Бесплодно тó исследование мифа, которое само не является продолжением мифотворчества.

I

Еще древние арии пришли к мысли о том, что в основе Мироздания лежит единый безличный принцип. Собственно говоря, он и есть Мироздание, творящее само себя. Принцип этот имеет множество эманаций, воплощений (энергии, боги). Даже когда Создателем предстает персонифицированное божество – Брахма, Вишвакарман, Пуруша – оно является лишь олицетворением, воплощением безличного начала. Вот как повествует об этом Брихадараньяка-Упанишады: “Вначале не было ничего, кроме Великого Я, Брахмана. Иными словами, существовал лишь Брахман. И когда люди приносят жертвы тому или иному богу или богине, в действительности они поклоняются только Брахману. Ведь он стоит за всеми вещами в этом мире…Брахман принял форму Брахмы, Творца…” (Брихадараньяка-Упанишады//Мифы Индии//http://www.upelsinka.com/russian/materials.htm).

Цикл жизни Вселенной, управляемой единым началом, описан индуизмом наиболее детально, но в явной или скрытой форме эта идея содержится во всех жизнеутверждающих традициях.

Многие исследователи заметили, что уже гностики открыли мир окружающих человека энергий (архонтов), восходящих к Первоначалу, и ныне прекрасно определяемых физически (Йонас Г. Гностицизм. СПБ, Лань, 1998; Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. Л., Гидрометеоиздат, 1990.). Но только ли гностики и самостоятельно ли? В “Законах Ману” говорится, что Первопринцип Брахман создал через ряд эманаций десять праджапати – Владык Порождений, воплощающих отдельные его качества и создающих все элементы видимого мира. В них несложно увидеть прототип гностических архонтов, только со знаком плюс, а не минус. Об Едином же и его истечениях (энергиях) писали современники гностиков – неоплатоники. В невербализованной форме эта идея просматривается в Эддах.

Комплекс космогонических представлений является основополагающим ядром “донаучного” мышления и вытекает безусловно из чувства мистической сопричастности, единства человека с Миром.

В неменьшей степени вопрос о происхождении и устройстве Вселенной волнует и современную науку. Но, разумеется, она использует совершенно иные методы. Поэтическому мировосприятию наших предков она противопоставляет рационализм, образам – понятия, благоговению – скальпель. “Мы надеемся уложить все мироздание в простую и короткую формулу, которую можно будет печатать на майках” (Л. Ледерман, директор Национальной лаборатории ядерной физики им. Ферми, США). Но что удивительно, при всем своем отточенном детерминизме и презрении к любому иррациональному опыту, она базирует свои выкладки на не вполне научном, скажем больше, мистическом субстрате. Речь идет о знаменитой теории Большого Взрыва (БВ) – одной из самых блестящих догадок человечества. Сама по себе теория строга и логически выверена, но вот в основе ее лежит одна досадная неувязка. Дело в том, что пресловутая точка сингулярности (точка с бесконечно малым объемом и бесконечно большими плотностью и температурой) не описывается математически. Впрочем, физики прибегают здесь к ухищрению, заявляя, что БВ вовсе не следует считать Началом, что он является закономерным продолжением бесконечных предшествующих процессов. Это вполне вероятно – “никто не знает, сколько миров существовало до нашего и сколько будет после него” (Брахманда Пурана// Мифы Индии. Там же.), – но ежели все это предшествование не поддается математическому описанию, следовательно сама точка отсчета теории представляет собой предмет веры, и научное мышление расписывается в том, от чего столь безапелляционно пытается отмежеваться: в мифологичности в своей собственной основе. Не значит ли это, что все это торжество детерминизма оказывается лишь шелухой надмившегося сознания, что изменился только характер нашего мышления, его инструментарий, в своей же глубинной сути, в структуре оно осталось таким же надэмпиричным, как было тысячелетия назад?

Математика – это язык науки, поэтому, когда он нем, наука может только невнятно мычать. Но там, где бессилен сухой рассудок, творческое, поэтическое мировосприятие архаического человека оказывалось во всеоружии. Здесь, конечно, может возникнуть несколько “но”. Можно возразить, что построение космогонических моделей для современных ученых вопрос досужий. Но на сегодняшний день практически весь пласт сакрального вытеснен в область досуга (ведь, стоит признать, наука во многом преуспела), и именно в этой области следует искать исконные мотивы. Можно так же заметить, что перипетии космогонических и эсхатологических мифов, с их резкой противопоставленностью “злых” и “добрых” начал, гиперболичностью представлений о Концах Света, не могут быть сопоставлены ни с какой физической теорией. Но, во-первых, речь идет не о буквальных сюжетных соответствиях, а о единстве образов, архетипов. Во-вторых, человек – и далеко не только архаический – видимо онтологически запрограммирован, как в частном, так и в глобальном, воспринимать мир в свете оппозиций. Все феномены Бытия – и жизнеутверждающие и энтропийные – органически укладываются в единый цикл. Нет никакой “зубастой” энтропии. Принцип “ВСЁ во ВСЕМ” придуман не нами: древние лучше нас осознавали единство сущего. Но оппозиционность мышления позволяет акцентировать коллизии, определять и группировать ориентиры. Так ведь и в литературном произведении чувства и поступки героев заострены, гипертрофированны до невозможного – невозможного с точки зрения обыденной реальности (опять же оппозиция: реальный/вымышленный). Но вдохновенный, фантастический мир образов именно через свою гиперболичность и экстремальность помогает вычленить во всей чистоте ВСЕОБЩЕЕ, универсальность мировых связей, часто неразличимых в обыденности.

