Каждый воспринимаемый предмет может предстать перед нами в несколько разном обличье, что в принципе будет менять набор перцептивных признаков. В зависимости от той или иной основной мотивации из множества форм проявления одного и того же предмета мыслимый в понятии класс могут определять в одном случае одни, а в другом – иные признаки. Например, в одной ситуации растение может рассматриваться как лечебное средство, а в другой – как украшение.

Слова, обозначающие понятийные структуры, связывают из множества воспринимаемых признаков те, которые значимы для принятия решений. В поименованных свойствах вещей или событий отражается специфическое расчленение реальности, обнаруживается, что является критически важным для принятия решений и управления поведением, а что можно просто игнорировать. В системе языковых названий реальных вещей и событий отражается склад ума не только носителя языка, но в известном смысле и его языкового сообщества как особой этнической группы.

При исследовании всех этих этнических групп было обнаружено, что особо тонкому понятийному расчленению подвергаются жизненно важные области и те объекты в них, которые наиболее непосредственно связаны с потребностями: растения, животные, болезни, отношения родства и т.д.

Легко видеть, что вместе с названием уже фиксируются определенные способы преследования и охоты на животных, названы времена и места, где их можно найти и т.д. Отсюда видно, что первоначальные названия понятий одновременно включают указания на возможные способы действования. Еще убедительнее связь познания и поведения выступает в тех случаях, когда с некоторыми животными или растениями оказываются связаны определенные ритуалы. Это особенно бросается в глаза в случае магических действий с целебными растениями или с тотемными животными. У пеулов в Судане растения распределены в соответствии с календарными и астрономическими датами. Для того, чтобы удался определенный замысел, например женитьба на желанной девушке, следует после оклика “бодрствующего духа стад”, ползая и извиваясь, выкопать вполне определенное растение в то время, когда солнце находится в строго заданном положении на небосклоне.

Примеры влияния жизненных условий на образование понятийных классов и названий чрезвычайно многочисленны. Племена индейцев, селившиеся в конце прошлого века на юго-западе Северной Америки и занимавшиеся садоводством, считали ворона прежде всего “потребителем садовых плодов”. Индейские племена рыболовов и охотников северо-западного побережья Тихого океана выдели в той же птице “поедателя падали и экскрементов”. Выделение какой-либо частной совокупности признаков приводит к несколько иному значению и другой поведенческой установке по отношению к одному и тому же животному.

В языках первобытных народов имеются неотделяемые от объекта цветовые “имена”. Часто вместо них для названия применяются как раз свойства объектов. Так, например, у индейцев племен бассейна Амазонки существует 300 различных названий зеленого в зависимости от оттенка тех растений или листьев, для которых характерна эта окраска.

Разные классификации обусловливаются различными жизненными и ситуационными условиями. Они не свободны от ценностных коннотаций, поэтому название и фиксирует, подобно штампу, то содержание признаков, которое значимо для принятия решений и последующего действия. Они выделяют тем самым свойства объектов, причем под углом их значимости для поведения. Не удивительно поэтому, что в архаическом мышлении за названиями признается та же сила и те же качества, что и за самими называемыми вещами.

У индейских племен существует совет старейшин, обсуждающий и принимающий решения относительно названий неизвестных объектов.

…классификационные системы не просто облегчают ориентировку в необозримо многообразном мире, но собственно и делают ее возможной. Названия же способствуют сохранению в памяти именно тех данных, которые значимы для достижения целей в определенной ситуации. Становится возможным гигантский шаг вперед: из необозримого богатства воспринимаемого мира отбирается самое существенное и благодаря воспринимаемого мира отбирается самое существенное и благодаря классификации сохраняется в памяти. Происходит когнитивное освоение некоторых форм проявления объективной реальности. Именно в этом глубокий рациональный смысл архаического классифицирования. Его внутренние ограничения связаны с тем, что значимые для классификации признаки всегда являются перцептивными, то есть лежат как бы на поверхности предметов и событий. Здесь познание наталкивается на известную преграду, что порождает необходимость сделать непонятное понятным при помощи мифа.

