Прием третий. Весь процесс приватизации проходил под полным контролем представителей класса аппарата управления. Они определяли перечень приватизируемых предприятий, порядок и условия приватизации, список участников приватизационных конкурсов (там, где они были); они же и осуществляли непосредственную передачу средств производства в “частные руки”. Как говорится, ежу понятно, кто в этой ситуации оказывается в лучшем положении: лишь тот, кто устанавливает “правила игры” (особенно при том, что он же в эту игру и играет). В результате зачастую целые предприятия за бесценок оказывались в руках нескольких человек из руководства этих предприятий.
Прием четвертый: финансовые пирамиды и “липовые” инвестиционные фонды. Этот прием позволил не только изъять у большой части населения остатки сбережений (избежавших обесценивания в процессе либерализации цен), но и изъять у того же населения существенную часть “грошовых” приватизационных чеков. Наивно было думать, что в результате этого приема выиграли лишь некие “жулики”, не имеющие к правящему классу никакого отношения. Скажем, на деятельности той же “Властилины” неплохо нагрели руки некоторые представители высшего эшелона МВД (которые уж свои-то вклады получили назад со всеми процентами); а с помощью лопнувших впоследствии инвестиционных фондов формировались большие пакеты приватизационных чеков, позволявших тем же представителям класса аппарата управления за бесценок отхватывать самые лакомные куски собственности, ранее числившейся “общегосударственной”.
Прием пятый: целенаправленное сохранение монополии правящего класса в сфере распределения финансовых ресурсов. Эта монополия имеет две составляющих: монополия в сфере распределения бюджетных средств и монополия в банковской сфере. Первая монополия за все время реформ претерпела только одно изменение: исчезло лишь прямое вмешательство руководящей верхушки аппарата КПСС по причине исчезновения самого этого аппарата.
(Аппарат, правда, не захотел исчезать в полном одиночестве, а успел прихватить с собой существенную часть национального достояния и опустошить копилку под названием “золото-валютные резервы государства”. Ныне эти средства фигурируют уже под названием “частного” или “иностранного” капитала, сосредоточенного в руках представителей все того же класса аппарата управления.)
Сохранение монополии на распределение бюджетных ресурсов не только обеспечило правящему классу сохранение и мощнейшего рычага власти, но и источник дешевых и невозвращаемых кредитов, предоставлявшихся (и предоставляющихся!) строго по списку того же класса аппарата управления. Для тех, кто пытался заняться т.н. “коммерцией” или “частным бизнесом” в сколь-нибудь серьезных масштабах, данный вывод не представит из себя какого-либо “открытия”…
Монополия в банковской сфере все-таки частично была нарушена, поскольку без системы негосударственных (частными их и язык не повернется назвать) банков экономика бы просто не выжила. Но, во-первых, в силу отсутствия сколь-нибудь ощутимого частного капитала все эти банки так и остались в мощнейшей зависимости от бюджетных ресурсов и от централизованных кредитов Центробанка, т.е. в зависимости от благосклонности представителей класса аппарата управления, который вскоре и занял руководящие пост в успешных “альтернативных” банках.
А во-вторых, были жестко пресечены всяческие попытки проникновения в пространство экономики нашей страны иностранных банков, деятельность которых была настолько ограничена решениями ЦБ и правительства (читай: того же правящего класса), что не могла оказать какого-либо серьезного воздействия на процессы в финансовой сфере. Оно, конечно, понятно: присутствие иностранных банков на нашем рынке банковских услуг не только снизило бы эффективность финансовых рычагов власти, но и серьезно нарушило бы весь процесс “прихватизации” собственности, – скупать за бесценок собственность классом аппарата управления считалось нормальным, а “чужого” пускать нельзя ни в коем случае!.. И действительно: ведь тогда бы пришлось полностью менять правила игры в приватизацию, а кто бы из правящего класса это допустил!?. Думается, что именно в подобной политике и в том периоде следует искать корни того, что иностранный капитал никак не хочет быть инвестированным в нашу экономику…
Представляется достаточно очевидным, что в условиях, обрисованных выше, никоим образом не мог сформироваться т.н. “средний класс”, на который многие политологи и экономисты возлагают надежды как на главного стабилизатора общественных отношений и главного гаранта от социальных потрясений. Но что до того правящему классу аппарата управления!?. Он не только не дал окрепнуть этой “курице, несущей золотые яйца”, но и съел ее еще желторотым цыпленком… Окончательные надежды на скорое формирование среднего класса были уничтожены приемом шестым: искусственным обрушением финансовой пирамиды под названием ГКО, который обычно обозначают термином “дефолт”. (Кстати, за созданием пирамиды ГКО стоял уже известный нам “архитектор” – г-н Чубайс, ныне сооружающий вексельную пирамиду и готовящий приватизацию РАО ЕЭС. Процесс продолжается…)
Конечно, цифра “шесть” далеко не исчерпывает всего количества приемов, использованных правящим классом аппарата управления для ликвидации конкуренции в процессе дележа собственности. Общему числу этих приемов, пожалуй, позавидовал бы и Остап Бендер, похвалявшийся своими познаниями по “честным” способам изъятия денег у граждан…
Но вернемся к последствиям таких “реформ”.
