По богазкёйским письменным документам мы можем проследить развитие производительных сил и производственных отношений в Хеттском царстве начиная примерно с XVII столетия до нашей эры (археологические источники ведут нас еще дальше в глубь веков, захватывая, хотя и с довольно большими пробелами значительную часть III тысячелетия до нашей эры). К этому времени здесь уже почти завершилось второе крупное разделение труда – отделение ремесла от сельского хозяйства. Сельское хозяйство – важнейшая отрасль хеттской экономики; ведущее место в нем занимает животноводство, но и земледелие уже достаточно развито (используются первые оросительные устройства, которые, однако, ввиду специфических условий рельефа и климата Малой Азии никогда не имели здесь такого значения, как в Египте и Месопотамии). Уже добываются уголь и металлы, ремесленное производство достигло высокой степени специализации, в городах сосредоточена оживленная торговля. Металлические орудия труда делаются преимущественно из бронзы. Хотя преобладает натуральное хозяйство, но уже немалое распространение получило товарное производство. Имеют хождение деньги в виде слитков серебра (первые монеты появятся в Малой Азии лишь в середине I тысячелетия до нашей эры у лидийцев).
К XVI столетию до нашей эры относятся первые достоверные сведения об отдельных сельскохозяйственных продуктах (производство которых, разумеется, имело уже давнюю традицию): из зерновых – это прежде всего ячмень, затем пшеница двузернянка и жито; разводится виноград.
«Был известен и солод, из него делали пиво», – устанавливает Бедржих Грозный на основе хеттского свода законов (XV век). «Пиво, по-видимому, было очень густое, и его пили из большого сосуда через соломинку или особую трубку».
Этот кодекс подробно информирует нас и о ценах (§ 176–186). «Интересно, – цитируем мы опять Бедржиха Грозного, – что из домашних животных больше всего ценится мул (1 мина серебра), потом тягловый конь (20 сиклей серебра), вол, приученный таскать плуг (15 сиклей), годовалая тягловая кобыла (15 сиклей), конь (14 сиклей) и т. д…» (четыре мины меди стоят сикль серебра, то есть серебро ценится в 160 раз дороже, чем медь).
«Серебро было самым распространенным платежным средством в Хеттском царстве».
К сведению читателя, который хочет разобраться в соотношении стоимостей: одна хеттская мина равна 40 сик-лям, то есть приблизительно 300 граммам, и, следовательно, она на треть легче, чем одноименная мера веса у вавилонян. В остальном хеттская система весов совпадает с вавилонской, где, однако, в одной мине 60 сиклей.

Сравнительно-историческое языкознание позволяет установить, что с ячменем хетты были знакомы еще тогда, когда их язык был одним из наречий общеиндоевропейского праязыка, потому что хеттское название ячменя ewan происходит из общеиндоевропейского. – Прим. ред.