Но, чтобы не утомлять далее читателя голословными рассуждениями, обратимся к фактам, предуведомив заранее, что данная работа вовсе не претендует на какую-либо научность, всецело оставаясь в рамках фантазии.

Для начала изложим в двух словах теорию БВ (Разум природы и разум человека. М., НТЦ Университетский, 2000 //http:www.kirsoft. com/ru/intell/ksnews_idx1.htm; Даутова С.Г. Большие проблемы Большого взрыва. //http://astronomy. superreferat.ru/view/detail184441.html; Все тайны мира. М., Ридерз Дайджест, 2001. С. 310 – 312.):

Все вещество Космоса изначально (15 млрд. лет назад) представляло собою невероятно малую точку (10^-50 см) – упомянутое уже состояние сингулярности. Система, по всей видимости, пребывала в состоянии равновесия термоядерных и гравитационных сил, хотя можно только гадать, что же в действительности там происходило. В силу необъяснимых причин это равновесие было внезапно нарушено – произошел БВ. Здесь уместно предположить нарушение закона сохранения энергии. Весь физический состав Вселенной был сформирован в течение первых трех секунд после БВ, но только спустя 800 тыс. лет вещество начало испускать фотоны, т.е. Универсум стал “видимым”. С течением времени образовалась видимая нами картина Вселенной, расширение которой продолжается до сих пор. Существует множество вариантов теории. Упомянем наиболее значимые из них:

1. Теория “тепловой смерти” Вселенной. Эта гипотеза наиболее согласуется со 2-м началом термодинамики. Согласно ей в результате постепенной растраты энергии (энтропийный процесс), полученной в результате импульса БВ, расширение Космоса в конце концов прекратится. Грубо говоря, прекратится вообще всякое движение, Вселенная замрет в максимуме энтропии. Эта теория была взята на вооружение христианскими теологами, использующими ее для доказательства существования бога.

2. Теория бесконечно пульсирующей Вселенной. Она утверждает, что Вселенная не имеет ни конца, ни начала, а бесконечно сжимается и расширяется через огромные промежутки времени. Теория о бесконечных вселенских циклах весьма точно перекликается с индуистскими представлениями о днях и ночах Брахмы.

3. Еще одна версия предполагает развитие Мироздания из первоначального хаоса, одни “части” которого были горячими и расширялись, другие – холодными и сжимались.

Теперь посмотрим, что думали о “Начале” древние.

Согласно индуистским астрономическим трактатам Вселенная в начале представляла громадное (ок. 4 тыс. световых лет на нынешний пересчет) яйцо Брахмы – шар из звезд (Демин В.Н. Тайны русского народа. М., Вече, 2000. С. 362). Отличие от современной теории состоит только в размерах Первоначала, принцип же, по сути, один.

Более определенно высказались древние Египтяне, согласно мнению которых “космическое яйцо было невидимым, так как оно возникло во тьме до сотворения Мира” (Там же. С. 369 – 370).

Представления о Мировом яйце вообще лишены какой-либо унификации. Оно то является “первосубстратом”, то возникает в результате определенных манипуляций предшествующих ему начал. Но мифологические построения древности – и не только касательно Мирового яйца – бессмысленно упрекать в непоследовательности в нашем смысле слова. Противоречивыми они кажутся только поверхностному, профанному взгляду. Мир символов не подвластен формальной логике. Невыразимое невозможно описать единообразно. Оно постижимо лишь интуитивно, экстатически, описуемо только всей палитрой образов.

Необычайно целостную панораму рисует Эдда Снорри Стурлусона, что, безусловно, является результатом авторской компиляции разрозненного в силу ряда причин свода, но, тем не менее, не умаляет его информативной значимости.

Изначально, читаем мы у Снорри (Стурлусон Снорри. Младшая Эдда. Л., Наука, 1970. С. 15 и далее), был Нифльхейм – “темный мир”. В его образе мы видим Неявленность – Космос в нераскрытом состоянии, Первосубстрат, ту самую точку сингулярности. В центре этого мира находился поток Хвергельмир – “Кипящий Котел”. Название чрезвычайно емкое и значимое. Это ли не символизация потока творческой энергии, движителя всех вещей (Бергсоновского жизненного порыва, Тинктуры алхимиков), уже клокочущего в недрах неявленности? Недаром из него произрастает один из корней Мирового древа, гложимого Нидхёггом, олицетворяющим силу Энтропии.