Первым (и пожалуй, основным) негативным результатом явилось окончательное лишение основной массы населения надежд и иллюзий стать собственниками средств производства. Теперь она уже “на полностью законном основании” осталась без всякой собственности (кроме лишь квартир, лишить которых массу населения правящий класс просто не имел сил и возможностей, да и особой необходимости).
Вторым глобальным результатом стал глубочайший спад экономики вместо обещанного его подъема (цифры якобы роста производства в последние полтора года являются полностью и целиком “дутыми”, поскольку выражаются в рублях без учета последствий “дефолта” для этих самых рублей). Да по-другому просто и не могло быть. В условиях борьбы за передел собственности и власти основные начальные цели реформ по решению задач экономики и удовлетворению социальных потребностей общества неизбежно отошли на второй план. Вместо стимулирования переструктурирования хозяйства и модернизации производства, необходимых для преодоления экономического кризиса, происходит усиление налогового бремени и ужесточение фискальных мер, нацеленных на пополнение государственного бюджета, ставшего объектом передела между властными структурами. Общим результатом становится рост внешнего долга (каждый гражданин страны, получивший на 7 долларов собственности в виде чеков от государства, теперь должен более 1000 долларов иностранным кредиторам), спад производства во всех отраслях и развал экономики, углубляющие в значительной степени социальные противоречия в обществе.
Печальное положение экономики, кроме того, обуславливается не только тем, что правящему классу не до нее. Пожалуй, даже наоборот: еще хуже для экономики становилось тогда, когда взоры правящего класса обращались именно на нее. Скажем, в процессе “прихватизации” руководству предприятий и другим представителям класса аппарата управления (от которых зависела судьба этих предприятий) становилось чрезвычайно выгодным не развивать производство, а доводить его до разорения (так меньше реальная цена “приватизационной продажи” предприятия). В результате буквально “чудодейственным образом” те производства, которые, казалось бы, обречены на высочайшую рентабельность, вдруг оказывались в долгах как в шелках.
Для подъема экономики (как очевидно любому мало-мальски в ней разбирающемуся) необходимы инвестиции в производственную сферу. Это лозунг превратился в “лозунг дня” уже не один год назад. Но откуда взяться этим средствам?..
Первый возможный источник, – бюджетное финансирование, – парализован доминированием в господствующем классе (распоряжающимся этими ресурсами) интересов, перечисленных выше. Поскольку передел собственности еще весьма далек от своего завершения, постольку в ближайшее время серьезной смены бюджетной политики от правящего класса ожидать не приходится; а следовательно, – не следует ожидать и сколь-нибудь серьезных бюджетных инвестиций.
Второй возможный источник, – иностранный капитал, – был отсечен от возможностей серьезного участия в нашей экономике на самой ранней стадии “реформ” (см. ранее о монополии в банковской сфере). Теперь у него есть еще перед глазами и все те “страшилки”, которые произошли в нашей стране за последние 10 лет (ГКЧП, конституционный переворот 1993 года, чехарда с правительствами, дефолт и т.д.). Ясно, что нормальный человек будет держаться подальше от подобных рисков.
