которых гипотеза «митохондриальной Евы» подвергается серьезной критике со стороны не только антропологов, но и самих генетиков. Подвергается сомнению и тезис о полном несмешении Гомо сапиенс с неандертальцами и другими обитателями мест, куда приходили сапиенсы.

Так, например, «денисовский» человек хотя и признается самостоятельным подвидом, но имеет свой вклад в геном современного человечества – по некоторым исследованиям до нескольких процентов. А по неандертальцам постепенно начинает доминировать компромиссная точка зрения – некоторые исследователи (например, американский антрополог Л.Брэйс) считают, что генетический вклад неандертальца в Европе мог достигать даже 25 процентов!..

Алан Темплтон из Мичиганского университета еще более категоричен. Он полагает, что по одному-единственному участку генома (например, по мтДНК) нельзя делать окончательные выводы об эволюции и истории расселения человечества. Для таких выводов необходим комплексный анализ многих разных участков генома.

Темплтон утверждает, что ничего удивительного нет ни в «Адаме», ни в «Еве», поскольку любые гомологичные (грубо – схожие) участки ДНК где-нибудь в прошлом неизбежно сходятся в одну точку, то есть в одну предковую молекулу ДНК. И эта точка вовсе не обязательно совпадает с моментом возникновения вида. Более того, если брать разные гомологичные участки ДНК, каждый из них даст свою, отличную от других «точку схождения».

Темплтон показал, что ожидаемое время схождения эволюционного древа, построенного для отдельного участка ДНК, в одну точку, зависит от того, в скольких экземплярах присутствует данный участок в клетках. Быстрее всего должны сходиться как раз мтДНК и Y-хромосома – генетики и наблюдают, что они сходятся примерно 150-160 тысяч лет назад. А, скажем, участки на Х-хромосоме, занимающей промежуточное положение (у женщин она присутствует в двух экземплярах, у мужчин в одном), сходятся в более далеком прошлом – до 2 миллионов лет назад. Есть и участки, которые сходятся в еще более глубокой древности – некоторые даже еще до того, как разделились эволюционные линии человека и шимпанзе.

По результатам исследований Темплтона, три участка ДНК сохранили следы древнейшей волны выхода из Африки около 1,9 миллионов лет назад. Фактически это означает, что в наших жилах течет кровь древних азиатских архантропов. Семь участков ДНК свидетельствуют о втором исходе из Африки около 650 тысяч лет назад – так называемая ашельская экспансия. Представители этой волны – тоже наши прямые предки. Наконец, еще пять участков ДНК (в том числе мтДНК и Y-хромосома) подтверждают третий исход из Африки.

Более того, данные Темплтона показывают, что обмен генами между евразийскими и африканскими популяциями наших предков практически никогда не прекращался, хоть и был сильно затруднен большими расстояниями. Получается, что древнее человечество вовсе не было простой совокупностью отдельных изолированных популяций, а было относительно единым на протяжении двух последних миллионов лет.

Эти выводы Темплтона серьезно противоречат взглядам, господствующим ныне у антропологов…

Из подобной разноголосицы следует одно – современные методы генетических исследований не столь уж однозначны и «безгрешны», как это порой представляется широкой общественности в сообщениях средств массовой информации. Но чтобы понять, в чем именно могут находиться скрытые ошибки и где слабые места этих методов, нам не остается ничего иного, как погрузиться в некоторые их детали.

Перевести «птичий язык» генетиков с его множеством специфических терминов на обычный разговорный язык, доступный рядовому читателю, отнюдь не просто. Но я попробую…

Для этого далее я буду использовать интернетную статью А.Чубенко «Сыновья Адама», где материал изложен в более-менее читаемом виде. Хотя и с ее помощью не удается полностью избежать использования дополнительных терминов.

Некоторые детали генетических методов

Основной объект генетических исследований – молекулы ДНК (дезоксирибонуклеиновой кислоты). Эти молекулы сосредоточены в клетке двух местах – в хромосомах в ядре (ядерные ДНК – яДНК) и в митохондриях (мтДНК) в цитоплазме клетки.

