Из всех ирригационных сооружений Ванского царства особой известностью пользуется канал, протяженностью свыше 70 км, построенный урартским царем Менуа, сыном Ишпуини. По этому каналу, который существует до сих пор и носит имя легендарной царицы Шамирам, вода подводилась к урартской столице – городу Тушпа.

Вода в канал поступала из многочисленных родников в скалах к югу от р. Хошаб, у сел. Верхний Мешинкерт. Эти родники бьют из трещин, встречающихся на протяжении 30-40 м, и, по подсчету Белька, дают около 1500 литров воды в секунду. Вода, собранная в искусственное древнее русло, быстрым и шумным потоком, подобно водопаду, устремляется вниз, к р. Хошаб. Есть сведения, что на скале над источниками была клинообразная надпись, но она не сохранилась. Русло канала имеет 4,5 м ширины, при 1,5 м глубины, а скорость течения в нем достигает 3 м в секунду. Канал проходит по мосту из бревен через р. Хошаб, а затем резко поворачивает на запад. Примерно в 100 м от моста, на скале, на высоте 15 м обнаружена первая строительная надпись Менуа, к сожалению, плохо сохранившаяся.

В настоящее время известны 14 надписей, связанных с этим каналом. Они находились в разных местах (обычно там, где прокладка канала была особенно трудной) и содержали от трех до четырнадцати строк клинописного текста. В надписях постоянно встречается следующая фраза: «Менуа, сын Ишпуини, этот канал провел, «канал Менуа» имя его». Иногда за этой фразой следует угроза разрушителям надписи или канала или тем, кто припишет себе его постройку.

Большие трудности представляло проведение канала через ущелья. Там канал устроен весьма своеобразным способом: по краю ущелья возводились громадные подпорные стенки циклопической кладки, достигавшие иногда 20 м высоты, в верхних частях которых проходило русло канала. Но не всегда канал шел по верху этой стены, иногда его русло, высеченное в скале, отходило в бок, примерно на расстояние 20 м. В этих случаях циклопическая стена служила для предотвращения обвала склона под действием быстро текущей воды.

Другое дело, что под «циклопической кладкой» Пиотровский явно подразумевает кладку из просто больших, а вовсе не гигантских камней. Но надо все-таки смотреть на месте. Все может оказаться иначе…

Путешественников обычно поражали чистота и прозрачность воды «канала Шамирам» («канала Менуа») и быстрота ее течения.

От канала на всем протяжении были устроены отводы – небольшие каналы; на некоторых из них теперь стоят водяные мельницы; очень возможно, что такие же мельницы существовали и в древности. Если каменный жернов с горы Вараг, хранящийся в Государственном музее Грузии, действительно относится к урартской эпохе, то он будет лучшим подтверждением существования в Ванском царстве водяных мельниц.

Грандиозное сооружение, каким был «канал Менуа», несомненно охранялось в древности. Следы урартских укреплений такого назначения, по-видимому, сохранились на полуострове у сел. Хуркум. Эта небольшая крепость господствовала над всей низменностью юго-восточного берега оз. Ван, над устьем Хошаба и каналом.

От времени Менуа до нас дошло еще шесть клинообразных надписей, отмечающих проведение других каналов. Один из камней с такой надписью был найден в Беркри; у северо-восточного берега оз. Ван. По-видимому, надпись относится к ныне еще существующему каналу, отходящему от реки Бендимахи, при выходе ее в долину. Канал этот, отводящий воду в сторону, выше уровня реки, имеет русло, укрепленное мощной циклопической кладкой. Каналы, сооруженные при Менуа, встречаются и к северу от оз. Ван, в районе Арджиша, а два мощных канала орошали долиды Малазгирта и Хотанлу, по левому берегу Арацани.

Урартская техника земледелия была очень высокой. Основные земледельческие орудия, известные по раскопкам на Топрах-кале и на Кармир-блуре, изготовлялись из железа; На Топрах-кале найдены железные лемехи (сошники) плугов или мотыги, серпы и вилы.

Плуг (соха) в странах Передней Азии известен с древнейших времен. Первоначально он был деревянным, на что указывает и его шумерское название gis-apin, но металлические принадлежности плуга встречаются уже с III тысячелетия.