Один из самых загадочных эддических образов – образ Муспелля. Эта огненная страна выступает в начале как космотворящая сила (космический жар – тапас). В день же Рагнарека он предстает как авангард хаотических сил, сворачивающих Универсум. И сидящий у его границ от начала Мира великан Сурт, словно воплощающий в себе реваншистские устремления Хаоса, сжигает Мир огненным мечом. Здесь в метафорическом виде заключена великая убежденность древних во всеединстве Бытия, преодолевающая все противоречия и оппозиции парадигма “ВСЁ во ВСЕМ”: что в начале, то и в конце. Вселенский круговорот.

Затем Высокий рассказывает о реках Эливагар – “Бурные волны”. В них следует видеть присутствующие во всех мифологиях первозданные воды. Их истечение от начала (Кипящего котла?) видимо знаменует манифестацию, развертывание Первопринципа, а застывание и обращение в лед – растрату энергии и застывание в состоянии энтропии (ситуация, описываемая руной “isa”). Не вполне понятным остается образ Гиннунгагап – Мировой Бездны. Что это – вакуум, метафора небытия?

Далее в речах Третьего описывается взаимодействие стихий – “игра” энергий и их нейтрализация в точке равнодействующей, пока, наконец, не происходит скачек, возможно означающий нарушение закона сохранения – иней тает под действием тепла, энергия “прорывает оковы энтропии”, Космос разворачивается (БВ). Оживленные теплотворной силой капли принимают облик человека – Имира. Этот персонаж имеет свою, особую смысловую нагрузку, но в данном контексте в лице Имира до момента его расчленения мы видим своеобразный первый этап развертки Универсума – до того времени, как он стал видимым. Т.е. Бытие еще не обрело формы. Перед нами эдакий концентрат, сгусток энергий, Мироздание в состоянии разворачивающемся, но еще не оформленном.

Из растаявшего инея – освобожденных первозданных вод – возникает корова Аудумла. Чрезвычайно схожий по семантике персонаж имеется в индуистском мифе: из Молочного океана (пахтанье его богами – еще один вариант космогонии) первой появляется корова Сурабхи (Беди А. Боги и богини Индии. М., Периодика, 2001. С. 122). У многих народов корова ассоциировалась с Богиней-Матерью, Великой богиней, являясь ее зооморфным образом. Здесь перед нами предстает женская ипостась творящего принципа – Шакти, Вирадж, Пракрити – энергия Вселенной (в орфической космогонии в ее роли выступает Никта Эвринома). Рождаясь из праматерии, она сама является ее олицетворением и, таким образом, матерью Имира. Кормя великана, она наполняет его Энергией. В дальнейшем, в ходе развития мифологических представлений, Великая богиня станет Матерью-Землей и женой Одина, у индусов – супругой Шивы в ипостаси Парвати, но, опять же, Матерью-Землей – Дхарти Мата. Когда корова лижет камни, она питает себя и, одновременно, одухотворяет косную материю. Появление Бури и Бора, а затем Одина с братьями знаменует ряд эманаций Единого, развертывание Первопринципа.

Итак, боги появились после…

Из вышеизложенного мы явственно видим, что Космос творит сам себя, порождает сам себя, и это представление древних мало чем отличается от современной модели. Вся разница заключается в том, что там, где современная наука беспомощно умолкает, экстатическое вдохновение наших предков рисует яркий, всеобъемлющий образ. Разумеется, представленная трактовка не претендует на универсальность. С не меньшим основанием можно считать основой эддической космогонии не манифестацию Космоса из первосубстрата – потенциального предсостояния, а происхождение его из Хаоса (яркие примеры дают тому греческие и египетские мифы), что, кстати, опять же отвечало бы одной из современных гипотез. Но, так или иначе, верным остается одно: в основе Мироздания лежит развертывающий сам себя единый безличный принцип. Несколько более философскую, но, тем не менее, перекликающуюся с эддической, иллюстрацию картины космогенеза дает Ригведа (Ригведа X, 129// http://www.upelsinka.com/russian/materials.htm):

1. Тогда не было ни сущего, ни не-сущего;

Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним.

Что в движении было? Где? Под чьим покровом?

Чем были воды, непроницаемые, глубокие?

2. Тогда не было ни смерти, ни бессмертия, не было

Различия между ночью и днем.

Без дуновения само собой дышало Единое (Tad Ekam – Нечто Одно),

И ничего, кроме него, не было.

3. Вначале тьма была сокрыта тьмою,

Все это [было] неразличимо, текуче.

От великого тапаса зародилось Единое,

Покрытое пустотою.

