Мужские дома – это особого рода институт, свойственный родовому строю. Он прекращает свое существование с возникновением рабовладельческого государства. Его возникновение связано с охотой как основной формой производства материальной жизни, и с тотемизмом как идеологическим отражением ее. Там, где начинает развиваться земледелие, этот институт еще существует, но начинает вырождаться и иногда принимает уродливые формы. Функции мужских домов разнообразны и неустойчивы. Во всяком случае можно утверждать, что в известных случаях часть мужского населения, а именно юноши, начиная с момента половой зрелости и до вступления в брак, уже не живут в семьях своих родителей, а переходят жить в большие, специально построенные дома, каковые принято называть “домами мужчин”, “мужскими домами” или “домами холостых”. Здесь они живут особого рода коммунами. Обычно все посвященные мужчины объединены в союз, имеющий определенное название, определенные маски и т.д. Функции союза также очень широки и разнообразны. Часто в его руках находится фактическая власть над всем племенем. Мужские дома являются центром сборищ союза. Здесь совершаются пляски, церемонии, иногда хранятся маски и другие святыни племени. Иногда на одной площадке имеются два дома – один маленький (в нем производится обрезание) и один большой. Женатые в нем обычно не живут.

Сказка сохранила чрезвычайно ясные следы института мужских домов. Герой, выйдя из дому, часто вдруг видит перед собой на поляне или в лесу особого рода постройку, обычно просто названную “домом”. Изучение этого дома показывает, что по совокупности своих признаков он соответствует упомянутым выше “мужским домам”… Дом этот поражает героя многим. Прежде всего он поражает его своей величиной… Другая особенность дома та, что он обнесен оградой… Сказка донесла даже смутные реминисценции религиозных языческих функций этих домов: “А образов нет никаких, одни шишки елевыя торчат”. Все остальные особенности этого дома могут быть объяснены стремлением оградить себя от мира.

связь с “мужским домом” очень сильно натянута…

…внутреннее устройство дома. Особенность его та, что он состоит из отделений или комнат. Именно такое устройство сохранила нам сказка. “В этем дому никово нет. Походил по комнатам…” и пр. Это типичная черта. Герой проходит по палатам и комнатам… Что комнаты, как правило, упоминаются сказкой, показывает, что в этом обстоятельстве кроется для героя нечто непривычное и необычайное.

В сказке дом очень часто охраняется животными – большею частью змеями или львами.

В работе Шурца собран материал по мужским домам. Их вид мог быть и очень различным, но тем не менее они обладают некоторыми типичными чертами, и эти черты сохранены сказкой. Подводя итоги, мы можем указать на следующие черты дома, отраженные сказкой:

1. дом находится в тайнике леса;
2. он отличается своей величиной;
3. дом обнесен оградой, иногда – с черепами;
4. он стоит на столбах;
5. вход – по приставной лестнице или по столбу;
6. вход и другие отверстия занавешиваются и закрываются;
7. в нем несколько помещений.

Из этих пунктов сомнение вызывает только первый. Мужской дом не стоял или не всегда стоял в лесной глуши. Здесь произошло некоторое смещение…

на “смещение” при желании можно свалить все, что угодно…

нахождение в “тайнике леса” – весьма важная деталь, которую сам Пропп выделяет в качестве одной из основных. Поэтому ей нельзя пренебрегать, списывая на “смещение”, и проводить тождество сказочного “дома” с “мужским домом”!..

Присмотримся теперь к обитателям этого дома. В нем герой находит накрытый стол: “В одной палате накрытый стол, на столе 12 приборов, 12 хлебов и столько же бутылок с вином”. Герой видит здесь иную подачу еды, чем та, к которой он привык. Здесь каждый имеет свою долю, и доли эти равны. Пришелец еще не имеет своей доли и ест от каждой понемножку. Другими словами, здесь едят коммуной… здесь не только едят, но и живут коммуной.

Вопреки сказочной традиции всякое действие повторять и избегать единовременности, братья являются всегда в дом вместе, все сразу. Число этих братьев колеблется. Их может быть в сказке от 2 до 12, но их бывает и 25 и даже 30. Не противоречит ли такое малое число большому дому? Нет ли здесь несоответствия? В мужских домах их могло быть больше. Здесь жили по несколько лет, каждый год (или в другие сроки) есть приток новых и уход достигших брачного возраста. Но, во-первых, как указано, братья живут не только в “большом доме”, но и в малой избушке. Во-вторых, в пределах этой коммуны есть более тесные братства. Есть народы, у которых одновременно обрезанные или посвященные рассматриваются как особенно тесно связанные друг с другом, почти как родные.