Наследственная информация кодируется цепочками двух типов – ДНК и РНК (рибонуклеиновая кислота). Цепочки обоих типов состоят из молекул нуклеотидов (или «азотистых оснований») четырех видов – аденин (A), гуанин (G), цитозин (C) и тимин (T). Таким образом, одинарную цепочку можно представить как произвольную последовательность из четырех букв, например ATCGGATCAAC, полностью отвлекаясь как от химической природы ее элементов, так и от типа химических связей между ними.

Следует отметить, что у любой такой цепи имеется естественная химическая «ориентация», которую вышеприведенная простая запись не отражает. А именно: каждый нуклеотид связан со своими соседями в двух позициях – в месте присоединения фосфата (5-ый атом углеродного цикла) и в месте присоединения радикала OH (там, где находится 3-ий углерод). Если обозначить указанные связи нуклеотидов через 5′ и 3′ соответственно, то можно просто сформулировать важный факт: соседние нуклеотиды могут соединяться друг с другом только «концами» разных типов, то есть к 3′ концу одного может присоединиться 5′ конец другого и наоборот, но соединения 5′-5′ и 3′-3′ невозможны. Используя данные обозначения, говорят о 5′-ом либо 3′-ем конце всей цепи и пишут, например, так: 5′-ATCGGATCAAC-3′. Если условиться, что при буквенной записи цепи начинаются с 5′ конца, обозначения 5′ и 3′ можно опускать. Заметим, что ориентация цепей важна не только как естественный способ их упорядочения, но еще и потому что она учитывается самой природой в процессах передачи генетической информации – новая цепь может строиться только в направлении от 5′ к 3′.

Если РНК – одиночная цепь нуклеотидов, то ДНК – это двойная цепочка. Точнее – две цепочки, соединенные друг с другом с соблюдением так называемой комплементарности (дополнительности). Так C есть комплемент (дополнение) к G, G к C, A к T и T к A. Или, говоря другими словами, аденин соединяется только с тимином, гуанин – только с цитозином.

При секвенировании (расшифровке) ДНК производится целый ряд весьма непростых процедур, в результате чего появляется длинная запись последовательности расположения нуклеотидов в цепочке – сиквенсы. Эти записи в нескольких форматах ныне хранятся в базах данных сиквенсов, крупнейшей из которых является Генбанк – онлайн-хранилище, доступное исследователям. Ниже приводится пример фрагмента такой записи:

>Homo sapiens mitochondrion, D-loop region, sample #1

AATCAGAGAAAAAGTCTTTAACTCCACCATTAGCACCCAAAGCTAAGATTCTAATTTAAACTATTCTCTGTT

CTTTCATGGGGAAGCAGATTTGGGTACCACCCAAGTATTGACTCACCCATCAACAACCGCTATGTATTTCGT

ACATTACTGCCAGCCACCATGAATATTGTACGGTACCATAAATACTTGACCACCTGTAGTACATAAAAACCC

AATCCACATCAAAATCCCCTCCCCATGCTTACAAGCAGGTACAGCAATCAACCCTCAACTATCACACATCA

ACTGCAACTCCAAAGCCACCCCTCACCCACTAGGATACCAACAAACCTACCCACCCTTAACAGTACATAGT

ACATAAAGCCATTTACCGTACATAGCACATTACAGTCAAATCCCTTCTCGTCCCCATGGATGACCCCC

В ходе эволюционного процесса в живом организме происходят изменения – мутации, которые в дальнейшем передаются по наследству. Наследственная же информация, как указывалось выше, передается с помощью ДНК. Таким образом, в результате мутаций происходит изменение структуры ДНК – изменение последовательности нуклеотидов. Наличие мутаций как раз и выявляется по различию записей (сиквенсов) таких последовательностей, отражающих структуру ДНК у разных людей (животных, растений и т.д.).

«С эволюционной (филогенетической) точки зрения мутациями обычно называют различия между двумя сиквенсами, про которые установлено, что один из них является «непосредственным» эволюционным предком другого. Между ними могут быть десятки и даже сотни трансмиссий, и нередко мы сталкиваемся с ситуацией, когда близкие «родственники» сиквенса не обнаружены, и его приходится сравнивать с достаточно отдаленными, что приводит к реконструированию большого числа мутаций при переходе от узла-предка к его ныне живущим «непосредственным» узлам-потомкам. Поясним сказанное простым примером.