Попытки преодоления этих ограничений предпринимаются и в рамках архаического мышления. Подчас они выглядят по-детски беспомощными и наивными. Но за всей их мистической подоплекой многие этнологи, изучавшие особенности магического мышления, упустили из виду, что одновременно речь идет о процессах вывода, за которыми скрывается попытка установления отношения “если… то…”. Иными словами, было упущено из виду, что в магическом мышлении содержится предпосылка строгой каузальности.

Совсем иного рода примеры типичны для первых попыток борьбы с болезнями: использование пауков и белых червей для лечения бесплодия у ительменов; кашеобразно измельченных красных червей против ревматизма; измельченного клюва дятла, его крови, засушенных частей тела против зубной боли, золотухи, туберкулеза, а крови серой куропатки – против паховой грыжи и бородавок. У бурятов мясу медведя когда-то приписывалось 7, крови – 5, мозгу – 12, а шкуре – 2 различных целебных воздействия. Каждая из этих взаимосвязей получает обоснование в рамках определенного мифа. Но в основе таких мифов почти никогда не лежит какое-либо воспринимаемое сходство. Речь идет главным образом о символическом приписывании причины действию сил, находящихся за пределами мира явлений и недоступных восприятию.

не надо забывать, что многие “болезни” лечатся простыми безвредными таблетками типа глюконата кальция.

сюда замечательно подойдет расшифровка медицинских рецептов Шумера, где фигурируют и лягушки, и животные и т.п. В глазах профессионалов – получаются действительно работающие рецепты. Присовокупить…

По тем же причинам вполне работоспособными оказываются и многие народные рецепты. Конечно, есть много и неправильных рецептов, но и в официальной медицине есть куча ошибок; а препараты то признаются панацеей от всех бед, то оказываются вредными: антибиотики во время беременности, избыток аспирина и т.д. и т.п. Можно присовокупить сюда и гомеопатию.

а разве способен архаический разум понять суть фармакологического воздействия медицинских препаратов?.. Для него так и будут стоять за этим неведомые силы, которые столь же неведомы и современным людям, несведущим в медицине…

Нетрудно понять, какие катастрофические последствия может повлечь за собой такой отказ от опоры на непосредственное восприятие в познавательной деятельности, хотя отдельные случаи излечения каждый раз фиксируются в качестве мощного подкрепления принимаемых магических лечебных воздействий. Тем не менее за всем этим кроется фундаментальное допущение, что болезни чем-то вызываются, что в стихиях и субстанциях природы есть силы, оказывающие целебное действие. Хотя поспешно обобщенные наблюдения часто опровергают это предположение, в рамках архаического мышления именно оно выводит лечение болезней на верный путь. Вначале – в связи с колдовством и магией.

во многих случаях важно психологическое воздействие врача.

бактерии и вирусы – чем не демоны; химическое воздействие на них – чем не действие сил, оказывающих целебное воздействие?!. Суть-то отражена верно!!!

…сквозь все ошибочные истолкования, сквозь весь авантюризм и суеверия пробивается определенная мыслительная стратегия: нет ничего необъяснимого, все, что совершается в мире, имеет свою причину.

стратегия, лежащая в основе научного познания!!!

Известны многие примеры того, как нарушения табу вызывали шок, приводящий к психогенной смерти. Это свидетельствует, помимо прочего, о том, что страх перед нарушениями архаических социальных запретов имеет исключительное дисциплинирующее воздействие, воздействие, способное фиксировать в памяти правила социальных отношений.

В многообразии обычаев, табу и предписаний можно установить весьма разные степени зависимости продуктов мышления от реальности. И все же наличие элементов реального познавательного процесса неоспоримо.

…пример: не употреблять в пищу то, что имеет горький или острый вкус. Конечно, далеко не все яды обладают такими свойствами. Но хотя обобщение произведено чересчур поспешно, несомненно, что в этих правилах отражены длительные наблюдения и практический опыт ряда поколений.

Уже собственные действия человека порождают первые непосредственные представления о причинах и следствиях: предметная активность человека вторгается в окружающий мир и изменяет некоторые его свойства. Аналогично регистрируются воспринимаемые природные процессы: то, что совершается, всегда является следствием чего-то. Там, где есть явление, есть и сущность – независимо от того, идет ли речь о сновидении, воображении или реальном восприятии; а там, где есть событие, есть и причина. В самых фантастических домыслах анимистического мышления по поводу связей реального мира обнаруживается эта важнейшая предпосылка будущего интеллектуального прогресса.