4. И началось [тогда] с желания – оно

Было первым семенем мысли.

Связку сущего и не-сущего

Отыскали, восприемля в сердце, прозорливые мудрецы.

5. Вервь их простерта поперек. Было ли

Внизу [что], было ли вверху?

Носители семени были, силы были. Вожделение –

Внизу, усилия – вверху.

6. Кто поистине знает, кто теперь бы поведал,

Откуда возникло это мирозданье?

Боги [появились] после сотворения его.

[Но] кто же знает, из чего оно возникло?

7. Из чего возникло это мирозданье, создал ли

[Кто его] или нет?

Кто видел это на высшем небе,

Тот поистине знает. [А] если не знает?

Но вернемся к Эдде. Боги расчленяют Имира и создают из частей его тела Мир. Таким образом, мы видим окончательное оформление Космоса. Этот сюжет достаточно проработан в исследованиях, чтобы останавливаться на нем подробно. Следует лишь заострить немного внимания на двойственности образа Имира и прочих великанов, порожденных им. С одной стороны Имир потенциально заключает в себе все, из чего потом будет создано Мироздание, с другой, он предстает противником миропорядка, силой Хаоса, стремящегося вновь вступить в свои права. Здесь на беглый взгляд видна пресловутая оппозиционность архаического мышления. Но не следует упускать из виду, что именно одна и та же сила предстает и космогонической и хаотической (энтропийной). На лицо скорее представление о всеединстве (бинарном единстве?), проявляющем себя разнонаправленно в разных фазах, о Вселенском круговороте. Так и ётуны, дети Имира, заключают в себе два начала: они сущности космические – в силу явленности, но хаотические – в силу необузданной стихийности. Они представляют собой как бы часть Космоса, не подвергшуюся оформлению, гармонизации (не даром они оттеснены на периферию). Но, опять же, они наделены мудростью, вследствие своей древности (что неоднократно подчеркивается в мифе), и в их стране берет начало один из корней Иггдрасиля, а под корнем – источник мудрости. И череп одного из них – Мимира – символ мудрости. Великанская ярь олицетворяет необузданные, не поддающиеся гармоническому воздействию силы Бытия и проявляется на всех уровнях.

Здесь, в общем и целом, заканчивается миф творения. Миф о конце Мира (точнее – цикла) стоит с ним в непосредственной связи. Собственно говоря, весь промежуток между “началом” и “концом” представляет собою обусловливающую связку, состоящую, во-первых, в обозначении предпосылок, во-вторых, в постепенном нарастании оппозиционности сил.

Ясень Иггдрасиль – Мировое древо, Мировая ось. Это – универсальная модель, полностью описывающая устройство Бытия. Нам этот образ интересен в плане происходящих вокруг него коллизий. Один из корней Древа тянется к Кипящему Котлу – энергетическому ядру Вселенной, этот корень подгрызает, т.е. обессиливает сила энтропии – дракон Нидхёгг. Такой же символизацией энтропийных сил, истощающих энергию, являются олени, стоящие по сторонам Ясеня и объедающие его листву, змеи грызущие его ствол и непосредственное гниение вечнозеленого древа.

Интересно отметить в рассказе о корнях Древа Предела идею священного утроения Истока. Один из корней, как уже сказано, произрастает из Кипящего Котла. Другой корень тянется в страну великанов, под ним находится источник мудрости (Великан Мимир пьет из него из рога Гьяллархорн. В тот же рог трубит Хеймдаль перед гибелью богов. Стеблин-Каменский безосновательно обвиняет здесь Снорри в ошибке: вполне закономерно, что изначальная мудрость (знание мира) содержится в том роге, который возвестит о конце). Под третьим корнем (тем, что у асов) – источник Судьбы – Урд. Таким образом, Первоисток утраивается: творческая энергия (жизненная сила), знание и мудрость – сфера сознания, и Судьба – интуитивное провúдение основ мира.

Не менее значима символика круговорота мировой энергии: на верхушке Иггдрасиля стоит олень, поедающий крону, влага с его рогов стекает в Кипящий Котел, который питает корни Ясеня; Норны поливают Древо водой из источника, смешанной с грязью: для процветания жизни равно необходимы и светлая стихия и темный потенциал.

Безусловной квинтэссенцией, воплощением энтропийного начала является Локи, сын Лаувейи… Локи и его порождения: волк Фенрир, Мировой змей Ёрмунганд и Хель. Некоторыми исследователями Локи рассматривается как обратная сторона Одина (Платов А. Магические искусства древней Европы. М., София, 2002. С. 125 – 137). И это действительно так: образно говоря, и энтропия – обратная сторона энергии. ЖИЗНЕННАЯ СИЛА движет ВСЕМ и одухотворяет все во Вселенной. Она разлита во всем и все в себе объемлет. Но начало энтропии изначально заключено в энергии, оно замедляет жизненный поток, оно нарастает, чем дальше, тем больше, пока не свернет Мироздание в инертную массу. Но затем Энергия вновь разрывает оковы (все в мире проходит цикл рождения, роста, увядания и смерти. И, затем – опять на Свет). Так вершится закон Вечного Возвращения.

