До нас дошло также несколько отрывков переводной литературы, вышедшей из-под резца хеттских поэтов, в первую очередь таблички с фрагментами из шумеро-вавилоно-ассирийского эпоса о Гильгамеше; по своей точности и отшлифованности эти переводы отвечают современным критериям. Из многих мифов, оригинальных и переработанных, более всего заслуживают упоминания два: миф о сражении бога Грозы с демоном-змеем Иллуянком (с иллюстрациями к нему мы сталкиваемся на многих рельефах) и миф о боге растительности Телепинусе (напоминающий шумеро-вавилонские мифы, а также мотив, встречающийся в разных вариантах вплоть до новейших времен); зимой этот бог покидает землю, и на ней гибнет вся жизнь и наступают голод и нужда. Бог Грозы отправляется на его поиски, проносится по горам и долам, но тщетно. Потом ищет его орел – тоже безуспешно. Наконец заснувшего Телепинуса находит пчелка, будит и зовет назад. С возвращением бога наступает весна, жизнь природы и людей обновляется.

Хетты наполняют поэтическими образами и выражениями и произведения писарского искусства (мы не можем сказать в данном случае – «литературы»), как правило, бывающие отменно скучными и сухими: служебные формуляры, заключительные клаузулы договоров, судебные протоколы, предписания для проведения религиозных церемонии. Особенно сочны в них проклятия и заклинания от злых демонов… То же относится и к заклинаниям от домашних свар, из которых явствует, что супруга хетта не была совсем уж бесправной и безропотной.

Необходимо упомянуть еще об одном литературном жанре, которого до хеттов не существовало и который после них вновь появился еще очень не скоро. Это короткие рассказы, получившие у историков культуры название «записей недосмотров и глупостей». Возникли они, вероятно, из служебных актов, а по форме своей это лаконичные портретные зарисовки (или скорее даже – зеркальные изображения) неспособных и нечестных чиновников, которые плохо служат царю, судей-бюрократов, затягивающих решение дел на десятилетия и теряющих судебные протоколы, и так далее. Прямо просится на страницы газеты в качестве фельетона история о полководце, совершающем ошибку за ошибкой, но более обеспокоенном составлением победных реляций своему монарху, чем заботой о реальной победе. Для хеттов это скорее всего было не просто «юмористическое чтение»; весьма возможно, что они относили эти миниатюры к тематическому разряду «назидательной литературы», так как каждый случай нечестности, вероломства и тому подобное заканчивается смертью виновного. Так или иначе: это первый литературный жанр, который борется против бездарности, нечестности и ограниченности с помощью критики.

В отличие от поэзии и беллетристики до нас дошло относительно много памятников хеттской научной и специальной литературы…
К научной литературе хетты относили сочинения, многие из которых мы к ней решительно не причислили бы. Речь идет прежде всего о колдовских, пророческих, астрологических и тому подобных трактатах, а также о значительной части медицинской и астрономической литературы, где рациональное ядро обволакивал непроницаемый слой магии. Все эти труды хетты позаимствовали у вавилонян и ассирийцев и довольствовались переводом; впрочем, далее не разрабатывая и не совершенствуя их, хетты не нанесли культуре никакого урона.
От вавилонян восприняли они, вероятно, и богатую математическую литературу и здесь также не продвинулись вперед. По правде говоря, в математике это было бы трудной задачей: что могли добавить они к знаниям своих учителей, которые за 15 веков до Пифагора, Архимеда и Евклида нашли, например, формулы для вычисления площади треугольника, прямоугольника, трапецоида и круга, объема куба, параллелепипеда, призматических тел с сечением, обыкновенной и усеченной пирамиды, конуса и т. д.; которые во II тысячелетии до нашей эры умели возводить в степень и оставили таблички с квадратными и кубическими корнями? Когда хетты освоили эти знания, в чем у нас нет основания сомневаться, они и так не уступали в своих математических успехах европейским математикам до Декарта и Лейбница.