В архаическом мышлении классифицирование и схватывание связей ограничены, как уже говорилось, поверхностным слоем реальности, они скованы миром восприятий. При попытке пробить этот поверхностный слой и перейти к более глубоким, невидимым взаимосвязям умозаключения довольно часто ошибочны и уязвимы. Опора на символы и предзнаменования является такой попыткой. Разумеется, важную роль играет и оценочная функция, ибо действие символа, который должен функционировать в качестве средства организации поведения, нуждается в мотивационном подкреплении. В принципе все это может быть достигнуто лишь посредством веры в мифы и магические связи. Колдовство и магия становятся реальностью. Недаром вера в неотвратимость наказания за нарушение табу может убивать точно так же, как удар каменным рубилом. И здесь же обнаруживается рациональное зерно магического действия и магического мышления: они восполняют пробелы в знаемом.

Точно также и наука опирается на определенную “веру” в какие-то базовые принципы, составляющие научную парадигму…

Осознание причинной обусловленности всех явлений нередко само становится причиной поиска знака или предзнаменования. Из поколения в поколение передаются толкования птичьих криков, используемые для различных пророчеств; интерпретации форм облаков в качестве картин, говорящих о желаемом или угрожающем будущем и т.д. Причины этого очевидны. Число наблюдений, находящихся в распоряжении индивида, часто слишком мало для адекватного познания реальных природных взаимосвязей. Если в таком случае обобщения не встречаются с корректирующими данными или если настоятельно необходимо быстрое принятие решения (как, например, при колдовстве о ниспослании дождя или при предсказаниях успешной охоты), то они оказываются слишком поспешными. Однако представляется неоспоримым, что по своей логической структуре все это – индуктивные выводы.

будущие поколения, весьма вероятно, смогут аналогичным образом оценивать предсказания наших политологов, футурологов и т.п.

Раз возникнув, подобная познавательная мотивация уже никогда не исчезала. В длительной и противоречивой истории человеческого общества рано или поздно терпели крах любые попытки угнетения познавательной мотивации.

За всеми магическими действиями при желании всегда можно найти рациональную основу и отражение реальности. Вот и надо это делать, а не сваливать все к сказкам и фантазиям… Тонкая грань, но ее надо соблюсти.

Человеческое мышление вообще характеризуется тем, что связи явлений или событий в уже известных областях действительности переносятся на сходные области неизвестного. Анимизм примитивного мышления основывается на принципе аналогии: то, что действует, должно быть живым и одушевленным; мотивы, определяющие действия духов и демонов, аналогичны человеческим; эти духи и демоны могут быть благожелательными или злыми; прогневавшись, они способны навредить человеку или даже погубить его. Их можно смягчить такими же действиями, какими приобретают расположение людей, – даря желанные вещи, почитая или принося им жертвы.

принцип аналогий нередко успешно используется и в науке. Вообще основные наиболее общие законы природы – есть в некотором роде законы аналогии.

можно отметить в этой фразе слово “желанные” вещи!.. А по желаниям можно определять и потребности и мотивацию!..

Речь идет о принципе тотемизма. Его существенные, в значительной степени совпадающие формы состоят в том, что сопринадлежность членов племени определяется общим магическим предком: тотемным животным, растением (грибом или деревом), реже – неживым предметом, который в воображении, однако, оказывается, разумеется, одушевленным. Это животное является “священным” в том смысле, что оно неприкосновенно, освящено, непорочно, оно может угрожать, вызывать страх и ужас с силой, едва ли не превосходящей возможности человеческого воображения.

а не провести ли здесь параллель с коллективным сознанием данного племени?.. “Я” еще тесно сплетено с “мы”, которое должно быть как-то конкретизировано, в чем-то “воплощено”.

эти свойства, фактически, в позднейшее время перенесено на такие понятия как “масса”, “народ”, “нация” и т.п. Масса в определенном смысле “священна”: “глас народа – глас божий”, “желание избирателей – закон” и т.д. Может быть и страшна с жуткой силой: “разрушительная сила масс”, “темная сила масс” и т.п.