Когда герой приходит в этот дом, он обычно бывает пуст. Иногда героя встречает старуха, иногда – молодая девушка. О девушках речь будет ниже, старухи же действительно могли иметь доступ в мужские дома, не считаясь уже женщинами. Старых женщин братья называют матерями.

В сказке братья, как только они поселяются в лесу (в большом или малом доме, безразлично), начинают охотиться… Мужская коммуна живет исключительно охотой. Пища юношей – исключительно мясная, продукты земледелия им иногда бывают запрещены. Шурц ставит это в связь с тем, что земледелие находится в руках женщин. Иногда вырабатывается своеобразная монополия на охоту. Только посвященные в союз имеют право охотиться.

Но в сказке эта коммуна часто живет еще другой профессией. Эти братья – разбойники. Здесь можно бы думать о простой бытовой деформации древнего мотива в сторону приближения его к более позднему быту, в данном случае – к более поздним и понятным явлениям разбоя. Так смотрит, например, Лурье. Однако разбой лесных братьев также имеет свою историческую давность. Новопосвященным часто предоставлялись права разбоя или по отношению к соседнему племени, или, гораздо чаще, по отношению к своему собственному. “Мальчики уже не находятся под действием обычных правил и законов, но имеют право на эксцессы и насилия, в особенности воровство и вымогательство средств питания. В “Futa Djallou” новообрезанные могут в течение месяца красть и есть, что им вздумается, в “Dar Fui” они бродят по соседним селениям и воруют домашнюю птицу”. Это не одиночное, а характерное явление. “Сила неофитов простирается так далеко, что они могут присвоить себе всякий предмет, принадлежащий непосвященному”. Смысл этого разрешения, по-видимому, заключается в том, что в мальчике-воине и охотнике надо развить оппозицию к прежнему дому, к женщинам и земледелию. Разбой есть прерогатива новопосвященного, а таким является и молодой герой.

Это братство имеет свою очень примитивную организацию. Оно имеет старшего. Этот старший выбирается. Сказка называет его иногда “большим братом”. Иногда братья, покинув дом, бросают шарик или пускают стрелу, и по тому, чья стрела дальше летит, выбирают старшего… Очевидно, выбирается наиболее ловкий и сильный, обладающий магической властью над природой. В этом именно заключается одна из сторон посвящения: охотник якобы приобретал власть над стихиями, в частности над “лесной тварью”.

В этой коммуне есть и известное распределение обязанностей. В то время как братья охотятся, один из них готовит для них пищу. В сказке братья всегда делают это по очереди… Сказка не сохранила того исторически имевшегося положения, что вся группа вновь поступивших должна готовить пищу для всего дома и держать его в порядке. В Америке новопоступившие в течение двух лет должны были нести рабскую службу, в некоторых местах Азии низший ранг новопоступивших назывался “носителями дров” и исполнял эти обязанности в течение 3 лет.

…динамика начинается с появлением в этом братстве женщины… Она выгнана мачехой, приглашена в дом разбойниками, похищена и т.д. Она… ведет у братьев хозяйство и пользуется почетом; она живет с братьями как сестра. Из этих трех пунктов третий не соответствует исторической действительности…

С одной стороны, жизнь в мужском доме имеет своей целью отделение юношей от женщин. Весь дом, и все, что в нем происходит, запрещен женщинам… Мужской дом запрещен женщинам в целом, но этот запрет не имеет обратной силы: женщина не запрещена в мужском доме. Это значит: в мужских домах всегда находились женщины (одна или несколько), служившие братьям женами. Это настолько типичная черта этой системы, что Шурц прямо говорит о наличии трех групп мужского населения: непосвященных, юношей в мужском доме в вольных брачных отношениях, и женатых, живущих в регламентированных брачных отношениях. У Вебстера и Шурца можно найти много примеров этому. “Девушки, живущие в мужских домах, не подвергались никакому презрению. Родители даже сами побуждали их вступать туда… В этих домах обычно имеется одна или несколько незамужних девушек, которые часто являются временной собственностью молодых людей”. “У бороро, – говорит Шурц, – половые потребности юношей удовлетворяются тем, что отдельных девушек насильно уводят в мужской дом, где они одновременно нескольким служат возлюбленными и получают от них подарки”. Кроме насильственного увода или желания родителей, могли быть и другие причины, заставлявшие девушек или женщин уходить в мужской дом. Они иногда бежали от своих мужей, и этот случай также отражен сказкой.