Taxon1 AGCCTGGATCGTATTAGCATGTA

Taxon2 AGCCTGAATCGTACTAGCATGTA

Taxon3 AGCCTGAATCGTATTAGCACGCA…

Разумно предположить, что общий предок трех данных сиквенсов в каждой позиции имел нуклеотид, встречающийся у большинства потомков:

Anc AGCCTGAATCGTATTAGCATGTA

но при этом любой из трех сиквенсов Taxon1, Taxon2 и Taxon3 хотя бы в одной позиции отличается от своего предка. Иными словами, где-то на эволюционном пути от сиквенса Anc к трем его потомкам произошли мутации, а именно, линии Taxon1 и Taxon2 мутировали в одной позиции, а Taxon3 – сразу в двух» (А.Чубенко, «Сыновья Адама»).

Обратим внимание на слова «разумно предположить» в приведенной выше цитате. Спорить не буду – в данном случае это предположение действительно разумно. Однако это – всего лишь предположение, а вовсе не четко установленный факт!.. А любое предположение – даже не просто гипотеза, а субъективная гипотеза!..

Далее мне придется немного перефразировать А.Чубенко, чтобы избежать излишней специфической терминологии.

Усложним задачу и зададимся вопросом – в каком порядке происходили мутации в линии Taxon3? Ответить на данный вопрос, имея в наличии только указанный набор данных, невозможно. Сначала, например, могла произойти мутация в четвертой позиции с конца, а затем во второй с конца, а могло быть и наоборот – сначала во второй с конца, а затем в четвертой, или вообще обе мутации могли произойти одновременно (пусть это и маловероятно).

Однако, если бы в нашем наборе данных присутствовал такой сиквенс:

Taxon4 AGCCTGAATCGTATTAGCATGCA

то можно было бы сделать вывод, что он лежит «на полпути» между вариантом Taxon3 и общим предком Anc, имея только одну мутировавшую позицию – вторую с конца. Таким образом, сиквенс Taxon4 – предок сиквенса Taxon3, что, впрочем, не мешает обоим «жить» в одно время, ведь мы сейчас рассматриваем не реальные организмы, а участки их ДНК, которые могут мутировать с разной скоростью, вследствие чего среди живых потомков Taxon4 есть как неизменные, так и мутировавшие до состояния Taxon3. Более того, среди ныне живущих организмов вполне может встретиться и носитель предкового типа Anc, хотя со временем количество таких неизмененных вариантов убывает.

«Итак, мы провели простейшую филогенетическую реконструкцию – восстановили вид общего предка трех сиквенсов, при этом столкнулись с неопределенностью порядка возникновения мутаций и видели, как добавление новых данных может изменить точность нашего анализа» (А.Чубенко, «Сыновья Адама»).

Данный вывод, на мой взгляд, весьма важен.

Обнаружение останков ранее неизвестных видов и подвидов предшественников человека, как мы могли убедиться ранее, способно приводить к весьма существенному пересмотру взглядов палеоантропологов на эволюционное древо человека. В частности поэтому так бурно обсуждаются находки, связанные, например с «денисовским» человеком и «хоббитом». Точно так же (как теперь выясняется) дело обстоит и с результатами генетических исследований.

Ситуация усугубляется тем, что в реальности даже у современного человека считается полностью расшифрованной лишь мтДНК (да и то со второй попытки – в первой позднее была обнаружена ошибка). Для неандертальца и денисовского человека удалось расшифровать ДНК лишь частично, а для более древних останков ДНК выделить пока еще не удается. То есть мы имеем дело как раз с ситуацией, при которой отсутствует масса данных. И появление новых данных, способных повлиять на выводы даже кардинальным образом, очень даже возможно. В собранной же на текущий момент «мозаике» эволюционного древа Гомо сапиенс вполне могут отсутствовать весьма важные детали!..