В качестве общего предка тотем (пума, орел, олень, антилопа) выражает кровное родство и общий характер данного племени, выделяя его среди прочих квазиэтнических единиц. Представляется, что по своему значению кровное родство было самым существенным элементом социальной организации, так как именно на нем были основаны наиболее важные правила поведения.

Общность прародителя, с которым связывается история и современное родство, закрепляется нормами поведения, фиксированными в заповедях и запретах. Ведь каждая заповедь одновременно является запретом, который нельзя нарушать, а каждый запрет – заповедью, которой надо следовать. Это единство противоположностей находит свое концентрированное выражение в правилах поведения, связанных с тотемом, – в табу.

фраза почти в ноль переносится на современное общество с заменой “прародителя” на “происхождение”, а “табу” на “свод законов”.

Нарушивший табу является виновным в глубочайшем смысле этого слова. Табу в самом себе несет наказание: сознание отверженности, неполноценности, дискриминированности. Вместе с рефлексией над самим собой возникает совесть как сосредоточенная на своем “я” норма принятой системы социальных ценностей. Самообвинение становится выражением заслуженного наказания. В этом заключается решающее обстоятельство: табу действенно, поскольку в качестве нормы оно укореняется в вере, и, следовательно, его нарушение затрагивает ценностные структуры личности. Это вызывает столь глубокое чувство вины, что оно, как показывают примеры, может привести даже к психогенной смерти.

просятся параллели – с детским бойкотом, с рядом случаев самоубийства даже во взрослом возрасте и т.п.

По-видимому, эта исторически самая ранняя система социально опосредованных норм поведения концентрировалась на вполне определенных жизненных ситуациях, таких, как рождение и присвоение имени, посвящении юных членов племени во взрослые (инициация); заключение брака, смерть, охота, военные столкновения, распределение благ и учет взаимных притязаний.

Саморефлексия как обращение мышления от наблюдения внешнего мира к наблюдению собственного “я” ведет к переживаемой идентификации “я” и племени. Вера в реальность внешнего мира, перенесенная по аналогии на самого себя, приводит к признанию предметности “я” в качестве духовной сущности, или души, которая может вселяться как в тело, так и покидать его. В архаическом мышлении имя является названием души как существа. Отсюда понятно, почему у некоторых индейских племен лишение имени равнозначно отказу от самого себя.

ну, совсем запутался автор – то перенос изнутри вовне, то извне вовнутрь!.. Так что же “первично” в данном процессе?..

человек изменился, изменилось его качества, – естественно, должно измениться имя, ведь оно несет описательную (!!!) нагрузку (а не как в современном обществе почти лишено этой описательной составляющей). И “отказ от самого себя” надо воспринимать как “отказ от самого себя старого, прошлого”!..

Как полагают многие первобытные народы, после смерти духи или души умерших окружают хижины. Люди умирают практически всегда насильно и против своей воли; поэтому в представлениях носителей архаического мышления умершие большей частью рассержены, мстительны, злобны. Следовательно, их необходимо умилостивить. Различные предписания указывают на то, как это сделать. Важнейшее из этих предписаний состоит в том, чтобы не произносить имена мертвых, ибо это может потревожить их и вызвать их недружелюбные действия.

к причинам “злобности” может быть отнесен факт того, что души при физической смерти попадают в стрессовую незнакомую ситуацию, тогда их поведение очевидно. И очевидна необходимость “умилостивить”, т.е. успокоить.

“окружение хижин” тоже вполне закономерно – слабо развитая душа имеет сильную составляющую, связанную именно с физической жизнью. Эта составляющая и притягивает к привычным местам..

произнесение имени практически также привлекает внимание как и прямое обращение (если упоминаемый слышит произносимое свое имя). Поскольку же для духов не существует понятия “материальное расстояние”, постольку души умерших могут и отреагировать на упоминание своего имени в любом месте. Все логично.

Вещи, положенные в могилы, считаются как задабривающими подарками, так и предметами, необходимыми для благополучной жизни в царстве теней. Вообще, задабривание мертвых, связанное с представлением о тотеме, играет весьма значительную роль в архаическом мышлении. Победоносные воины одного меланезийского племени приносят жертвы для задабривания убитых врагов.