Это лишь сводится к вопросу, а откуда взялся сам ячмень и его название…

Хеттский экономический и общественный строй, с которым нас знакомит Богазёйский архив, – это довольно развитое рабовладение (о процессе превращения хеттской племенной знати в рабовладельческую, начало которого можно отнести к рубежу III и II тысячелетий до нашей эры, у нас имеются лишь косвенные данные, особенно из корреспонденции ассирийских купцов и ростовщиков, откуда явствует, что «местное население угоняют в рабство»). В этом относительно развитом рабовладельческом строе можно отметить весьма сильные элементы патриархального рабства, что само по себе вовсе неудивительно. Но мы можем отметить в нем еще одну черту, и с нею связана проблема, которую историки не только не осветили, но даже и не поставили.
Какой характер носит хеттский рабовладельческий строй? На первый взгляд он должен быть – с исторической и географической точек зрения – рабовладельческим строем «азиатского типа». Как известно, рабовладельческие формации этого типа исторически и хронологически предшествовали античному (греко-римскому) рабовладению и отличались от него по крайней мере тем, что на древнем Востоке земля всегда была собственностью государства, во главе которого стоял правитель с неограниченной властью, и тем еще, что первой предпосылкой сельского хозяйства здесь было искусственное орошение, систему которого можно было создать и поддерживать единственно на основе массового использования рабского труда. Однако эти важнейшие факторы, определяющие, по мнению Энгельса, отличие азиатского рабовладельческого строя от античного, в хеттской экономике не играли решающей, а возможно даже, и сколько-нибудь существенной роли. Поэтому хеттский рабовладельческий строй отличался и от «классического» азиатского, знакомого нам по истории Месопотамии и Египта, и от «классического» античного, с которым мы знакомы по истории Греции и Рима. От последнего прежде всего потому, что у хеттов весьма значительную роль играло общинное хозяйство свободных крестьян. Это был оригинальный, своеобразный тип экономического устройства, несомненно заслуживающий подробного изучения. И вполне закономерно, что на этом своеобразном экономическом базисе возникла своеобразная надстройка хеттских политических, правовых и других институтов, встретить которые на почве древнего Востока было для нас такой неожиданностью.
Но сколь бы ни был своеобразен экономический и общественный строй хеттов, остается фактом, что это был рабовладельческий строй и население Хеттского царства разделялось на два основных антагонистических общественных класса – рабов и рабовладельцев. Помимо двух этих классов существовал также многочисленный класс свободных производителей, состоявший частью из членов крестьянских общин, частью из самостоятельных крестьян и ремесленников. Классовую структуру хеттского общества дополняло сословие «профессиональных воинов», составлявших ядро хеттского войска.

Чувствуется влияние марксизма-ленинизма…

В древнейшие времена рабы рекрутировались главным образом из покоренного населения «страны Хатти», а позднее в подавляющем большинстве из военнопленных, под которыми подразумевались не только воины, захваченные на поле битвы, но и население, угнанное с завоеванных земель (в некоторых хеттских документах между этими двумя группами делается различие: «захваченные» на поле боя называются appantes, а «угнанные» с завоеванных земель обозначаются шумерским термином NAM.RA. «Захваченные» иногда принимались в хеттское войско и получали земельные наделы, как свободные хетты; обычно же они сливались с «угнанными» в единообразную массу рабов). Кроме того, в хеттском обществе были и «долговые рабы»; особенно со времен повального голода до нас доходят сведения, что «отец продавал сына за серебро». В сравнении с большим количеством рабов, которых давала война, число «купленных рабов» было, вероятно, малозначительным. В этой связи интересно отметить, что ни в одном из десятков тысяч хеттских документов не говорится о купле или продаже раба. Зато говорится о его краже – хеттский кодекс карает за кражу раба строже, чем за его убийство.
Естественный прирост рабов (потомки рабов оставались рабами) дополнялся войной – охотой на людей. «Захваченные» и «угнанные», которыми завладел царь, то есть царское войско, работали на различных царских службах, преимущественно в царских имениях. Царь также наделял рабами храмовые хозяйства, города и крестьянские общины; об этих «дарах» сохранились записи, поражающие своей бухгалтерской дотошностью. Помимо царя на войне приобретали рабов военачальники, возничие и рядовые воины; эти рабы становились затем частной собственностью.
Рабы либо были заняты в производственной сфере (в сельском хозяйстве, горнодобыче, ремеслах), либо – в меньшей мере – находились в услужении. Хотя несомненно их было много, у нас нет уверенности, что они составляли большинство трудящихся.
Древние общины свободных крестьян удержались до самой гибели Хеттского царства, и государственная власть была заинтересована в их сохранении, поскольку они поставляли главные кадры хеттского войска. К значительному числу свободных общинников следует добавить и немалое количество самостоятельных крестьян и ремесленников, так что «класс производителей» в хеттском обществе нельзя прямолинейно отождествлять с «классом рабов».
О положении рабов мы можем судить лишь косвенно – по некоторым правовым и хозяйственным документам. Хеттский кодекс, который по отношению к свободному населению был снисходительным, даже «гуманным», для рабов предусматривал не менее жестокие наказания, чем законы соседних восточных деспотий. Правда, свободный («чистый человек») платил за кражу больший штраф, чем раб, но с точки зрения разбирающихся в тонкостях права хеттских юристов, в этом проявлялось различие между «преступлением человека» и «ответственностью за нанесенный убыток», подобное нашему возмещению убытков за урон, нанесенный скотом; впрочем, и в инвентарных описях хеттских хозяйств и ремесленных мастерских рабы перечисляются вместе с домашним скотом и орудиями труда. За поджог свободный должен был вновь отстроить дом, но «коль скоро раб поджег дом, то даже если его хозяин возместит убытки, у раба отрежут уши и нос и отдадут их его хозяину». Если раб оказал сопротивление своему господину, он «шел в горшок», что означало до сих пор не уточненный вид пыток, за которыми, вероятно, следовала казнь.