Пойдем далее.

«…даже самая близкая эволюционная связь сиквенсов не является непосредственной в физическом смысле слова, так как степень реального родства живых организмов можно восстановить по ДНК только в том случае, если известна скорость мутирования рассматриваемого участка. Встречаются участки ДНК, где мутации определенного типа происходят раз в несколько столетий, и наоборот, бывают крайне консервативные участки, например кодирующие критически важные для организма функции, где большинство мутаций влечет нежизнеспособность нового организма, и поэтому новые «устойчивые» варианты появляются раз в несколько тысячелетий. Специалисты, имеющие практический опыт работы с сиквенсами, даже интуитивно умеют определять примерную степень родства генетических линий, исходя из свойств рассматриваемых участков ДНК, скорости их эволюции и особенностей филогении» (А.Чубенко, «Сыновья Адама»).

Хм… Ничуть не сомневаюсь в профессионализме упомянутых в цитате специалистов. Но интуиция есть интуиция – она может и подвести. И наличие подобного субъективного фактора настораживает. Как теперь разобраться, где специалисты сделали вывод на основе объективных данных, а где – на собственной интуиции?..

Оставим собственные субъективные сомнения в стороне и перейдем к другому примеру, приведенному в статье.

Рассмотренный ранее пример достаточно тривиален и позволяет реконструировать эволюционное древо. Но изменим выборку данных, сохранив первые два сиквенса и добавив два новых:

Taxon1 AGCCTGGATCGTATTAGCATGTA

Taxon2 AGCCTGAATCGTACTAGCATGTA

Taxon5 AGCCTGGATCGTACTAGCATGTA

Taxon6 AGCCTGAATCGTATTAGCATGTA

Изменяющихся позиций осталось вместо четырех всего две – седьмая и четырнадцатая с начала. Однако они имеют неприятную особенность – в них представлены все четыре возможных сочетания изменяющихся нуклеотидов: GT, AC, GC и AT. И какой из четырех вариантов ни выбрать в качестве предкового, придется допустить, что по крайней мере одна из позиций мутировала дважды. Например, если выбран предок GT, от него можно произвести с одной заменой GC, от GC – AC, и далее AT, то есть в четырнадцатой позиции имели место переходы T ? C ? T. В таких случаях говорят, что имеет место так называемая гомоплазия в паре позиций 7 и 14, причем позиция 14 мутирует «обратно».

Если же в качестве корня выбрать сиквенс с GC, то гомоплазия вызовет уже не обратную, а «параллельную» мутацию в четырнадцатой позиции – в двух ветвях независимо друг от друга происходит мутация C в T: T ? C ? T. И чем больше таких пар позиций в выборке, тем сложнее и ненадежнее реконструкция истории таких сиквенсов.

«Заметим, что чем быстрее мутирует позиция, тем чаще она вступает в такие гомоплазийные пары с другими позициями. В реальных выборках гомоплазия встречается достаточно часто, а в случаях, когда рассматриваются участки такого вида, как например тандемные повторы, то почти каждая позиция (или признак) может вступать в отношение гомоплазии с какой-то другой позицией (признаком). Филогенетические программы возвращают результат в виде эволюционного дерева либо множества равновероятных деревьев» (А.Чубенко, «Сыновья Адама»).

Итак оказывается, что возможны случаи, когда генетические исследования дают вовсе не однозначный ответ, а сразу несколько вариантов, вероятность реализации которых вдобавок одинакова!..

Далее. Физическая мутация всегда имеет направление изменения – одно состояние цепи ДНК сменяет другое. Эволюционное древо также имеет «корневой узел», с которого началась эволюция рассматриваемой ветви, и «узлы-листья», являющиеся ныне живущими потомками корня.

В первом из рассмотренных выше примеров был использован простейший метод реконструкции предка – в каждой позиции выбирался нуклеотид, представленный у большинства сиквенсов. В том же случае, если мы рассматриваем реальную выборку из большого числа сиквенсов, описанный подход будет неприменим, поскольку трудно предположить, что, скажем, 100 сиквенсов различного вида развились от одного общего предка одновременно и независимо. Скорее наоборот – наверняка в этой выборке есть более близкие друг к другу типы и наоборот более удаленные друг от друга. Следовательно, эволюционное древо может иметь сложную иерархическую структуру.