То почетное положение, которым пользуется “сестрица”, равно как и домашние обязанности, лежащие на ней, вполне историчны. Фрэзер сообщает о девушках, живущих в мужских домах на островах Пелау, следующее: во время своей службы она должна держать помещение дома в чистоте и следить за огнем. Мужчины обращаются с ней хорошо, и ее насильно не принуждают оказывать свое расположение. Девушка живет в особом помещении при доме. Обращение с ней рыцарское. Ни один из юношей не дерзнет войти к ней в помещение. Она обильно снабжается пищей, юноши заботятся о предметах роскоши для нее. Ей приносят орехи бетеля и табак. Здесь хотелось бы обратить внимание еще на одну деталь… А именно: пища подается ей так, что она при этом никого не видит. Пища подается ей в особое помещение.

Женщины пребывают в домах только временно, впоследствии они выходят замуж. Если бы женщина предпочла остаться здесь на всю жизнь, ее бы не уважали. Из всех этих материалов видно, что девушка, проживающая в мужском доме, отнюдь не “сестрица” братьев.

Во-первых, сказка резко отрицает наличие брачных отношений, и уже это должно заставить нас насторожиться… Сказка здесь несколько передвинула границы брачных и братских отношений. Это можно подтвердить ссылкой на вятскую сказку. Здесь изгнанная падчерица попадает в лесной дом к двум разбойникам. Они уходят. “И оставили ей всякова кушанья и всякова снаряду: и все тебе – и пей и ешь, и самолучшее платье снаряжайся!.. А она уже с нимя прижила девчоночку малинькю”. “С ними”, а не с одним из них… В белорусской сказке читаем: “Был себе король с королевой, имели они одну дочь вельми хорошую, и к ней сватались 12 кавалеров, а те кавалеры 6ыли все разбойники”. Здесь к одной девушке сватаются 12 женихов сразу, а не один жених. Правда, все это отдельные черточки, отдельные случаи, но эти случаи показывают возможность такого передвижения границ под влиянием более поздних форм брака, исключающих и карающих полиандрию. Там, где парный брак не закон, наш случай высказан гораздо яснее. В монгольской сказке семь царевичей идут в рощу (рудимент леса) “разогнать скуку”. Они встречают необыкновенной красоты девушку. “Послушай, что мы тебе предложим. Нас семь братьев-царевичей, и у нас до сих пор нет жен. Будь нашей супругой! Девушка та согласилась, и они стали жить вместе”.

…имеются не только мужские дома, но могли иметься дома женские… Шурц считает их поздним явлением, подражанием мужским домам. В пермской сказке три названных брата странствуют по миру. Подобно тому как девушка попадает в мужской дом, здесь герои попадают в дом, населенный женщинами. “Нечаянно – стоит дом хорошей. Заходят в етот дом, отворяют ворота, заходят во дворец… нашли белова хлеба и там вари всяческой нашли”. В дом прилетают три девицы и узнают следующее: “…у нас в доме севодни похитка; явились к нам три молодца; из них из троих один был очень красивой”. Девицы расспрашивают героев и говорят: “Вы зовите нас женами, а мы вас будем звать мужьями; с нами вместе спать, а худых речей не выражать! Худые речи кто выразит, тогда мы вас не будем здесь держать, выгоним отсюдова!”. Таким образом, мы видим, что в сказке брачные отношения не вполне вытеснены братскими.