Третий возможный источник, – внутренние ресурсы населения в виде потенциальных частных инвестиций. Но у широкой массы данные потенциальные возможности в результате нескольких волн разорения сведены почти к нулю. Что касается самого правящего класса, то и его возможности переоценивать не стоит. Если в условиях политической и экономической нестабильности не находится “дураков” среди иностранных инвесторов, то глупо надеяться, что наши вдруг станут “круглыми дураками”. Наш правящий класс предпочитает инвестициям два основных способа вывода присвоенных им ресурсов из экономического оборота нашей страны. Способ первый: закапывание. Имеется в виду не закапывание на поле чудес подобно Буратино, а приобретение фешенебельного жилья и строительство коттеджей-вилл стоимостью до нескольких миллионов долларов. Если учесть, что при этом “устройстве гнездышка” имеет место явное предпочтение импортных товаров и материалов, то будет ясно, что уходящие на это “устройство гнездышка” средства не вовлекаются в экономический оборот страны даже единожды. Способ второй: бегство капиталов за рубеж. Его объем уже давно сопоставим с бюджетом страны.
Таким образом, следует признать, что в ближайшее время не приходится ожидать никаких серьезных положительных сдвигов в нашей экономике, переживающей вместо жизненно необходимых структурных реформ лишь перераспределение собственности между прежними владельцами. По сути, вместо реальных и существенных реформ всего комплекса общественных отношений, проведено переструктурирование их лишь в той его части, которая касалась взаимоотношений между сословиями класса аппарата управления. Это, конечно, стабилизировало и стабилизирует на какое-то время общество, но не исключает коренных противоречий, которые неизбежно приведут к новым кризисам.
В качестве иллюстрирующего примера слабой эффективности осуществленного переструктурирования отношений вернемся еще раз к такому важному макроэкономическому показателю как сбалансированность денежной и товарной массы.
Перед проведением реформ не только на руках населения находились “излишние” финансовые ресурсы, необеспеченные реальным товаром. Еще большее их количество находилось на счетах предприятий. Показателем этого излишка служило наличие громадной разницы между наличными и безналичными деньгами (реальная “стоимость” безналичных денег была в несколько раз ниже “стоимости” наличных). Фактически в стране сосуществовало сразу два вида различных финансовых ресурсов, что обуславливало широкое распространение т.н. бартерных сделок, означавших, по сути, натуральный обмен.
Либерализация цен в совокупности с жесткой кредитно-финансовой политикой позволила ликвидировать эту разницу между наличными и безналичными деньгами в довольно сжатые сроки; и ныне “стоимостной” разницы между ними нет практически никакой. И это – несомненный признак оздоровления экономики по сравнению с “застойным периодом”. Далее надо было лишь соблюсти полученный в тот момент баланс между товарной и денежной массой и равенство различных форм денег, а это требовало смягчения кредитно-финансовой политики (кстати, это смягчение пошло бы на пользу и развитию производства, т.е. и нарастанию товарной массы).
И вот тут “сработал” приоритет идеологии над экономикой. Правящая группа “либералов” увлеклась идеей монетаризма и продолжила жесткую кредитно-финансовую политику даже тогда, когда это было не только не нужно, но и стало наносить прямой вред производству. В результате выросла целая система т.н. “взаимозачетов”, когда в расчетах между предприятиями начали фигурировать некие “цифры” и “суммы”, которые резко отличались по качеству и по реальной “стоимости” от сумм на расчетных счетах (т.е. безналичных денег) и “в карманах” (т.е. наличных). Снова возникла двух-денежная система, и появились в обиходе даже специальные термины: “живые” и “неживые” деньги.
Спрашивается: почему люди, провозгласившие переход к товарно-денежным рыночным отношениям в качестве главной своей цели, фактически вернулись к порочной “застойной” системе финансов. Отвечается: это было выгодно той группе класса аппарата управления, которая находилась у власти. И развернем ответ: это позволило ей сохранить в своих руках основной властный рычаг – распределение финансовых ресурсов – в максимальной степени.