Нет ничего удивительного, что Локи, сын великанов, живет среди асов и даже называется иногда асом. Это как бы свидетельствует о том, что сила Хаоса (энтропии) подтачивает энергию изнутри, что червоточина гложет жизнь – подобно тому, как ствол вечнозеленого Ясеня вечно гибнет от гнили. Не случайно и то, что асы сами выращивают Волка. Это можно считать аллегорией того, что энергия сама взращивает энтропию. Боги не убивают, а только связывают Волка – его нельзя убить, как нельзя преодолеть (в пределах цикла) энтропию. И материал пут говорит об иллюзорности в перспективе надежды одолеть Хаос. Та же обусловленность, даже в какой-то мере обреченность, звучит в ответе Высокого на вопрос Ганглери – почему так дурно сделали боги Биврёст – связь между землей и небом, если он рухнет, когда поскачут по нему сыны Муспелля: ничто в Мире не устоит, когда это случится. Действительно: когда энергия Вселенной исчерпает себя, никакие связи устоять не смогут. Пламя, охватывающее Биврёст – защита от великанов. Так же и стены вокруг Мидгарда – оборона от сил Хаоса. Но, с другой стороны, они являются преградой, с помощью которой Хаос ограничивает развертку Космоса.

Знаковым символом является утрата меча Фрейром. Сам сюжет выглядит недораскрытым: почему Фрейр утратил меч, если он всего лишь передал его слуге для выполнения поручения? Мифы, донесенные до нас Эддами – всего лишь осколки когда-то огромного комплекса. Многое в них отрывочно. Но то, что Фрейр выходит на битву с Суртом безоружным представляется символичным: бог плодородия утратил свою силу.

Одна из первых предпосылок Рагнарёка – нарушение клятвы, данной строителю Мидгарда (любопытно, что великан, по всей видимости, по началу скрывает свою сущность, выдавая себя за обычного строителя, т.е. сила энтропии мимикрирует. См. ниже). Нужно помнить, сколь священна была для людей традиционного общества клятва и сколь большое значение имел факт ее нарушения. Договоры и клятвы – это узлы и опоры Бытия. Нарушить клятву значит поколебать первоосновы. Соблюдение договоров – основа миропорядка и на бытовом и на космическом уровне. Недаром боги договоров на определенном этапе считались верховными богами: Митра – у иранцев, Тюр (Тиу) – у германцев. Стены Мидгарда – защита от притязаний Хаоса, и они должны рухнуть, раз при их закладке была попрана святая святых. Таким же нарушением является обман Волка, когда сам бог договора – Тюр попирает клятву, отдав в залог правую руку, что символично.

Строитель стен выговаривает себе в жены Фрейю. В дальнейшем турсы будут покушаться на нее не раз. И не даром. Ведь Фрейя – богиня плодородия, Мать-Земля. В ее лице мы видим прошедшую ряд эманаций женскую ипостась творческой силы Вселенной – Шакти, Майю (на этой стадии ей соответствует Парвати, не случайно являющаяся предметом вожделений ассур, Кора, похищаемая Аидом). Таким образом сила энтропии покушается на энергию Бытия.

Подлинной преамбулой гибели Мира является убийство Бальдра – “величайшее несчастье для богов и людей”. Легенда о смерти Бальдра – вариант мифа об умирающем и оживающем боге, в подаче Эдды этот мотив приобретает воистину Вселенский смысл. Бальдр – светлый, солнечный бог, можно сказать воплощение самой квинтэссенции энергии Мироздания. Убийство его Локи (руками Хёда – слепого рока) знаковый символ: жизненная сила Космоса подрублена (исчерпала себя), бытие необратимо направлено вспять, Рагнарёк неминуем. Знаменательно, что и Хёд – олицетворение неотвратимости энтропийного процесса и Бальдр – оба дети Одина. Мы снова видим иллюстрацию убежденности древних в конечном единстве основ Бытия.

Но почему орудием убийства предстает омела? Она является священнейшим растением у многих, не только индоевропейских, народов: ей приписываются целительные, оберегательные, приворотные и многие другие (но всегда благотворные) свойства. Вероятно, превращение ее в губительную силу – очередное свидетельство возобладания хаотических стихий. Но все же немаловажно, что это растение – паразит. Может быть поэтому Фригг – одна из ипостасей Матери-Земли бессильна над омелой, не растущей на ней.

Все дальнейшие усилия богов изменить ход вещей выглядят уже бессмысленными актами отчаянья: и попытка возвратить Бальдра из Хель – ничто уже не может вернуть силу Вселенной, и попытка заковать Локи – ничто не остановит набравшего обороты Хаоса. Даже незначительный факт, что асы не могут сдвинуть погребальную ладью погибшего бога (что легко делает великанша – порождение Хаоса), говорит о том, что сила покинула их.