Если учесть обряды захоронения останков (при кремации) в горшках, то это может означать именно казнь.

Хеттские памятники ничего не сообщают нам по поводу высших форм классовой борьбы рабов против рабовладельцев, например массовых отказов работать, бунтов, о которых говорят нам египетские документы XII века до нашей эры (времен Рамсеса III), и восстаний, способных выдержать сравнение с восстанием спартанских илотов или восстанием Спартака в Риме. Однако в хеттских источниках часто говорится о «бандах», «мятежниках» и тому подобном (с одним из таких упоминаний мы уже встретились в надписи царя Азитавандаса, который «жил со своим народом счастливо и в постоянном достатке»). Не идет ли тут речь о восставших рабах? Не пользуются ли здесь хеттские правители той же терминологией, что и европейские феодалы, называвшие восставших крепостных «бандитами» и «мятежниками»?
Но даже если мы не станем покидать твердой почвы исторических документов, написанных представителями хеттского правящего класса, мы найдем в них множество сообщений о непрекращающейся классовой борьбе, хотя преимущественно о ее низших формах, например об отказе повиноваться, бегстве и т. д. В некоторые периоды бегство рабов приобретало прямо массовый характер, и Хеттское государство защищало интересы рабовладельцев даже превентивными мерами – переселением подозрительных «пленных» (часто большими группами) в отдаленные области империи.
Хеттские законы признают только одну классовую дифференциацию: между свободными и несвободными. Но это не значит, что между свободными не было классовых различий…
На самой низкой ступени хеттской общественной лестницы стояли трудящиеся бедняки – ремесленники, пастухи, рыбаки и мелкие крестьяне, не являвшиеся членами общины. Но и крестьян-общинников и городских ремесленников правящий класс – знать во главе с царем – не слишком-то уважал. Мурсилис поучает своего преемника: «Общайся только с придворными! От горожан и крестьян царю нечего ожидать. Им нельзя верить, а общение с ничтожными лишь порождает опасность». Люди из этих классов нужны царю лишь в качестве воинов, а свободные хетты были хорошими воинами.

Благородный хетт, находившийся на содержании у царя (мы бы сказали: находившийся на государственном обеспечении), получал через определенные промежутки времени хлеб, мед, молоко, сыр и глиняный бочонок пива или пивной хлеб; фруктами и овощами он должен был обеспечить себя сам. Такой же в основном была и пища простого свободного хетта. Упомянутый выше государственный чиновник периодически получал (о подобной натуральной оплате имеется множество письменных свидетельств) овец, свиней и личный запас зерна, которое мололось у него дома. Мясо в тарелке (на самом деле – в тарелке) хетт имел нерегулярно, хотя явно не слишком редко. Рыба была во внутренних областях яством, встречавшимся лишь на столах знати. О пище рабов у нас нет сведений, но можно не сомневаться, что она была хуже и давали ее ровно столько, сколько было необходимо, чтобы раб не терял трудоспособности. Кажется, и свободные хетты не слишком переедали; до нас не дошло ни одного портрета тучного мужчины или женщины. Вино хетты по индоевропейскому обычаю пили порой сверх меры, но большей частью урожая винограда им приходилось делиться с богами; сдобное тесто они пекли почти исключительно для жертвенных даров.