Ведь основная масса тех самых взаимозачетов так или иначе была связана с госбюджетом, который, с одной стороны, был в долгах как в шелках перед предприятиями, а с другой – тщетно пытался получить с тех же предприятий налоги (образовался замкнутый круг: не получив налоги, нельзя было рассчитаться с предприятиями; а не рассчитавшись с предприятиями, нельзя было получить налоги). А право на разрешение проведения взаиморасчетов с бюджетом правящая группа закрепила в своих руках (требовались визы Госналогслужбы и Минфина, а эти самые визы не ставились автоматически при соблюдении законных формальностей, – сильное влияние имел как раз именно субъективный фактор, связанный как со взятками, так и с лояльностью к власти). В итоге, выступая на словах против денежной эмиссии, эта правящая группа на деле проводила эмиссию скрытую, запуская в денежное обращение те самые “цифры” и “суммы” для взаимозачетов.
(Заметим в скобках, что возглавлял правительство в то время г-н Гайдар, а во главе Минфина стоял г-н Чубайс… Автор только опасается, что у читателя может сложиться мнение о претензиях непосредственно к данным двум господам. На самом деле: важны не персоналии, – они лишь олицетворяют интересы весьма широкой группы класса аппарата управления. И замена персоналий вряд ли чего-нибудь могла серьезно изменить.)
С принятием законодательства по вексельному обращению взаимозачеты постепенно переходят с “цифр на бумаге” к векселям. Но векселям, резко отличающимся от векселей в развитых рыночных отношениях, где вексель практически равен деньгам. У нас вексель – это тоже “цифры на бумаге”. Только бумага изменилась: ранее – банковские выписки со спецсчетов, ныне – красиво оформленный лист с водными знаками (вексель). Но суть не изменилась. Опять мы имеем двух-денежную систему обращения; при этом опять-таки один из видов этих денег (векселя) не обеспечен товарной массой. И эту необеспеченность стало возможным оценить: реальная стоимость на рынке основной массы векселей предприятий колеблется в пределах 20-50% от номинала (даже у векселей с наступившими сроками погашения); а векселя, скажем, “Энергогаза” (детища Газпрома и РАО ЕЭС) вообще обращаются на рынке по стоимости всего лишь в несколько процентов от номинала!..
Так что все вернулось на круги своя: опять одни “деньги” (те, что “неживые”) в несколько раз дешевле других денег (те, что “живые”), которые и фигурируют в официальных данных о состоянии нашей финансовой системы (вексельные суммы в официальных отчетах не фигурируют). И когда рванет эта бомба, заложенная под экономику, неизвестно… Пока она лишь увеличивает свою мощь…
Но что это мы все об одном правящем классе аппарата управления?.. Пора вспомнить и о других…
Объективности ради, следует уточнить, что не только класс аппарата управления принял участие в борьбе за передел собственности. Борьба между различными группами внутри правящего класса аппарата управления за сохранение господствующего положения, сопровождавшаяся ослаблением государственности, неизбежно ослабила позиции самого этого класса. В этих условиях в борьбу за передел собственности и власти включился класс новой буржуазии, давно жаждавший этого передела и более приспособленный к формируемым рыночным отношениям. Следствием этого стала сильнейшая криминализация власти и коррупция государственных структур, что еще более способствовало параличу власти и послужило одной из основных причин небывалого разгула преступности.

Необходимо отметить, что взаимоотношения класса аппарата управления и класса новой буржуазии прошли три характерные фазы.
Фаза первая характеризовалась относительно слабым взаимодействием этих двух классов. Класс аппарата управления на этом этапе был занят исключительно проблемой собственного выживания и перераспределением властных рычагов. А класс новой буржуазии использовал возможности, появившиеся вследствие реформ и введения элементов рынка (к которому он еще был и более приспособлен, нежели класс аппарата управления). Этот класс частично легализовал свою деятельность, которую отныне не было необходимости ограничивать лишь рамками “теневой экономики”. Как бы это ни показалось парадоксальным, но именно этот класс можно было бы выделить в качестве основной движущей силы рыночных преобразований в период, когда рухнула система КПСС, начавшая реформы.