Каковы же были формы супружеских отношений в мужских домах? Материалов по этому вопросу очень мало. Во всяком случае можно сказать, что отношения не везде и не всегда были одинаковыми. Женщины могли принадлежать всем, могли принадлежать некоторым или одному по их выбору или по выбору одного из братьев. Они “представляли временную собственность молодых людей”. За услуги они вознаграждались, сперва – кольцами или другими вещами для них самих, или стрелами для братьев, впоследствии они получали плату. Этот групповой брак имеет тенденцию закончиться индивидуальным браком. “Она выбирает компаньона или любовника, властительницей которого она является номинально; последний ответствен за ее плату или вознаграждение; но она свободна, при известных условиях, общаться с другими мужчинами”. В этом случае инициатива исходит от женщины. Но она может исходить и от мужчины. “Мужчина может предложить девушке во время ее служения выйти за него, и это делается часто. Если его предложение принято, он платит братству некоторую сумму за свою жену. Чаще, однако, девушки вступают в брак, когда период служения кончился и они вернулись в свою собственную деревню” (Фрэзер). Сказка всех этих возможностей не отражает. В сказке она или не принадлежит никому, или она принадлежит всем. Впрочем, в некоторых довольно редких случаях можно установить, что она принадлежит одному из братьев… Зато сказка отразила другое явление: стремление этого брака превратиться в индивидуальный и ту роль, которую в этом стремлении играли дети.

Что от такого сожительства рождались дети, это очевидно. Отношение к детям также неодинаково. “Дети, происшедшие от таких союзов, почти всегда убивались”(Шурц). Мы можем предположить, что это происходило в тех случаях, когда женщины принадлежали всем сообща. Но там, где на фоне промискуитета уже создавался союз двух людей, где отцовство могло быть известным, отношение могло быть иным. “Во многих случаях ребенок не считался нежеланным, но становился поводом для превращения свободной любовной связи в прочный брак”.

…женщины, жившие в мужских домах, проживали в них только временно. После некоторого пребывания в них они уходили из него и вступали в брак или с одним из “братьев” или, чаще, в своем селении. Исторически здесь должно было наступить одно осложнение. Все, что делалось в мужском доме, для женщин было тайной. Здесь хранились святыни племени, совершались ритуальные пляски и пр. Но для “сестрицы” не было тайн. Можно ли было так просто выпустить ее из дома?

В сказке девушка, живущая у богатырей в лесу, иногда внезапно умирает; затем, пробыв некоторое время мертвой, вновь оживает, после чего вступает в брак с царевичем. Временная смерть, как мы видели, есть один из характерных и постоянных признаков обряда посвящения. Мы можем предположить, что девушка, раньше, чем быть выпущенной из дома, подвергалась обряду посвящения. Мы можем догадываться и о причинах этого: такое посвящение гарантировало сохранение тайны дома. Здесь сказка только слегка изменила внутреннюю, но не внешнюю последовательность событий. В сказке она неожиданно умирает и столь же неожиданно оживает и вступает в брак. Здесь не исторична только неожиданность. Именно момент ухода из дома ради брака и вызывал необходимость посвящения, т. е. умирания и воскресения.

Отчего в сказке типа “волшебное зеркало” умирает девушка? Из материалов Больте – Поливки можно установить три группы предметов, от которых девушка умирает. Одна группа составляет предметы, вводимые под кожу: иголки, шипы, занозы. Сюда же можно отнести шпильки и гребенки, вводимые в волосы. Вторая группа – это средства, вводимые внутрь: отравленные яблоки, груши, виноградинки или, реже, напитки. Третью группу составляют предметы, которые надеваются. Здесь фигурирует одежда: рубашки, платья, чулки, туфельки, пояса или предметы украшения: бусы, кольца, серьги. Наконец, есть случаи, когда девушка превращается в животное или птицу и вновь превращается в человека. Средства оживления очень просты: нужно вынуть иглу или шпильку из-под кожи, нужно потрясти труп, чтобы отрава выскочила наружу, нужно снять рубашку, колечко и т. д.

Среди способов, какими в обрядах посвящения достигается временная смерть, имеются и названные выше. Одним из способов было введение под кожу острых предметов… Другим способом вызвать временную смерть было отравление. Этот способ практиковался очень широко. Юноши падали замертво, теряли сознание, а через некоторое время они приходили в себя и возвращались к жизни… Наконец, если на девушку надеваются рубашки, пояса, бусы и пр., то частично это – позднейшие, сказочные явления, частично же мы имеем здесь обряжение мертвого. На посвящаемых надевали одеяния мертвых, после чего они считались умершими. Там, где одежда вообще не известна, посвящаемого в знак смерти обмазывали белой глиной.