И, наконец, “трепещет Иггдрасиль, ясень высокий…”. В образах Рагнарёка – “гибели богов” все предшествующие тенденции находят свое максимальное выражение и завершение. Этот миф – естественно красочно, преувеличенно – пророчески рисует то, что мы увидели бы при свертке Вселенной: исчезновение звезд, неба, солнца, катастрофу на Земле. Ведь и при естественной гибели солнца Земля (пусть постепенно) погибнет.

Нет нужды разбирать здесь все образы подробно: они сами по себе достаточно красноречивы. Заострим внимание лишь на наиболее показательных. Наступление перед Рагнарёком великанских зим символизирует, по всей видимости, возвращение добытийного состояния. О том же говорит несущий чрезвычайно мощную смысловую нагрузку сюжет нашествия мертвецов: воскресение мертвечины знаменует нарушение естественного хода вещей – круговорота и перерождения. Жизненная сила обращена вспять. У Бытия как бы отнят материал для воспроизводства, обрублено будущее.

“Кузнец бед” Локи предстает во множестве ролей, тем самым как бы собирая в своем лице все силы Хаоса: он ведет мертвецов из Хель, он правит Нагльфаром, он везет на ладье с Востока сынов Муспелля (ладья с Востока – может быть гибнущее и гибельное для всего живого солнце?), наконец, сражается с Хеймдалем.

Силы Бытия и Небытия сходятся в последней битве на поле Вигрид. И взаимно аннигилируют друг друга. Последняя, ярчайшая оппозиция являет нам Одина – “Отца побед”, который никого не побеждает (сожран Фенриром) и Сурта – конечную ипостась Локи, квинтэссенции Хаоса, которого уже никто не может победить. И он сжигает Мир. Энтропия торжествует, Вселенная сворачивается. Казалось бы – все.

Но, оказывается, закончен только цикл и начинается новый. Солнце рождает дочь (рождение сверхновой?), и Земля поднимается из вновь первозданных вод, юные боги садятся на “троны могущества”, возрождается светлый Бальдр. Оковы Хаоса опять преодолены, поток Жизни плещет с новой силой.

II

Понятия энергия/энтропия выходят далеко за рамки физической науки. Ими пользуются с равным правом специалисты разных дисциплин: Л.Н. Гумилев в своей теории этногенеза, К.Г. Юнг в психоанализе и т.д. Ими же оперировали и древние философы, применяя, разумеется, иные термины. Но суть, собственно, не в терминах, а в том смысле, который в них вкладывают, в том феномене, который за ними ищут. Этим поиском – поиском Первопричины, Перводвижетеля (как его назвать – Богом, Духом, движущейся материей или непосредственно Энергией это уж дело вкуса) – современные ученые одержимы столь же ревностно, как и люди минувших эпох, но не зависимо от того, что служит им критерием истины – эмпирический метод или мистический опыт, каким языком они пользуются – понятийным или же образным, порождают они только мифы, мифы и мифы. Ибо кто знает “из чего возникло Мироздание, создал ли кто его или нет? Кто видел это на высшем небе, тот знает. А если не знает?”.

Энергия есть Первосубстанция, энтропия – функция ее состояния. Являясь первопричиной Бытия, энергия проявляет себя во всех его феноменах, планах и сферах. Но проявляется она на каждом заданном уровне в определенной своей фазе (состоянии) и, одновременно, каждый уровень проходит все фазы (этапы) взаимосвязи энергия/энтропия. Каждый феномен обменивается со средой энергией и энтропией. Каждый феномен по отношению к другому может быть жизнеутверждающим (так сказать, энергетичным) или энтропийным. Он может быть жизнеутверждающим (жизнестойким) в смысле собственного развития, но энтропийным по отношению к другим. Все в Мире проходит цикл рождения – развития – увядания – смерти. Для царства Природы (живой и неживой) энтропия – процесс естественный. Несколько сложнее обстоит дело для человеческого общества, для одного из определяющих его планов – плана мировоззрений. Скажем, определенное сообщество (признак объединения здесь не существенен) в биологическом смысле вовсе может не быть усталостным, но может быть таковым в плане менталитета. Выяснение причин данного явления не входит в задачи работы. Акцент в ином: тогда появляются жизнеотрицающие установки. Суть их, в общем и целом, заключается в том, что есть какой-то мир, лучше, чем наш, что этот (посюсторонний) мир плох или иллюзорен, он должен быть наказан или преодолен, что настоящий мир находится за гранью бытия. Происходит перенос ценностей с Бытия на Небытие. Возникает желание искупить жизнь или преодолеть чреду перерождений, “освободиться”. Если раньше жизнь была проникнута чувством единства с Миром, то теперь все усилия направляются на разрыв этого единства, и божество выносится за пределы Мира. Так или иначе, все эти тенденции возникают от боязни жить. Но мало какие из этих сообществ (сект) настолько последовательны, чтобы реально увести себя из жизни. Большинству из них, по крайней мере в биологическом смысле, жить все-таки хочется (поэтому они и мотивируют на разный лад запрет самоубийства). Но любая энтропийная система как таковая лишена творческой способности (именно поэтому все усталостные (=монотеистические) религиозные учения не имеют ничего своего – ни образа, ни символа, ни идеи). Существовать сама по себе она не может – только за счет окружающих ее структур, питаясь их жизненными соками и планомерно прививая и им тенденцию к Небытию. А для этого она использует стратегию вируса (она и проникает-то в здоровый организм как вирус): мимикрию. Она приспосабливается, пока здоровая система не перестанет отторгать ее, присваивает себе истину и свет и переворачивает их, пока жертва действительно не увидит в ней истину и свет, пока не убедит, что как раз она и есть жизнеутверждение. Я есмь альфа и омега!