В древней Месопотамии было два типа плугов – легкий и тяжелый. Легкий плуг, по изображению на одной шумерской цилиндрической печати, имел сошник, представлявший собой заостренный кусок дерева, закрепленный в двух рукоятках; такой плуг обычно тянули ослы, реже – быки. Тяжелый плуг, наиболее распространенный в Ассирии, изображение которого есть на плитках дворца Саргона и на одном рельефе Асархаддона, состоял из деревянного сошника, закрепленного в рукоятках, и дышла, к которому была присоединена труба-сеялка с воронкой для посева. Обслуживался плуг тремя людьми, и в него впрягалась обычно пара, а реже – четверка быков.

Судя по массивности железных лемехов, найденных на Топрах-кале, надо думать, что этот урартский плуг был тяжелым, вероятно, близким к ассирийскому. Его лемех имел вид узкой лопаты, напоминающий по форме наконечники мотыг.

В 1949 г. в поселении Тейшебаини в одном из его домов был найден тяжелый наконечник мотыги, весьма близкий по форме к происходящим из раскопок на Топрах-кале. Возможно, что железные лопатовидные наконечники меньших размеров служили одновременно наконечниками мотыг и для земледельческих работ и для замешивания глины. Мотыга и лопата были незаменимыми орудиями при регулировании воды в арыках.

Железные серпы слегка изогнутой формы, найденные на Топрах-кале и Кармир-блуре, существовали в Закавказье наряду с серпами из кремневых или обсидиановых вкладышей, закрепленных в деревянную или костяную рукоятку.

При раскопках поселений урартского времени было найдено громадное число каменных пестов, ступок, чаш и зернотерок, служивших для обработки зерна.

В большинстве временных жилищ, раскопанных во дворе цитадели, в их центре, иногда около стены, имелись очаги, наподобие современных закавказских тондыров, или вкопанные в земляной пол, или возвышающиеся над полом, как в Ассирии. Третьим видом очага являются плоские жаровни с высокими бортами, вылепленные из глины. В жилищах около очагов постоянно лежали зернотерки и ступки из пористого базальта. Зернотерки состояли из двух либо одинаковые, либо различных по размерам и виду камней овальной формы, с плоской рабочей стороной и выпуклой тыльной. Иногда нижний камень достигал значительных размеров и был прямоугольной формы.

Винные погреба были обязательной принадлежностью каждой крупной урартской крепости. Так, при описании похода Саргона в Урарту указывалось, что в пограничной крепости Панзиш имелись, кроме запасов зерна и масла, запасы вина. В том же тексте Саргона рассказывается о разграблении ассирийцами в городе Улху «потаенных винных погребов», переполненных вином, и о том, как ассирийские воины тянули душистое вино через трубки, как речную воду.

На Арин-берде в 1948 г. была обнаружена кладовая с остатками одиннадцати карасов. В летописи Сардури, сына Аргишти, в числе добычи упоминается 111 акарки вина (ассир. идеограмма), что составляет приблизительно 26 тыс. литров. В перечнях жертвоприношений в одной из надписей Аргишти, сына Русы, упоминается 6 теруси вина (т.е. около 150 литров).

Наряду с вином излюбленным напитком в Передней Азии было пиво; оно приготовлялось обычно из ячменя, но существовало пиво, приготовлявшееся из эммера или проса. По древним переднеазиатским клинописным текстам известно большое число названий различных сортов пива; дошли до нас также и рецепты их приготовления. Во время раскопок на Кармир-блуре были обнаружены чан для вымачивания ячменя и два крупных сосуда удлиненной формы, в которых приготовлялось пиво; в одном из них был солодовый ячмень, а в другом – просо.

На Армянском нагорье скотоводством люди занимались еще в неолитическую эпоху; природные условия страны оказали существенное влияние на весь ход развития этой отрасли хозяйства. Задолго до возникновения Урартского государства скотоводство наряду с земледелием стало основным видом хозяйства, а скот – главным источником накопления богатства и собственности.

Урартские клинообразные надписи содержат много данных относительно скотоводства. В них уже с конца IX в. постоянно упоминается крупный и мелкий рогатый скот, причем названия животных переданы ассирийскими идеограммами, иногда раскрытыми фонетически…

Мясо было, вероятно, основной пищей урартов. Например, в перечнях жертв, приносимых богам (надпись на скале «Дверь Мхера»), упоминаются одни только жертвенные .животные.