Наиболее важные и таинственные табу связаны с заключением брака. Достигнув брачного возраста, члены племени не могут вступать в брак с кровными родственниками. В этом состоит заповедь экзогамии.

на табу, наверное, особенно не стоит акцентироваться. Это – всего лишь свод правил, норм и законов поведения членов социума. Не меньше, но и не больше!.. Внимание исследователей привлекает здесь лишь непривычность (для самих исследователей !!!) формы. А в содержании, в сути ничего особенного нет…

Во многих сообщениях подчеркивается, что женщина не может выходить замуж внутри своего тотемного рода. При этом редко упоминаются мужчины, хотя. В сущности, речь идет об одном и том же… обряды инициации, напротив, затрагивают преимущественно мужскую часть племени. Об этом свидетельствуют сообщения о племенах Африки и Австралии, об ацтеках и майя. Часто мальчики на неделю отделяются от девочек. Эти мальчики испытывают муки голода, занимаются самоистязанием. У многих племен им наносят при этом болезненные раны в виде татуировок или надрезов. Как правило, эти татуировки и надрезы содержат признаки, указывающие на связь с тотемом. Хотя в этом случае иногда и имеет место сексуальная символика, в целом складывается впечатление, что она не стоит в центре данных обрядов. Юноша, сумевший преодолеть муки посвящения в мужчину, как бы доказывает свою готовность выносить предстоящие суровые обязанности. С другой стороны и, вероятно, в еще большей степени, это первый настоящий урок, связанный с социальным принуждением. Голод и боль переносятся ради вступления в число полноправных членов сообщества.

сексуальная составляющая, действительно, может быть и слабой. Ведь все тоже очень естественно: с возрастом происходят изменения в человеке, который из беспомощного ребенка превращается в полноценного взрослого человека. Соответственно и отношение к нему в какой-то период времени со стороны социума меняется. Тем более, что даже физиологические изменения носят довольно ограниченный временной характер: девушка становится способной рожать (что вообще проявляется в достаточно наглядном виде); у мальчиков ломается голос, меняются пропорции тела и т.п. Перевод из одной системы отношений в другую в таком случае вполне логично сводить к определенному обряду, который лишь повышает эффективность усвоения новых норм поведения инициированного.

У нас тоже навалом остатков этих обрядов инициации – получение аттестатов и дипломов; включение в число призывников (служба в армии); получение паспорта (приравнивание в правах и ответственности к взрослым) и т.д. и т.п.

в целом – на обряды инициации нет смысла также обращать особое внимание. Преувеличенное внимание к ним и внесение в список характерных черт архаического мышления не имеет никаких объективных оснований. Все дело лишь в различии культур.

Все без исключения случаи, когда упоминается тотем, – рождение, смерть, инициация, плодородие, успех на охоте, состояние борьбы – это эмоционально окрашенные ситуации совместной жизни. В процессе переживания всех этих событий выковывается эмоциональный обруч сопринадлежности общему роду.

Не совсем ясно, как был организован внешний контроль за соблюдением социальных норм во времена расцвета архаических социальных структур… Сравнение с установлениями, бытующими у весьма архаично организованных народов, позволяет предположить наличие чего-то подобного совету старейших, которые определяли задачи остальных членов рода, например, во время охоты или боевых походов. Древнейшие из сохранившихся свидетельств указывают именно на такой принцип организации. Важная функция таких советов, в которых, безусловно, было одно или несколько доминирующих лиц, состояла в надзоре и контроле за соблюдением правил поведения. Многочисленные пробелы в знаниях должны были питать сомнения в правильности интерпретации того или иного предзнаменования, в действительной необходимости того или иного предписания.

Мифы существуют первоначально как передаваемые из уст в уста рассказы.

велик и могуч русский язык – именно “рассказы”, а не “фантазии” и “сказки”.