В своем доме и в своей семье хетт был господином, как римский pater farailias. Супруга (первая и последующие; он мог иметь их сколько хотел) подчинялась ему, но не абсолютно, как это принято на Востоке. Хетт мог купить ее, то есть заплатить выкуп ее семье (даже когда она еще была в пеленках); закон признавал, однако, за родителями невесты право отказаться от предложенного ей брака, если они возвратят выкуп вдвойне. От отца невеста получала приданое; вполне законным было и похищение будущей супруги, но при этом жених терял право на приданое. Свободный хетт (то есть лично свободный) мог вступить в брак с рабыней; он имел также право развестись – в таком случае имущество делилось с разведенной женой поровну, детей получал супруг, только одного из них могла взять жена. Когда муж умирал, вдова была обеспечена: по закону ее брал в жены его брат, а если у покойного не было братьев – отец.

Представители тех классов хеттского общества, у которых было свободное время, посвящали его спорту: охоте (с соколами и луками), стрельбе в цель и на дальность, состязаниям на легких двуколках, скачкам (верхом ездили и женщины – на дамском седле с подставкой для ног); в Северной Сирии хеттские моряки устраивали регаты парусных судов и несколько загадочные «состязания с рыбами». Из детских игрушек были наиболее распространены фигурки детенышей разных животных, особенно козлят. Женщине подобало проводить как можно больше «свободного времени» за прядением: царицы приказывали запечатлеть себя с куделью, а знатные дамы не выпускают из рук кудельника, даже когда проверяют домашние задания своих детей, написанные на глиняных или деревянных табличках, как мы это видим на прекрасном рельефе из Мараша.

После смерти Лабарны на трон вступает его сын Хатту-силис I (около 1650 года до нашей эры). С унаследованным войском, привыкшим побеждать, он переваливает через гребень Тавра и спускается в Сирию, чтобы захватить Халпу (нынешний Халеб). Во время похода он заболевает, возвращается домой… и весьма кстати, ибо ему предстоит раскрыть большой заговор. В нем замешан и царский сын Хуццияс, которого Хаттусилис лишил права престолонаследования, и даже его племянник Лабарна, назначенный им наследником трона. Но у больного царя еще достаточно сил, чтобы расправиться с заговорщиками. Он созывает панкус и тулию и зачитывает завещание, являющееся не только важным историческим документом, но одновременно и древнейшим индоевропейским памятником, который можно назвать литературным. Завещание это сохранилось в древнехеттском оригинале и вавилонском переводе…