В 1949 г. на Кармир-блуре была обнаружена кладовая, засыпанная пережженными костями жертвенных животных. Все кости принадлежали крупному и мелкому рогатому скоту, причем среди них отсутствовали кости голов и нижних частей конечностей. Таким образом устанавливается, что шкура жертвенного животного, отделенная с головой и конечностями, выделялась особо; это хорошо иллюстрируется и кавказским этнографическим материалом. Во всяком случае роль животных в урартской религии выступает особенно четко, если мы сравним перечни жертв в урартских текстах хотя бы с шумерскими и древнеегипетскими.

Некоторые породы овец разводились в Урарту специально с целью получения шерсти, обработка которой в Передней Азии известна с чрезвычайно отдаленных времен.

При раскопках урартских поселений и крепостей часто встречаются дисковидные или полушаровидные пряслица от примитивного веретена, дожившего в своей архаической форме и до наших дней. На Кармир-блуре были найдены не только крупные глиняные грузила от ткацкого станка, имеющие форму усеченной пирамидки, с отверстием в верхней части, но также клубки и мотки шерстяных ниток и обрывки тканей различных типов; есть ткани из очень тонкой шерсти, а в одном случае найдены обрывки толстой и плотной ткани с участками хорошо сохранившейся ворсовой поверхности.

О существовании в Урарту высококачественных шерстяных тканей, окрашивавшихся в различные цвета, рассказывают ассирийские клинописные тексты. В тексте Саргона, в перечне добычи, захваченной в Мусасирском храме,упоминаются «130 одежд многоцветных и туник из льна, шерсти голубой и шерсти пурпурового цвета стран Урарту и Хапху». В 1952 г. на Кармир-блуре были обнаружены части кафтана из шерстяной ткани, на подкладке, с вшитыми вставками из ткани с узорами, выполненными гобеленовой техникой. Эта находка подтверждает сведения ассирийских источников о высоком уровне ткацкого дела у урартов.

По ассирийским источникам известно, что в Ассирию с древнейших времен лошади доставлялись из соседних стран, находившихся на северо-востоке.

Тиглатпаласар I после победы над союзом «царей стран Наири» наложил на них дань – 1200 коней и 2000 голов крупного рогатого скота. Салманасар III большое количество лошадей получал из приурмийского района; на рельефах Балаватских ворот изображен, в частности, угон из страны Гилзан целого табуна жеребцов. В урартских клинообразных надписях неоднократно рассказывается о захвате и угоне из покоренных стран (часто из областей Закавказья) в центр Ванского царства лошадей, причем в перечнях добычи лошади упоминаются в первую очередь.

В урартской жлинописи для термина конь употребляется ассирийская идеограмма, буквально означающая «осел гор», причем фонетическое ее чтение еще не установлено.

В летописи Сардури, сына Аргишти, отчет о каждом походе обычно сопровождался перечнем громадной добычи, главным образом скота, среди которой были и кони. Общее число захваченных лошадей, по сохранившимся данным летописи, было около 18 тыс., но это значительно меньше общего числа угнанного из тех же областей крупного и мелкого рогатого скота.

Лошадь в Урарту была наиболее распространенным домашним животным, что характерно для общества с полукочевым скотоводством, и отдельные районы Ванского царства, вероятно, даже славились своим коневодством. Так, судя по тексту Луврской таблички, в провинции Суби, на восточном побережье оз. Урмия, специально разводили верховых лошадей и оттуда доставлялись жеребцы для урартской конницы. «Люди, живущие в этой области, – говорится в тексте, – во всем Урарту не имеют равных в умении обучать лошадей для конницы». В том же тексте, при описании города Улху (район современного Меренда), рассказывается, что урартский царь Руса устроил вокруг города роскошные пастбища для коней.

В местности Сигкех, к северо-востоку от Вана, там, где в средние века находился ипподром армянских князей, был найден камень с коротким клинообразным текстом: «Менуа, сын Ишпуини, говорит: с этого места конь по имени Арциби («Орел») под Менуа прыгнул 22 локтя». Таким образом, в этом тексте отмечается «выдающееся спортивное достижение» урартского царя в конной езде. Конь под ним прыгнул на 22 локтя, т.е. на расстояние около 11,4 м.

Уже самые ранние урартские тексты (конец IX в.) говорят о наличии в урартском войске как конницы, так и колесниц (и в этом случае термины переданы ассирийскими идеограммами), изображения же их нам известны только от позднего времени истории Ванского царства. Изображения всадников и колесниц имеются на бронзовых шлемах и колчанах, найденных на Кармир-блуре; рисунок колесницы обнаружен также на поврежденном оттиске печати при раскопках на Топрах-кале.