Однако не будем продолжать перечисление того, в чем хетты не способствовали прогрессу научных и специальных знаний; важнее указать, в чем они этому прогрессу способствовали. И остановимся мы лишь на самом главном, если судить по литературным памятникам.
Прежде всего это было право. О хеттском кодексе XV— XIV столетий до нашей эры, который впервые издал и перевел (на французский язык) Бедржих Грозный, мы уже говорили. То, что осталось от него на двух клинописных табличках, не отличается, правда, такой систематичностью и разработанностью, к какой мы привыкли у мастеров и учителей юристов – римлян; но строгое различение между виновностью и невиновностью, между преступлением преднамеренным и непреднамеренным, между ответственностью за содеянное и ответственностью за пренебрежение своими обязанностями – все это принадлежит к числу таких достижений правового мышления, существование которых за 2000 лет до «Кодекса Юстиниана» (а ему уже тоже исполнилось 1500 лет) явилось для современной юридической науки удивительным открытием; ведь с чем-нибудь подобным ей не часто приходилось встречаться. Это относится и к институту условных наказаний, возмещению убытков (по желанию пострадавшего), учету объективных и субъективных обстоятельств преступления (например, женщина, которая была изнасилована в доме, где могла взывать о помощи, карается смертью; если же она была изнасилована в горах, то вина с нее снимается; впрочем, насильник карается смертью в обоих случаях) и т. д. Особенно же это касается умеренности, «гуманности» мер наказания в реформированном кодексе.
Когда исследователи пришли в себя от удивления, вызванного формой и содержанием этого кодекса, они начали досконально его изучать. С первого взгляда всем было ясно, что это был не первый хеттский свод законов. Что же служило образцом для него? Из чего он возник? Какие установления были изменены, какие остались в первоначальном виде? Ответ на эти вопросы принесли лишь 1962–1964 годы.
Чехословацким, немецким и итальянским хеттологам удалось установить на основе исторической грамматики хеттского языка, что в отдельных частях кодекса встречаются выражения и обороты, соответствующие выражениям и оборотам из более древних хеттских документов, причем документов, достоверно датированных. По мнению В. Соучека, в нем можно обнаружить установления, относящиеся еще ко времени Хаттусилиса I, то есть ко второй половине XVII века до нашей эры. А это значит, что древнейшая из ныне известных версий хеттских законов всего на каких-нибудь 100 лет моложе прославленных вавилонских законов Хаммурапи! Но что самое интересное – уже эти древнейшие хеттские законы носят на себе следы реформы! Результаты дальнейшего изучения богазкёйских табличек показали, что этот кодекс постоянно вновь редактировался и дополнялся, вследствие чего хеттское право никогда не было застывшим, а гибко приспосабливалось к новым экономическим и общественным условиям в полном соответствии с требованиями современной юридической науки.

Запросто может быть, что у этих двух кодексов общие истоки.

Реформы хеттского кодекса, последнюю из которых в конце XIII века до нашей эры мы можем приписать царю Арнувандасу IV, дали повод для записей и заметок, представлявших собой начатки литературы, состоящей из сочинений со стереотипными названиями «Комментарии к закону о…» и столь же полезной для правоведов, сколь скучной для остальных смертных. Первые глоссы или замечания принадлежат уже самому реформатору: в них выражается согласие или несогласие, порой даже возмущенное, с отдельными мерами наказания и деликтами. Потом глоссарий продолжают судьи, записывая приговоры, приобретающие то же значение, что и решения наших высших судебных инстанций.
Об этой обширной литературе, которая уже у хеттов становится подсобным правовым источником, мы осведомлены как из первых рук, так и по преамбулам к различным договорам, где договаривающиеся стороны ссылаются на законоустановления и прецеденты. Хеттские суды выносят приговоры на основе фактов, занесенных в протокол и подтвержденных клятвенно заверенными свидетельскими показаниями. Хеттский судья – это не мудрый кади из восточных сказок, принимающий решение по счастливому наитию: нет, это судья-бюрократ, вершащий правосудие на основании законов, прецедентных приговоров и протоколов. Всегда ли он принимает правильные решения (а «ему не дозволено делать доброе худшим и злое лучшим», как читаем мы в царской инструкции для судей вновь занятых областей) – мы не знаем; однако нам известно, что хеттские суды несколько неповоротливы, «бюрократичны» и что канцелярии их за время тяжбы изводят немало глины. Впрочем, тут они не являются исключением и делят первенство в этой (до сих пор полностью не изжитой) традиции с египтянами.

Из исторических сочинений особо важное значение имеют «Анналы Мурсилиса». «Именно Мурсилис создал стиль анналов, который едва ли был когда-нибудь превзойден», – говорит М. Римшнайдер и не преувеличивает. «События строго распределены по годам, а изложение их строится по определенной схеме, так что явственно выступает все необычное и важное. Однако изложение это столь лаконично и незанимательно, что суть некоторых кратко охарактеризованных событий весьма трудно понять».
Хотя хеттские царские анналы не удовлетворяют требованиям, которые мы предъявляем к развлекательному чтению, зато они в значительной степени удовлетворяют требованиям, предъявляемым нами к историческим источникам, а это гораздо важнее. В целом события изображаются в них объективно. Хеттские цари (и их историки) не скрывают неудач; ведь за победу или поражение несут ответственность не столько они сами, сколько в первую очередь боги. Если бог не внял царской просьбе или не был достаточно могущественным и хитроумным, чтобы снискать царю победу, чего ради умалчивать об этом? Хеттские цари рассуждают так же, как герои Гомера под стенами Трои, и этой логике мы обязаны тем, что на их анналы с фактографической точки зрения можно положиться.