Л.Н. Гумилев предлагает для определения негативных и позитивных идеологий (религиозных учений) критерии жизнеотрицания и жизнеутверждения (Гумилев Л.Н. Указ. соч. С. 459, 472 и др). К первым он с полным основанием относит гностицизм и буддизм и приводит для этого веские основания. Ко вторым он причисляет христианство и ислам, причем почему-то не утруждая себя никакими доводами, за вычетом заявления, что христиане “благословляют чистые радости плоти” (!) и “любовь к родине” (Там же. С. 474 – 475). Меж тем трудно отыскать доктрину, которая бы столь же четко как христианство формулировала – и, одновременно, столь искусно прятала под маску Любви – идеи отрицания мира: его ничтожности, греховности, необходимости осуждения и завершения (читай уничтожения). Как верно заметил Гумилев, корень упаднического мировоззрения гнездится в неудовлетворенности неудавшейся жизнью и перенесении вины и ответственности за это на мир. Где же как не в христианстве в таком случае нашли себе приют надежды неудачников, “униженных и оскорбленных” на утешение и отмщение: нам было плохо в этом злом мире, простим же его пока, за это воздастся нам на небесах, а мучители наши вместе с этим окаянным миром будут гореть Геенне огненной. Вспомним “Откровение Иоанна” – это же декларация торжества Небытия над Бытием, знамя энтропии.

Исследователи не раз обращали внимание на схожесть образов Рагнарёка и христианского Апокалипсиса. И многие из них склонны считать их заимствованием (осознанным либо нет) позднеязыческой религии у новой, христианской традиции. Так, например, О. Шпенглер полагал, что образ Вальгаллы возник уже в христианскую эпоху. Согласиться с этим, значит вообще допустить, что весь свод северогерманских мифов был выдуман христианином Снорри Стурлусоном или его предшественниками. Тот факт, что многие песни Старшей Эдды имеют весьма позднее происхождение вовсе не говорит о позднем возникновении самих излагаемых в них сюжетов и образов. Перед нами тот нередкий случай, когда сюжеты гораздо древнее самих песен, древнее даже действующих в них персонажей. Космогоническо-эсхатологический комплекс является основным архетипом традиционного мышления, его мировоззренческой основой. Корни его уходят в седину веков – в эпоху праобщности (несмотря на уникальность во многом пути развития эддической мифологии), сложившиеся представления, при всей их пластичности относительно нововведений, в основе своей глубоко автохтонны, самобытны. Говорить о заимствовании основополагающих мотивов, значит пытаться дискредитировать весь комплекс религиозно-мифологических представлений, отрицать исконность традиции. Такая дискредитация, безусловно, была бы выгодна христианству, чем оно и занималось в отношении всех исконных традиций (взять хотя бы сюжет о противоборстве Перуна и Велеса, по существу сфабрикованный христианами).

Перед Снорри, надо сказать, стояла весьма непростая задача. Сложность ее состояла не только в том, чтобы собрать воедино разрозненные, начинающие забываться под давлением новой парадигмы, сюжеты – нужно было еще и изложить их так, чтобы они сохранились, несмотря на ярость христианской цензуры (официальной и добровольной). Отсюда, возможно, все христианские напластования в тексте. И, насколько можно судить, Снорри недурно справился со своей задачей.

Нельзя не отметить, что в отношении язычества, с его представлениями о цикличности мировых процессов, понятие эсхатологии можно применять только весьма условно. Если для христиан начало и конец Мира есть два полюса одного вектора, для язычников (прежде всего, индоариев) Вселенная, по сути, не имеет ни конца ни начала, все повторяется в вечном круговороте.