Мифы интерпретируют все по образу и подобию человека. Побуждения животных сходны с мотивами людей, растения разговаривают, у камней обнаруживаются те или иные желания. Мифы объясняют даже то, что не имеет объяснения: преодоление смерти или действие сверхъестественных сил. Тем самым они обосновывают магию, задачи которой состоят в создании желаемого будущего. В магических обрядах о духах и демонах говорится так же, как о живых людях: их задабривают вкусной едой или изгоняют заклинаниями, обращенными к тотему. Сила волшебства следует из веры в силу мыслей и слов, в причинное действие представлений. В самых различных формах колдовства сущность магической активности всегда состоит в попытке произвести необходимые реальные изменения одной только силой мысли.

если самые общие потребности живых организмов схожи, почему же у животных не может быть мотивации, в чем-то схожей с человеческой?.. Но если человек устроен по общим законам мироздания, то это же не значит, что его представления о мироздании – простой перенос своих свойств на свойства мира. Использование же терминологии, применяемой обычно к людям, для описания окружающей реальности вытекает из большей эффективности для обмена информацией о этой реальности. Что мы и продолжаем использовать (т.н. антропный принцип в примитивной форме): звезды “рождаются и умирают”, ветер “дует”, дождь “идет”, сила “прилагается” и т.п. Но никто не видит в этом некоей мифологизации.

мифы – знание, призванное облегчить жизнь. Тогда почему их нужно считать некоей абстракцией и выдумкой?..

Имеется ряд сообщений о примитивных племенах, с позором изгонявших или даже убивавших колдунов, не добившихся успеха.

вот прямое подтверждение практической направленности магических обрядов, объективной необходимости в их возникновении, отражения в них объективной реальности и т.д. и т.п.

В качестве стиля или, так сказать, технологии убеждения ритуализация магических действий, по-видимому, сложилась еще в предысторические времена.

это могло быть использовано приданием религиозным системам формы мифов для максимального их воздействия…

…между культом и магией нет резких различий.

ой ли?..

…известен ритуал, практиковавшийся бедуинами Синайского полуострова еще до новой эры. “Верблюд, предназначенный в жертву, связывается и укладывается на красный каменный алтарь; вождь племени заставляет участников церемонии трижды обойти вокруг алтаря, он наносит животному первую рану и жадно пьет струящуюся кровь. Затем вся группа набрасывается на жертву, люди отрезают ножами куски мяса и поедают их столь поспешно, что в короткий промежуток времени между заходом вечерней звезды, которой собственно и приносится эта жертва, и первыми лучами солнца все жертвенное животное – мясо, печень, почки, кожа и внутренности – поедается”.

опять восход солнца!..

что за “вечерняя звезда”?..

Важное значение имеет сугубо консервативная установка. Ритуал всегда основан на предписании, которое либо прямо передано тотемом, либо установлено по мистическим и потому принудительным соображениям. Любое отклонение от этих предписаний обусловливает неуспех ритуальных действий. Аналогично обстоит дело и в случае социальных отношений. Необходимо понять, что магическая церемония или культовое действие являются элементами социальной жизни, оказывающими огромное объединяющее воздействие. На их фоне особенно рельефно выступает принуждающая сила норм и действующих правил и тем самым стабилизируется то, что сохраняет свою полезность или выдается за полезное.

сильная роль консервативности противоречит версии фантастичности мифов!.. И что значит “выдается за полезное”?.. Реверанс в сторону непризнания действенности магических обрядов?.. Клеймо влепили – и нормально…

Тотемизм является этикой, ибо в нем подвергнуты оценке нормы поведения, одни из них определены как значимые и важные, а другие – как недостойные и наказуемые. Система наказаний является ступенчатой и разработана вплоть до тонких градаций. При этом строже всего караются нарушения табу. Принадлежность к общине определяется рождением; посвящение в полноправные члены племени регулируется ритуалом, вызывающим сильнейшие переживания; детально определены исторические отношения родства. Возникает кодекс морали, используемый для принятия практических решений.

З.Фрейд, конечно, был прав, видя в табу один из ранних социальных факторов возникновения неврозов. Запреты и принуждения, накладывающиеся на мышление, легко вызывают тяжелое чувство вины. Однако представление о том, что ядро мифологии следует искать в смещенной или вытесненной сексуальной символике, до сих пор не получило сколь-нибудь убедительного обоснования, выходящего за пределы явно недостаточных пояснений самого создателя психоанализа.