Стиль хеттских историков бесстрастный и деловитый, что, однако, не помешает нам прочесть ради любопытства хотя бы небольшой отрывок из «Анналов Мурсилиса»:
«На следующий год» (приблизительно в 1320 году до нашей эры) «отправился я в Горную страну Асарпая. Эта Горная страна Асарпая заняла город Касков, так что отрезала пути в край Пала, и с этим городом Касков я воевал. И богиня солнца из Аринны, моя госпожа, гордый бог Грозы, мой господин, Меццулас и все боги стояли при мне. Город Касков, который заняла Горная страна Асарпая, я одолел и разгромил. Потом опустошил я Горную страну Асарпая. Потом повернул в сторону дома. И когда достиг я (края) Самух, обосновался в Циуле.
И пока мой отец был в крае Митанни, араваннский враг наш непрестанно нападал на край Киссия и весьма его угнетал. И я, Солнце, двинулся в край Араванна и напал на край Араванна. Тут стояли при мне богиня солнца из Аринны, моя госпожа, гордый бог Грозы, мой господин, Меццулас и все боги. И разгромил я весь край Араванна. А пленников из края Араванна я привел в царский дворец 3500. Сколько же военачальники, пехота и возницы из Хаттусаса привели домой пленников, свиней и овец – нельзя было и сосчитать. А когда завоевал я край Араванна, то возвратился домой в Хаттусас. И сделал я это за один год».

Помимо юридических и исторических сочинений наибольшее значение из оригинального творчества хеттов имеют их лингвистические труды и пособия. В развалинах Хаттусаса обнаружено множество фрагментов трехъязычных шумеро-вавилоно-хеттских словарей, служивших одновременно учебниками клинописи, а также шумерского (к тому времени уже мертвого) и вавилонского языков. «Если мы вспомним, что хеттские ученые должны были заниматься сверх того хаттийским, лувийским, иероглифическим хеттским, хурритским и другими языками, то можно с уважением сказать о них, что они были настоящими полиглотами…» – говорит Бедржих Грозный. И представьте себе, какой это триумф науки, когда к последним своим словам он добавляет: «…несмотря на разные ошибки и неточности, которые они допускали, например, в вавилонском языке».

Но даже в самом кратком обзоре хеттской научной и специальной литературы нельзя обойтись без упоминания о четырех больших глиняных табличках, написанных клинописью на хеттском языке с примесью встречающихся то здесь, то там нехеттских выражений. В 20-е годы их обнаружили в Стамбульском музее, а в 1930 году Бедржих Грозный впервые перевел их полностью (небольшие отрывки были переведены уже до того при «зондировании» с целью выяснить, что это за памятник). Речь идет о специальном руководстве по выучке лошадей – первом сочинении этого рода в мировой литературе.
Написал его – еще одно из известных нам имен хеттских авторов – главный конюший хеттского царя Киккули. По происхождению он был не хеттом, а митаннийцем. Хеттский царь пригласил его в качестве эксперта, чтобы он ввел в его царстве наиболее прогрессивные современные методы выучки лошадей. И хотя выражение «современные» двузначно, в данном случае это не помеха: принципы Кик-кули в основном совпадают с принципами нынешней так называемой «английской школы».
«В результате полного перевода оказалось», пишет Бедржих Грозный (после возвращения «из летней поездки в Стамбул, целиком посвященной дешифровке этих табличек»), что мы имеем дело «с учебником, состоящим из трех частей: 1) подготовка коня к тренингу, 2) тренинг коня в аллюре, 3) тренинг коня в галопе. Всего выучка продолжалась 200 дней. Весьма интересно, с какой точностью определен каждый шаг, каждый отдых, каждое кормление, каждое поение, каждое купание тренируемых коней в течение целых 200 дней. Это труд, поражающий своей неориентальной методичностью, труд, индоевропейское происхождение которого очевидно». (Государством Митанни владел арийский правящий слой; однако короткая история этого государства до сих пор подробно не изучена.) «Многие выражения в предписаниях – арийско-митаннийского происхождения, точно так же как сейчас в специальном языке многие тренерские термины – английские».
Из самого сочинения мы приведем лишь то, что может интересовать и неспециалистов. Хетты (и митаннийцы) содержали лошадей в общих конюшнях, весной и летом гоняли их на пастбища. Кормили ячменем, травой (главным образом – ночью), сеном и ячменной кашей, которую давали лошадям после купания (овес на древнем Востоке был неизвестен). Этот корм мешали с сечкой, чтобы приучить коня хорошо кусать; причем лошадей то подвергали диете, часто очень строгой, то кормили вдоволь. Для выучки отбирали только тех коней, которые прошли испытание в скачке на большую дистанцию. Предварительная подготовка продолжалась 21 день; сама выучка производилась днем и ночью, в конце тренинга кони галопом и аллюром покрывали за ночь расстояние в 112 километров. Если они выдерживали проверку, их передавали войску.