Гроб, это, конечно, позднейшее явление. Но возникновение и эволюция гроба вообще могут быть прослежены. Предшественниками гроба являются деревянные хранилища животной формы. Такие хранилища засвидетельствованы во многих местах. Шурц, например, сообщает о домах с деревянными изображениями акул, внутри которых хранились трупы вождей. Это – древнейшая форма гроба. Такая форма, в свою очередь, отражает более ранние представления о превращении человека при смерти в животное или о съедении его животным. В дальнейшем гроб теряет свои животные атрибуты. Так, в египетской “Книге мертвых” можно видеть изображения саркофагов или постаментов, на которых лежит мумия. Они имеют ножки животного и голову и хвост животного. В дальнейшем животные атрибуты совсем отпадают, и гроб принимает известные нам формы. С этой точки зрения превращение девушки в животное и обратно – ее превращение в человека, и положение ее во гроб с обратным извлечением ее оттуда живой – явления одного порядка, но в разных по древности формах.

Почему гроб часто бывает стеклянным – на этот вопрос можно дать ответ только в связи с изучением “хрустальной горы”, “стеклянной горы”, “стеклянного дома” и всей той роли, которую в религиозных представлениях играли хрусталь и кварц, а позже – стекло, вплоть до магических кристаллов средневековья и более поздних времен. Хрусталю приписывались особые волшебные свойства, он играл некоторую роль в обрядах посвящения, и хрустальный гроб есть только частный случай более общего явления.

При обрисованном положении как юноши, так и некоторые девушки имели каждый в своей жизни последовательно два брака. Один – вольный, в “большом доме”, брак временный и групповой, другой – после возвращения домой, брак постоянный и регламентированный, брак, из которого создается семья. Можно заметить, что в сказке герой иногда женится 2 раза, вернее собирается жениться во второй раз, забыв о первой жене. С точки зрения нашего материала можно поставить вопрос, не есть ли первая жена, встреченная вне дома, где-то в другом царстве и т. д., жена временная в мужском доме. Вторая жена, на которой герой собирается жениться после возвращения домой, может соответствовать жене второго, регламентированного брака. В исторической действительности первая жена, жена братьев, и в том числе каждого в отдельности, оставлялась и забывалась. По возвращении домой совершался уже постоянный, прочный брак, создавалась семья. Именно так всегда хочет поступить герой. Но брошенная жена “оттуда” напоминает о себе, и герой женится на первой.

В сказке неузнанный герой часто бывает грязен, вымазан в саже и пр. Это – “Неумойка”. Он заключил союз с чертом, который запрещает ему мыться. За это черт дает ему несметное богатство, после чего герой женится. Он “не стрижется, не бреется, носа не утирает, одежды не переменяет”. Это продолжается 14 лет (в немецкой сказке 7 лет), после чего герой говорит: “Ну, служба моя кончена”… Мотив грязного жениха еще более развит в немецкой сказке. “Тебе в ближайшие годы нельзя мыться, нельзя стричь бороды и волос и молиться “отче наш””. Сходно: “не мыться, не бриться, не сморкаться, не стричь ногтей, не вытирать глаз”. Подобное же сообщается о девушке в лесу. Она “вымазала себе лицо и руки сажей”.

Запрет умываться не только часто встречается в обряде, но он составляет почти непременную часть церемонии. Срок этого запрета различен. Он продолжается во все время пребывания в заповеднике, 30 дней, 100 дней, 5 месяцев и т. д. Посвящаемый не только не умывался, но обмазывался золой. Это обмазывание очень существенно: неумывание связано с обмазыванием или сажей или глиной, т. е. собственно с окраской в черный или белый цвет. “Во время первых 100 дней он не моется и становится таким грязным, что при выходе его не узнают: они говорят, что он так грязен, что он невидим”. Таким образом неумывание связано с невидимостью. С этим, по-видимому, связана окраска в белый цвет… С этим же, по-видимому, связана окраска в черный цвет.

Здесь можно установить еще одну особенность. По сообщению Паркинсона, запрет на умывание длится во все время созревания ямса от посадки до выкопки. Разрешение умываться дается вместе с урожаем. Мы здесь стоим у истоков позднейшего земледельческого представления об уходе под землю божества, способствующего плодородию. Что обряд научает, как достигнуть обилия дичи, мы уже знаем. То же переносится на продукты земледелия. Между прочим, и русская сказка сохранила любопытный отголосок этого. Здесь в большом доме в лесу девушка говорит герою: “Вставай, Иван-царевич, сын крестьянский. Хлеб уже убран; я все сладила. Поди, вымарай лицо сажей, выпатрайся весь и ступай к отцу”. В этой сказке отец девушки дал задачу засеять, вырастить и убрать хлеб. Почему же герой в доказательство, что якобы именно он разрешил эту задачу, должен вымазаться сажей?.. От пребывания в состоянии невидимости, неумытости, черноты зависит урожай.

