Как бы ни отличались одна от другой школы и направления индийской мысли, Слово всегда находилось в центре их внимания. Оно было подлинным, главным, непобедимым божеством, могущество которого неоднократно превосходило все, чем фантазия индейцев наделяла обитателей трех миров. Обожествление слова в древней Индии — не метафора: еще в ведийскую эпоху сложилось представление о богине речи — Вач. Однако и этот образ отступает на задний план, когда мы вспоминаем о том, как индийцы воспринимали (и часто воспринимают сегодня) свои священные книги. Впрочем, можно ли назвать книгами тексты, никогда никем не написанные, , остающиеся неизменными в череде разрушений мира и его последующих возрождений, вечные звуковые сущности, лишь иногда становящиеся доступными человеческому слуху? Неясно, чему здесь следует удивляться больше — то ли тому, как непохожи такие воззрения на те, что характерны для нашей культуры, то ли тому, как такие образы вообще могли возникнуть в сознании человека?

…отсутствием представления об индивидуальном авторстве. Пусть не было того, кто соединил слова с предметами; пусть Веды никем не сочинены; но, ведь, строго говоря, авторов в привычном нам понимании не имеют и остальные произведения классической санскритской словесности.

А вот это — сильно !!!

Отсутствие автора у Вед — главный аргумент в пользу непогрешимости ведийских предписаний. Раз священный текст никогда никем не был создан, значит все, о чем в нем говорится, — правда, так как если не было автора, то, стало быть, некому было и ошибиться. Такой критерий истины, на первый взгляд, кажется необычным, но, в сущности, он совпадает с самым обыденным и распространенным представлением об истине как о полном совпадении нашего образа действительности с ее подлинными характеристиками и, наоборот, об ошибке как о ее субъективном искажении.

В индийской традиции такое представление влечет за собой вывод о вечности Вед: если сакральный текст никогда никем не был создан, то, значит, он существовал всегда, и неверно было бы отождествлять его с какой-либо формой материального воплощения, т.е. записи. Звучащее слово драгоценнее, чем слово зримое, оно требует особо бережного обращения. Поэтому дополнительное значение приобретает проблема его сохранности и методов его воспроизведения. Отсюда — неослабное внимание к языку, который и сам превращается в предмет поклонения.

Должна быть особая потребность в таком бережном отношении и в стремлении сохранить нечто…

Как представители древнего исихазма, так и их последователи утверждали, что слово, обозначающее предмет, представляет собой нечто большее, нежели условный знак; оно непосредственно выражает его сущность. А имя Божье, таким образом, выражает сущность Божественную. И раз это так, то оно тоже становится предметом Богопознания.

Но никакое слово, даже имя Божье, не существует изолированно от других слов. Оно, подобно всякому слову, является частью языка. Поэтому ученики тырновского патриарха разработали учение, согласно которому язык оказывался, в сущности, сакральным явлением. А так как они имели дело прежде всего с рукописями, главным предметом их размышлений стала письменность.

Религия может не содержать ни учения о творце, ни тезиса о свободе воли, ни веры в бессмертие души. Однако никакое религиозное учение не может обойтись без двух основополагающих представлений. Любая религия непременно включает в себя представление об Абсолюте — первооснове бытия. Эта первооснова может выглядеть по-разному — и как личный Бог-Создатель, и, напротив, — как безличный Ниргуна-Брахман. Но религия не может существовать и в том случае, если Абсолют остается неизвестен людям. Поэтому ее вторым обязательным элементом является посредник между Абсолютом и людьми…

Мы будем передвигаться не во времени, а в пространстве. Моделью нашего сравнения станет не шкала исторического времени, а географическая карта, на которой все страны и культуры существуют одновременно.

Этот подход нужно использовать (но лучше — время включать)…

Обосновывая тезис о вечности шрути и об отсутствии соединителя, индийский мыслитель одновременно высказывает и другую мысль, по видимости, противоположную, а на самом деле хорошо согласующуюся с первой: таких соединителей бесконечно много. Ими являются все родители, которые учат детей говорить. Роль абсолюта играет в данном случае сам священный текст.

…понимание священного текста в мусульманской культуре очень сходно с индусским — несмотря на совершенно разные основы этих религий. Коран, по мнению мусульманских ученых, не был создан ни пророком Мухаммадом, ни вообще кем-либо из людей. Священная книга мусульман вечна: одно из важнейших представлений ислама состоит в том, что она существовала всегда. Правда, в отличие от Вед, Коран всегда рассматривался как писаный текст. По преданию, он хранился на седьмом небе — до тех пор пока архангел Джебраил не передал его Мухаммаду.

Веды — своего рода стихи, и Коран написан в стихотворной форме !!! Стихотворная форма несет в себе определенные звуковые закономерности !!! + упорядоченность звуков !!! и слов!!! Т.е. сущностей !!!

…в конце концов сторонники учения о несотворенности Корана одержали победу. Знаменательно то, что решение, вынесенное хранителями традиции, отвергавшими нововведения и умствования вольнодумцев, оказалось настолько созвучно тем, что звучали в Индии. Между двумя мирами, столь непохожими друг на друга и имеющим столь различные корни, обнаруживается глубинное, даже несколько загадочное сходство.

…приверженцы ислама иначе, чем брахманы, трактовали проблему посредника между Абсолютом и человеком, возвещающим людям священное знание. Если, по индийским представлениям, таких посредников бесконечно много, то по мусульманским — всего несколько. Ислам признает в качестве пророков и Моисея, и Иоанна Крестителя, и Иисуса. Но священный Коран возвещает людям главный и последний из пророков — Мухаммад.

Раз последний, значит, больше пророков не предусматривается и посредников больше не будет… Т.е. развитие ислама не предусматривается изначально !!!

Индивидуальная роль посредника становится еще более значительной, как только мы делаем новый шаг на запад. Согласно иудейской религии, открывающей монотеистическую традицию, Моисей сам участвует в создании сакрального текста. Он не принимает его из чьих-то рук, но сам записывает Божьи заповеди на скрижалях.

И, наконец, в христианстве тот, кто возвещает людям слово Божье, сам является Богом. Поэтому священный текст здесь не вечен, но историчен: он важен как свидетельство Откровения. Не только те, кто записал это свидетельство, но и тот, кто вдохновил их на это, суть личности. А потому неудивительно, что в христианской культуре и складывается представление об индивидуальном авторстве, которое мы привычно воспринимаем как самоочевидное и непременное условие всякого творчества.