Вильгельм Вундт в своей “Психологии народов” рассматривает в качестве центральных феноменов архаического мышления различные проявления страха перед демонами и духами. В этой связи Фрейд совершенно справедливо настаивает на необходимости выявить подоплеку эти страхов и представлений. Мы пытались показать, что в основе последних лежит особая стратегия объяснения незнаемого. Данная стратегия исходит из сходства с уже известным и имеет форму умозаключения по аналогии. Надо отметить, что подобная стратегия всегда встречается там, где происходит выход за пределы знаемого. Именно за этими пределами обычно и поселяются страхи.

не все сводится к страхам (как впрочем и проблемы, анализируемые Фрейдом, не всегда упираются в “страхи”). За гранью непознанного находится не только страх, но и любопытство, и стремление к познанию и т.п., имеющие положительные эмоциональные оттенки.

Но в таком случае аргументация К.Леви-Стросса, согласно которой архаическое мышление определяется специфической логической структурой, призванной объяснять познаваемые связи, не решает, а лишь подменяет проблему. Ведь речь идет о происхождении этих мыслительных структур. По нашему мнению, структуры архаического мышления основываются на регистрации актуально воспринимаемых связей, выделение которых мотивировано жизненными условиями и необходимостью принятия решений о действиях, направленных на их улучшение.

Существует масса теорий и подходов в науке, пытающихся объяснить происхождение мифов (можно дать хотя бы простой перечень направлений, которых уже навалом), но ни одно (!!!) из этих направлений не пытается даже встать на самую простую позицию – признать историчность мифов.

Борьба между разными теориями идет уже на “вторичном поле” – они пытаются объяснить, какие именно условия привели к формированию той или иной структуры или тех или иных свойств психики в архаическом мышлении, что привело к порождению целого пласта “фантазий”, оторванных от реальности. И никто из них не задается вопросом на “первичном поле”: а верна ли сама эта первичная установка!!! А ведь никто еще не доказал справедливость этой первичной установки!!!

Анализ исторического пласта мифологии (за редким исключением признания историчности определенных деталей мифов) в их самой основе оставлен лишь на откуп религии (которая, кстати, в современном варианте также предпочитает относится к древнейшей мифологии как к заблуждению, ведь там “язычество” и “многобожие”). Осталась лишь метафизика, да “неофициальная наука”…

Кликс доходит до рубежа признания, что за мифологией стоит стремление к познанию реального мира, но дальше этого не идет, – не пускает первичная установка на фантастичность мифов…

Принципиальное преодоление непосредственной наглядности архаического мышления и конструктивных технологий изготовления орудий становится возможным лишь в результате развития счета и систем счисления. Они приводят к появлению в человеческой памяти структур особого рода, представляющих собой абстрактные понятийные множества.

а это произошло много позже периода правления богов.

…вычисления или, точнее, алгебраические вычисления имеют в своей основе логико-понятийный характер. Практическая деятельность, такая, как строительство или изготовление орудий, напротив, связана скорее с конструктивно-наглядными компонентами наших знаний и умений. Речь идет о двух первоначально весьма различных формах когнитивной репрезентации. Поэтому одним из наиболее значительных творческих достижений в истории математики является сделанное великими математиками Древней Греции открытие возможности установления взаимного однозначного соответствия геометрических и алгебраических описаний. При этом их геометрические представления нередко были обусловлены содержательными проблемами механики.

…процессы абстрагирования ведут к более полному отражению реальности по сравнению с наглядно-образным ее представлением (при тех же “затратах” в отношении когнитивных операций). Однако с ними связана одна принципиальная опасность: абстрагирование сенсорных качеств и основанная на нем множественная классификация могут отдалять формирующиеся в памяти когнитивные структуры от релевантных аспектов реальности. Если происходит дальнейшее абстрагирование на базе этих искусственных категорий, то оно ведет к еще более далеким от реальности мыслительным продуктам. Диапазон таких продуктов простирается от привидений и демонов до “ложных теорий” или даже целых философских систем, ряд вариантов которых может быть найден в истории человеческой мысли.

вот и база для религий как таковых в современном их содержании…