По типу урартские боевые колесницы очень близки к ассирийским. Они имеют тот же легкий кузов, сильно выгнутое вверх, дышло и колеса, помещенные не посередине дна кузова, а у заднего его края.

Имеющиеся материалы позволяют нам даже в деталях проследить совершенствование форм ассирийской колесницы, особенно эволюцию колеса.

С середины III тысячелетия исчезает массивное дисковидное колесо, и на смену ему приходит колесо со спицами. Первым шагом по пути облегчения веса колеса была замена крестовидной сплошной средней части диска, что привело к созданию примитивного колеса с четырьмя спицами; с течением времени спицы делались тоньше и их число увеличивалось. В Ассирии еще до середины IX в. употреблялось колесо с шестью спицами, как это можно видеть на рельефах ворот Салманасара III. При Тиглатпаласаре III (середина VIII в.) колесо с шестью спицами продолжало еще существовать наряду с обычным в то время колесом, имевшим уже восемь спиц. При Саргоне и позднее колесо с восемью спицами становится самым распространенным.

В колесах урартских колесниц также восемь спиц, что сближает их с позднеассирийскими, но они имеют все же и некоторые особенности. На кармир-блурском колчане колеса показаны с очень массивным ободом, а на оттиске печати – с фигурными спицами. Форма кузова урартских колесниц также совпадает с формой позднеассирийской: те же пропорции отдельных частей, тот же характерный выступ сзади.

В колесницу чаще всего запрягались два коня, хотя в некоторых случаях на изображениях у кучера в руках показаны четыре вожжи, что при наличии боковой тяги, связывающей пристяжную лошадь непосредственно с кузовом колесницы говорит скорее о запряжке трех коней. В кузове помещались два человека – возничий и воин.

Кости лошадей, найденные на Кармир-блуре, позволили С.К. Далю восстановить внешний облик одной из пород урартских лошадей. Лошадь оказалась представителем низкорослой (высота холки 1,25 м) выведенной породы, с небольшой головой (ширина лба 12,8 см), с широко расставленными, слегка повислыми маленькими ушами и глазами, резко обращенными вперед. Ноги были тонкими и стройными, копыта маленькими и крутыми. Возможно, эта низкорослая урартская лошадь была представителем одной из пород, а наряду с ней существовали высокорослые лошади. Ассирийские памятники изображают высоких коней, например во дворце Синахериба, и низких, подобных тем, что на рельефе дворца Ашурбанипала, в сцене чистки и кормежки лошадей. В Ассирии особенно славились кони, доставлявшиеся из Каппадокии, с Армянского нагорья и из Мидии, а также из Эфиопии. В Урарту они обычно использовались для верховой езды, но применялись и как вьючные животные наряду с мулами и ослами.

Города как центра ремесла и торговли еще не существовало. Урартские города, даже крупные административные центры, не имели торговых площадей, ремесленных кварталов. Среди населения таких городов были земледельцы и скотоводы.

Раскопки города бога Тейшебы показали, что этот город являлся крупным административно-хозяйственным урартским центром в Закавказье. В него поступала и в нем обрабатывалась дань из окрестных областей, а в тексте Звартноцкой стелы рассказывается о том, что вокруг города были обширные поля, виноградники, плодовые сады и рощи. В крепости, как показали раскопки, находились большие винные погреба, хранившие около 400 тыс. литров вина, громадные зернохранилища, мастерская по изготовлению кунжутного масла. Есть данные, свидетельствующие о ткачестве, металлургии, обработке рогов и др. Все это требовало значительного числа рабочих рук. Нет сомнения, что в городе, расположенном вокруг цитадели, жили люди, которые обслуживали это большое хозяйство.

Раскопки проведены еще не в достаточных масштабах, но и теперь они уже дали некоторый материал для вывода о характере населения. Открыты три квартала; два из них оказались однотипными, на них располагалось несколько жилищ под одной крышей, состоявших из трех помещений – открытого двора и двух жилых комнат. Никаких помещений складского назначения для продуктов и для содержания скота не обнаружено, входы в жилища настолько узки, что крупный рогатый скот никак не мог бы пройти через них, да иногда у входа находилась еще лесенка в две ступени. Один раскопанный квартал как будто указывает на то, что в нем были две общие кладовые для продуктов и орудий. По-видимому, жители этих двух кварталов не имели собственного хозяйства и находились на государственном довольствии.