Хетты тренировали лошадей в основном для боевых колесниц. И хотя не хетты изобрели их, они так усовершенствовали колесницы, что вызвали этим целую революцию в ведение войны. По сравнению с ассиро-вавилонскими и египетскими хеттские боевые колесницы отличаются просто невероятной легкостью (насколько мы можем судить по реконструированным образцам, они весили 5–10 килограммов).

Не слишком ли тут автор увлекается?..

Несмотря на это, они были прочными и предоставляли достаточно места для трехчленного экипажа, обязанности которого были целесообразно распределены. Командовал хеттской колесницей возничий, об охране экипажа заботился щитоносец, у лучника обе руки были свободны, между тем как у хеттских противников колесницей командовал лучник, который должен был сам прикрываться щитом и отдавать распоряжения вознице. Превосходство каждой хеттской боевой колесницы над неприятельской (более тяжелой, неповоротливой и лишь с двумя воинами) увеличивалось во много раз еще и благодаря тому, что хеттские боевые колесницы сражались крупными соединениями, а египетские и ассиро-вавилонские действовали в сущности как самостоятельные тактические единицы (подобно, например, средневековым рыцарям).
Массовое использование легких боевых колесниц, которое хетты ввели в истории воин впервые, оказалось возможным прежде всего ввиду широкой кадровой основы хеттского войска: возницей и лучником в принципе мог стать любой свободный хетт, в то время как у египтян, ассирийцев и вавилонян боевые колесницы были исключительно привилегией знати. Свободные хетты, чувствовавшие себя равными друг другу, легко поддавались обучению в составе крупных воинских формирований и сражались как часть целого, на что египетские и ассиро-вавилонские аристократы никогда не были способны. Качественное и количественное превосходство хеттских боевых колесниц укрепляло боевой дух их экипажей, а мы знаем, что моральное состояние войска – один из факторов, определяющих исход сражения.
Хеттские боевые колесницы проникали глубоко в тыл неприятеля, неожиданно обрушивались на него сзади, уничтожали его колонны на марше и так далее; во время сражения они начинали атаку и, прорвав строй врага, совершали окружения, грозившие ему верной гибелью. По всему своему характеру это было оружие нападения, способное перенести военные действия далеко в глубь вражеского расположения, но – и это очень важно – совершенно непригодное в обороне, особенно посреди холмистой местности и в узких ущельях на западных границах царства.
Поскольку применение колесниц подразумевало действия «войска против войска», то они не сумели противостоять и разрозненным, несущимся волна за волной толпам варварских наездников (настолько варварских, что им была даже неведома грозная слава хеттских колесниц), так как попросту не могли принудить их к решительной битве и навязать им свою тактику, при которой сказалось бы превосходство главной боевой силы хеттов. По той же причине боевые колесницы, видимо, не оправдали себя и при подавлении восстаний, вспыхнувших среди рабов в период вторжения «народов моря». На рубеже XIII и XII веков оказалось, что хеттские боевые колесницы, на которых покоилась военная мощь Хеттского царства, в данных условиях не были той силой, какая могла бы спасти его, а с ним – и его культуру.

…если подвел оборонительный вал, каким являлись хеттские боевые колесницы, почему наводнение «народов моря» не остановили городские стены Хаттусаса?
Если мы даже не будем учитывать того, что столица не способна продержаться долго, когда она отрезана от всей остальной территории и когда сама основа государственного могущества находится в состоянии полного распада – а в Хеттском царстве на рубеже XIII и XII веков налицо были оба эти момента, – то и в этом случае Хаттусас не в состоянии был выдержать осады и штурма. Его защитники могли героически пасть, но сделать что-либо для своей столицы они были не в силах.
Разумеется, Хаттусас был укреплен. Однако – как установили по просьбе Биттеля специалисты фортификационного дела – тут существовало одно в достаточной степени неожиданное обстоятельство. Самые прочные укрепления Хаттусаса находились на северо-западе, над отвесной, в буквальном смысле неприступной скалой. С противоположной же стороны город был связан с миром… «мощеной дорогой! Конечно, эту дорогу можно было преградить рвом и завалами, но тогда боевые колесницы оказались бы осужденными на бездействие внутри города. Кроме того, к одним из врат по крутому склону вела широкая удобная лестница (такая солидная, что ею пользуются до сих пор), а от самого центра города шел длинный подземный туннель, выкопанный под крепостными стенами и выходивший на равнину, прилегавшую к городу. Более легкого доступа в столицу Хеттского царства противник вряд ли мог пожелать.