Неумывание также каким-то образом подготовляет к браку. “Его тело вымазывалось грязью и от него требовали, чтобы он ходил по селению несколько дней и ночей, бросая грязью в сторону женщин. Наконец, его передавали женщинам, которые его мыли, раскрашивали его лицо и плясали перед ним”. После такого возвращения юноша мог вступить в брак. Сравним с этим русскую сказку: “Привели его. Он весь оброс мохом. Она остригла его и обрила своими руками… Ну вот теперь я могу выйти замуж за вашего сына”.

В сказке нельзя провести точных границ между неумытым и животнообразным героем. Возможно, что вымазывание в грязи имеет какое-то отношение к воображаемому животному облику, есть своего рода маска. Девушка, например, не только не моется и вымазывает себя сажей, но и обмазывает себя медом и облепляет себя перьями. Там, где посвящения уже давно нет, или где оно утратило свою связь с наступлением половой зрелости, а приобрело другой характер, обмазывание и пачканье все еще держится. Так, в греческих мистериях посвящаемый обмазывался глиной, гипсом или обсыпался мукой или отрубями.

Мотив “неумойки” тесно связан с мотивом “незнайки”. Сущность этого мотива состоит в том, что герой прибывает домой (или в царство своей будущей жены) неузнанным. С одной стороны, он притворяется, что он ничего не знает, не помнит… Нет необходимости доказывать, что и здесь отражен один из моментов возвращения. В этих случаях своеобразный этикет требовал, чтобы вернувшийся “забыл” свое имя, своих родителей, свой дом. Он – новый, другой, переродившийся, умерший и воскресший человек с другим именем. С другой стороны, и родители делали вид, что не узнавали сына, а если отсутствие продолжалось несколько лет, то и действительно они могли не узнавать его.

С мотивом неузнанного прибытия часто связан мотив покрытой или, наоборот, непокрытой, безволосой головы… Герой часто надевает на голову какой-нибудь пузырь, или кишку или тряпку… По-видимому, кишки или пузырь должны скрыть волосы, вызвать впечатление плешивости… С другой стороны, герои сказки часто называются плешивыми.

В обряде инициации не было, пожалуй, ни одной части человеческого тела, которая не подвергалась бы каким-нибудь манипуляциям. Даже внутренности, как мы видели, считались вынутыми и замененными. Особым манипуляциям подвергались и голова и волосы. Манипуляции с волосами были двоякие: или их обрезали, опаляли, или, наоборот, давали им расти, но в таком случае их прятали под особый головной убор, который нельзя было снимать.

На Соломоновых островах могут жениться только те члены мужских союзов, кто обладает длинными волосами, и кто в отрочестве, т. е. во время полового созревания, носил особого вида головной убор, имевший вид конуса. Волосы врастают в эту шляпу, так что ее невозможно снять. Неверман говорит: “Ему никогда нельзя показываться женщинам без “шляпы” даже вначале, когда волосы еще коротки. Женщина, увидевшая его без шляпы, немедленно была бы предана смерти, все равно как если бы она вступила в место сборищ союза”… Позже шляпы снимаются вместе с волосами.

Неверман считает, что рост волос способствует увеличению потенции… Это – одно из десятков возможных объяснений. Волосам приписывается сила…

Из приведенных материалов не видно, чтобы шляпа делалась из кишек или пузырей животных, как это показывает наша сказка. Но в Африке такая форма, по-видимому, существовала. “На Гамбии новообрезанные носят… шапку странной формы с парой бычьих poг”.

стоит вспомнить удлиненные и “рогатые” головы богов!.. А ведь именно к богам люди часто стремятся приблизиться при обрядах посвящения!..

Возвращающийся должен хранить глубокое молчание обо всем, что он видел и слышал… Запрет этот касается всего, что было увидено и узнано в лесу. Нарушение запрета грозит смертью. “Будешь разуметь теперь, что всякая тварь говорит; только никому про то не сказывай, а если скажешь – смертью помрешь”. В частности, особой глубокой тайной обставлено обладание помощником или волшебным предметом, талисманом, полученным в лесу. Вот почему сказочный помощник перед тем как герой возвращается домой, запрещает ему хвастать им.