И все-таки есть основания говорить об определенном христианском влиянии на эддические сюжеты. Но только дело здесь не в заимствовании. Следует вспомнить, в каких драматических коллизиях проходило охристианивание Скандинавии. Ни в какой другой части мира иудео-христианство не встречало такого яростного отпора. И если в конце концов традиция официально отступила, все свое неприятие чуждой доктрины, весь непреодолимый антагонизм мировоззрений она отразила в предании – своем последнем оплоте. В таком контексте “Прорицание Вёльвы” есть образное описание христианского нашествия.

Да, образы схожи: исчезает небо, звезды падают на землю, пожар охватывает Вселенную и т.п. Но только знак их радикально противоположен. На этом почему-то ни разу не было сделано должного акцента. Если для христиан Конец Света есть проявление гнева Божьего, т.е., так или иначе, явление благое, то для язычников он есть результат вторжения враждебных Бытию сил Хаоса (Данный антагонизм всплывает во многих “схожих” сюжетах. Возьмем для сравнения индуистский и библейский миф о потопе. С точки зрения индусов потоп вызывают демоны-ассуры. И это не вызывает удивления: желать уничтожения Мира могут только силы Хаоса. По еврейско-христианской версии потоп насылает Господь Бог).

Но давайте положим рядом Эдду и Иоанново “откровение” и рассмотрим “аналогии”. Великан Сурт – воплощенная энтропия, сидящий с огненным мечом у границ огненной страны – Муспелля и в “конце времен” сжигающий Мироздание, неоднократно сопоставлялся с архангелом из книги “Бытия”, охраняющим с огненным мечом иудео-христианский рай. С наших позиций будет целесообразнее сравнить его с Распятым, пожинающим серпом все живое (14, 15 – 16). Мать-Земля – фундаментальнейший образ языческого мироощущения обращается “откровением” в шлюху, Вавилонскую блудницу. Знаковым символом является восстание мертвецов в обоих пророчествах. Здесь перед нами попрание закона Вечного возвращения (см. выше). В “Откровении” этот аспект еще усилен: “святые” мертвецы вопят громким голосом: “Доколе, Владыка святой и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?”. Им отвечается, что подождите мол пока число ваше не будет дополнено до должного (6, 10 – 11). Т.е. демону Хаоса необходимо “отожрать” определенное количество энергии, прежде чем вторгнуться в явленный мир Бытия. Далее: связанный и освободившийся волк Фенрир не есть ли Христос, распятый и воскресший (волк в агнчей шкуре)? Здесь перед нами символ еще более красноречивый: сила энтропии, лишенная творческого начала, желает убедить, что она способна к возрождению, т.е. узурпирует свойство онтологически ей недоступное – очередная мимикрия. В сынах Муспелля несложно увидеть христианское войско божье, разбивающее мост (т.е. связь) между землей и небом (в Эдде недаром акцентировано внимание на их обособленном положении); сам Муспелль – христианское царство божье (=небытие, хаос безвременья).

И еще гипотеза. Корень wal-, bal-, bel-, как показано многими авторами, является исконно индоевропейским (Иванов В.В. Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. М., Наука, 1974. С. 64 – 65; Платов А. Дорога на Аввалон. М., София, 2001. С. 39). Он имеет широчайший спектр значений от хтонических до солярных. Путем культурной диффузии он перешел в семитские языки. Известно семитское солнечное божество Ваал=Бел=Баал-Зебуб. Семантически и этимологически ему близки славянский Белбог, кельтский Беленос, скандинавский Бальдр. Теперь снимем последние путы с фантазии. Как известно, согласные звуки в языках чрезвычайно подвержены различным трансформациям, кроме того, допустимо и просто различное прочтение созвучных согласных. Например, звук “х” в имени иудео-христианского бога-отца Элохима вполне можно прочесть как “к”: Элоким. Тогда, если отбросить заглавную и конечную буквы, получим Локи. Элохим→Элоким→Локи.

Безусловно, этимологически данная трактовка вряд ли выдержит какую-либо критику, но с точки зрения семантики это наводит на определенные размышления.

Неприязнь иудеев к солнечным культам общеизвестна. Лунарный трикстер Элохим смещает Ваала – бога солнца. Локи убивает солнечного бога Бальдра. Волк, сын Локи-Элокима, который был связан (распят), но освободился (воскрес), проглатывает солнце.

Да, боги погибнут – погибнут, когда цикл подойдет к концу, т.е. возобладают энтропийные процессы. Мировой змей (область непреображенного Хаоса) выползет на сушу, полчища Муспелля (элохимова орда) вторгнутся в гармонический строй Универсума, Сурт-Христос вознесет свой серп, и кровь зальет небеса. И тогда откроются врата Вальгаллы, и герои Одина выйдут на битву с Волком. Ибо сила энтропии не должна пресечь Вселенский круговорот, а потому в очередной раз проиграет Армагеддон.

И ночь Брахмы сменится утром. И новая Земля поднимется из первозданных вод. И светлый Бальдр вернется, несомненно, вернется!