Хаттусилис назначил нового наследника трона – своего внука Мурсилиса I, ставшего продолжателем его завоеваний. После 1610 года до нашей эры тот двинулся по следам Хаттусилиса на юг, взял Халпу и захватил Северную Сирию. Потом повернул в Северную Месопотамию, скрестил оружие с хурритами, победил их и… превратил в своих союзников. Заключая этот альянс, он имел в виду фантастический план: овладеть Вавилоном, богатейшим городом тогдашнего мира. Мурсилис явно был хорошо информирован о внутриполитических смутах, не прекращавшихся там после смерти Хаммурапи, и о трудном положении, в котором оказались вавилонские правители в результате новой волны восстаний в покоренных областях.
Итак, он двинулся в тысячекилометровый поход по течению Евфрата и остановился под стенами Вавилона. Укрепления города были неприступны, и Мурсилис это знал. Но не было ли за ними «пятой колонны» (…)? С ее помощью Мурсилис вступил в Вавилон через открытые ворота, подавил небольшие силы, оказавшие ему сопротивление внутри города, и сверг с трона царя Самсудита-ну, а с ним и знаменитую династию Хаммурапи. Дата этих событий – одна из древнейших точно установленных дат мировой истории: 1594 год до нашей эры.
Правда, Мурсилис не был настолько фантазером, чтобы мечтать о присоединении Вавилонии к Хаттусасу (как спустя 1260 лет мечтал присоединить ее к Македонии Александр), и, наоборот, он был столь прозорливым политиком, что не оставил в таком отдаленном городе даже оккупационного гарнизона. Он довольствовался тем, что предал Вавилон разграблению и вернулся с огромной добычей. Вскоре после этого он расстался с миром сим, как большинство великих завоевателей: был убит в результате дворцового заговора. Имена его убийц известны: это его зятья Хантилис и Цидантас.
Кто обнажает кинжал, от кинжала и погибает: Хантилиса, завладевшего (около 1593 года до нашей ары) хеттским троном, убил Цидантас, уже имевший в таких делах практику, а Цидантаса в свою очередь убил его сын Аммунас (около 1545 года до нашей эры), которого затем приказал убить Хуццияс, «малый царь» из города Хакмес. Мы не знаем, как при таком порядке престолонаследия попал на трон Телепинус, но знаем, что он с этим «порядком» покончил и издал закон о наследовании, согласно которому право на трон имели прямые потомки царя, то есть не царский род, а царская семья: наследником царя отныне являлся его старший сын от первой (то есть первой по порядку, полноправной) жены; если у нее не было сыновей, царем становился царский сын от «второй жены по порядку»; если вообще не было мужского потомства, трон переходил к мужу первой царской дочери. «С этой минуты никто да не причинит зла члену царской семьи и не ударит его кинжалом».
Телепинус (приблизительно 1520–1490 годы до нашей эры) – великий реформатор на хеттском троне. Кроме закона о наследовании он упорядочил и «кодифицировал в конституционных установлениях» деятельность панкуса и тулии, а также провел реформу существовавшего до него хеттского права. Очевидно, он обладал достаточным авторитетом и властью, чтобы утвердить эти реформы не только формально, в «собрании» и «совете», но и фактически. Он покончил с периодом смут, когда «кровопролития в Хаттусасе все увеличивались» (как сам он деловито констатирует в преамбуле к своему закону о наследовании), и создал предпосылки для защиты… самого существования Хеттского царства.
Между тем на восточных границах сильно возросла мощь хурритов, видевших в Хеттском царстве легкую добычу и подходивших к нему даже в обход с юга. За этими агрессорами надвигались еще более грозные тени ассирийских и египетских армий. А внутри империи «малые цари», пока продолжалась борьба за трон, привыкли к чересчур большой самостоятельности. Положение наследников Телепинуса, право же, не было завидным.
Мы знаем о них очень мало. Аллувамну, преемника Телепинуса, до недавнего времени историки называли последним правителем хеттского «Старого царства», за которым следовало примерно «200 лет внеисторического существования», вплоть до Хаттусилиса II, считавшегося основателем «Нового царства».
После французских раскопок в Мари на Среднем Евфрате оказалось, однако, что это «внеисторическое существование» возникло лишь в результате ошибочной датировки царствования династии Хаммурапи, вследствие чего и хронология ранней хеттской истории была сдвинута примерно на два столетия назад. Как теперь достоверно известно, Хаммурапи правил не в 2003–1961, а в 1791–1749 годах до нашей эры. Поэтому отпадают и доводы в пользу выделения в хеттской истории периодов «Старого» и «Нового» царств, тем более что социально-экономический характер Хеттского государства за все это время в основе своей остался неизменным.

Эти утверждения автора неверны как в хронологической части (так как между Телепинусом, правившим в XVI в. до н. э., и Суппилулиумасом, царствовавшим около 1385-1345 гг. до н. э., имеется промежуток более чем в полтораста лет), так и в части социально-исторической: древнехеттское царство, в котором еще сохранялись полномочия панкуса, в ряде отношений отличалось от Нового царства, похожего на восточные деспотии. – Прим. ред.