Другой запрет, состоящий в связи с мотивом “большого дома”, это – мотив запретного чулана… [Сказка] показывает нам, что в данном случае в запретной комнате находится будущий помощник героя. Она интересна еще тем, что нарушение запрета не создает никакого конфликта. Исторически оно именно так и должно было происходить. Запрет на помощника должен был действовать только до известного момента, до “беспробудного сна”, после чего запретное для посвящаемого становится дозволенным.

…на наличность таких запретных помещений указывает целый ряд деталей. Мы знаем, например, что на острове Фиджи в пределах ограды находилась другая, меньшая, включающая “святыню святых”. Что там находилось, не сообщается. Однако мы знаем, что такие явления имелись не только на острове Фиджи. Известно, что в мужских домах хранились святыни племени, запрещенные для непосвященных…

…имелись специальные, запретные помещения, в которых находились вырезанные из дерева животные.

Тайные помещения клубных домов упоминаются Боасом. У квакиутл посвящение производилось в особом тайном помещении мужских домов. Там подолгу сидел неофит, там, по-видимому, над ним производились все полагающиеся операции. “Ты подходишь близко к тайной комнате, великий волшебник, ты был внутри тайной комнаты”, – так поется об одном из посвященных. Очевидно, пребывание в этой комнате делает волшебником.

Название “тайная” комната не совсем удачно. Она представляет тайну только для неофита до совершения обряда, после чего перестает быть тайной.

…совпадение между обрядом посвящения и пребывания в мужском доме и тем, что делается в лесной избушке и “большом доме”, поразительно. Сказка здесь может оказаться весьма ценным историческим материалом. Она сохранила часть внутреннего механизма этого обряда. Читателю, незнакомому с подобного рода обрядами, может даже показаться, что. совпадение здесь слишком полное, подозрительно полное.

…совпадение здесь касается не деталей, оно касается самой сути процесса обряда посвящения и его внешних атрибутов и аксессуаров. Но, конечно, сказка и обряд не вполне покрывают друг друга.

Для чего мертвецу нужны жертвоприношения? Если не совершать жертвоприношений, т. е. не утолять голода умершего, он не будет иметь покоя и вернется на свет живым привидением. Это то, чего боятся живые и мертвые, на этом основан страх перед мертвецами.

В белуджской сказке говорится: “Дети, если я умру, вы три ночи оберегайте мою могилу”. Отец выходит из могилы страшной змеей, герой его убивает, раскапывает могилу н находит там лошадь, меч и ружье. В русском сказочном репертуаре есть случаи, когда завет заупокойной службы не соблюдается, и мертвец возвращается… На этом основано христианское отчитывание мертвеца. Отчитываемый мертвец и в сказках всегда пытается вернуться к жизни.

На могилу ходят “сидеть”, чтобы вернуть покойника, если он встанет, в могилу. Это наблюдается уже с очень ранних пор. Так, фон ден Штейнен рассказывает, что у индейцев паресси родственники пребывают на могиле в течение шести дней после смерти, во время которых соблюдается строжайший пост. “Если мертвец до шести дней не стал вновь живым, то дольше уже не сидят, тогда он прибыл на тот свет”. То же известно из Папуасского залива в Южной Новой Гвинее. Там старший шурин умершего караулит на могиле пять дней и пять ночей. Время от времени он поднимается, размахивает руками по воздуху и поднимает вой, чтобы отогнать от трупа дух умершего. По истечении пятого дня приходят родственники. Дух – если предполагается, что он все еще здесь, – отгоняется общим криком.

…если мертвец дарит коня, то и здесь есть историческая основа – представление о предках, которые сильны в силу того, что они находятся в ином мире, откуда идут все начала… Волшебного помощника дает мертвец. Зачатки такой веры мы имеем на очень ранних стадиях. В… случае из Южной Новой Гвинеи, после того как труп разложился, череп раскрашивается и хранится в доме. К нему обращаются с просьбами. На островах Гильберта за могилой ухаживают, но иногда берут кости и делают из них рыболовные крючки или другие инструменты. Чтобы заставить умершую мать помочь в рыбной ловле; индеец ложится на могилу матери, спит на ней и постится несколько дней. В этих случаях ясна производственная основа этих представлений. Отсюда уже один шаг до того, что мертвец дает волшебный предмет или сам помогает…