Вынужденные работать в столь непростых условиях, генетики разработали множество формализованных методов реконструкции структуры дерева, определения вида предковых узлов и корня, которые применимы как к малым выборкам из нескольких сиквенсов, так и к большим выборкам в несколько тысяч образцов. И конечно же, никто не занимается столь сложным анализом «вручную» – для реконструкции дерева используются компьютеры, анализирующие исходные выборки сиквенсов по определенным алгоритмам. И в этих алгоритмах приходится учитывать массу дополнительных деталей.

«…нередко возникает потребность как-то ранжировать позиции по скорости мутаций в них, чтобы программа могла искать деревья, более вероятные с точки зрения известных биологических особенностей мутирования, поэтому предварительная обработка молекулярных данных обязательно включает в себя анализ сиквенсов как последовательностей нуклеотидов. Кроме того, многие методы требуют данных об относительной вероятности перехода одного нуклеотида в другой, притом для каждой позиции отдельно» (А.Чубенко, «Сыновья Адама»).

Вышеприведенные словосочетания «формализованные методы», «использование алгоритмов», «ранжирование позиций», «вероятность перехода одного нуклеотида в другой» подразумевают под собой не только неоднозначность решения (как для последнего словосочетания), но и сильнейшее влияние субъективного фактора – ведь делает это все человек. И методы с алгоритмами разрабатывает, и позиции ранжирует, и даже вероятность перехода оценивает. И использование компьютеров не только не улучшает ситуацию, а наоборот – только усугубляет ее.

Обычный человек часто воспринимает выводы, полученные с использованием компьютеров, чуть ли не за истину, а результаты компьютерного моделирования чуть ли не за достоверно установленный факт. Грешат таким заблуждением, увы, и многие из тех, кто причисляет себя к сообществу ученых.

Компьютер действительно не обладает какими-то субъективными предпочтениями. Но он исполняет то, что ему задал человек – программист, разработчик модели или тот, кто задавал исходный алгоритм для расчетов. Ведь у компьютера нет собственного интеллекта. Что в компьютер заложишь – то и получишь. Все субъективные ошибки человека, попавшие в программу, компьютер в ходе расчетов сохраняет.

И еще один момент.

При исследовании родословной человека и анализе путей расселения наших предков по разным континентам генетика использует такие термины как гаплотип и гаплогруппа.

«Гаплотипом называют произвольный вариант какого-либо участка ДНК, в контексте, когда на этом участке встречаются вариации нуклеотидов… Гаплотип – понятие эмпирическое, так как последовательность нуклеотидов на каждом участке можно узнать с помощью секвенирования, применяя минимум теоретических усилий.

Набор родственных гаплотипов, происходящих от общего предка, называют гаплогруппой, но это понятие уже не столь элементарно. Очевидно, что огромная неопределенность скрывается в понятии «родственный», ведь… факт филогенетического родства сиквенсов может иметь разную степень достоверности.

Далее, почему не считать, что каждый гаплотип на филогенетическом древе вместе со всеми своими потомками образует гаплогруппу? Действительно, пока не указаны строгие правила выделения «главных» ветвей, такой подход кажется разумным. На первый вопрос (о достоверности гаплогрупп) можно ответить следующим образом: любая гаплогруппная номенклатура основывается на некотором варианте дерева, принимаемом большинством специалистов, поэтому в конечном счете проблема упирается в наличие консенсусного мнения. Например, авторитетным считается мнение авторов Y-хромосомной филогении http://isogg.org или филогении мтДНК http://phylotree.org» (А.Чубенко, «Сыновья Адама»).

Итак, мы вышли на то, что решение о содержании базового понятия и выстраивание эволюционного древа принимается не на основе строгих выводов из объективных фактов, а… методом голосования среди авторитетов (вдобавок, среди авторов самой методики!). К каким ошибкам это может приводить, мы ранее уже рассматривали…

Читать далее (Часть 2)