Фаза вторая отмечена сильным сближением двух классов как по интересам, так и по общему характеру деятельности их представителей. Класс аппарата управления прошел “психологическую адаптацию”, перейдя от смутной (но еще вполне реальной в период начального “хаоса”) надежды на возвращение в “социалистический способ хозяйствования” к осознанию неизбежности рыночных преобразований. Ранее резко обособлявшиеся от “всяких кооперативщиков”, руководители предприятий и производств сами окунулись в т.н. “бизнес” и “коммерцию”, сразу заняв в нем (благодаря средствам производства, сконцентрированных в их распоряжении) лидирующее положение. К этому же времени набрал силу и класс новой буржуазии, уже легализовавший свою деятельность в достаточной для взаимодействия двух классов мере. Слияние опыта работы в условиях денежно-рыночных отношений класса новой буржуазии с возможностями сословия производственно-управленческого аппарата по распоряжению собственностью давало настолько мощный эффект, что было чрезвычайно выгодным для представителей обеих сторон. И это слияние не замедлило проявиться во всей его полноте, перейдя фактически к слиянию сословия производственно-управленческого аппарата с наиболее успешной частью класса новой буржуазии (давшей первую волну т.н. “олигархов”).
Именно это слияние и принесло с собой неизбежные “издержки” в виде криминализации отношений на все уровни власти. Отстрел неугодных конкурентов переместился с уровня торговых палаток на уровень руководства крупнейших производственных предприятий; представители силовых ведомств все чаще стали выступать в роли “крыши” экономических структур и отодвигать на второй план конкурировавших в этом с ними откровенных бандитов и т.д. и т.п.
Но постоянно растущие аппетиты класса новой буржуазии, естественно, не могли ограничиваться лишь экономической сферой. Они стали покушаться на “святая святых”, – на обладание властными рычагами. Этого класс аппарата управления, сам опирающийся в собственном благополучии на эти рычаги, позволить ни в коем случае не мог. События перешли в третью фазу, знаменующуюся лозунгом борьбы с преступностью (конечно же, этот лозунг представители класса аппарата управления понимают по-своему). Правящий класс аппарата управления уже получил достаточную для себя дозу вливаний “свежей крови”; дальнейшее увеличение этой дозы угрожало его здоровью…
Следует отметить, что “удачным” подспорьем в переходе к этой третьей фазе послужил известный дефолт, который провел резкую грань между разными слоями класса новой буржуазии и резко ограничил количество новоиспеченных нуворишей, претендовавших на свой кусок властного пирога. Лишь те из них, кто сумел в достаточной мере приспособиться к правилам игры во властных структурах и сохранил свой капитал благодаря этим правилам, смогли остаться в числе “избранных”, допущенных к сколь-нибудь серьезным постам в экономике и политике. Да и этот список был значительно сокращен в ходе кампании по “борьбе с преступностью”, опять же вылившейся лишь в очередной передел собственности. Места выбитых из “борьбы за место под солнцем” заняли т.н. “хозяйственники” (представители сословия производственно-управленческого аппарата), которые и сформировали вторую волну “олигархов”…
Но вернемся к массам, которые стояли в стороне от этих событий и лишь ощущали на себе их последствия…
Ориентация реформ и государственной политики не на нужды всего общества, а на удовлетворение интересов правящего класса, привела к сильнейшей дифференциации общества, к обогащению ограниченного круга лиц за счет основной массы населения, отстраненного от процесса передела средств и ресурсов общества. Вся тяжесть финансовой реформы легла на плечи трудящихся классов и нетрудоспособного населения. Программа “приватизации” окончательно юридически отлучила основную массу населения от средств производства. А переход к рыночным отношениям лишил класс наемных работников последних гарантий стабильности их хотя бы нищенского заработка. Государство (как инструмент власти правящего класса аппарата управления) еще сильнее обособилось от масс.
Неизбежным следствием этой политики явились запущенность и обострение социальных проблем, усиливших внутреннее напряжение в обществе, периодически прорывающееся в различных социальных конфликтах, от забастовок и митингов до войн под национальными лозунгами. Передел благ и власти между правящими социальными слоями сопровождается мощным давлением “снизу”, со стороны основной массы населения.
Политика неприкрытого отстаивания интересов правящего класса, углубление экономического и социального кризисов неизбежно усугубили идеологический и духовный кризис. Нормой общества стал правовой нигилизм, неуверенность в завтрашнем дне, духовная опустошенность и эмоциональная раздражительность. Накапливается и негативное отношение к ходу и результату реформ. Все это, в свою очередь, значительно усиливает социальные конфликты и повышает вероятность социальных взрывов в обществе, что представляет серьезную угрозу как для отдельных социальных слоев, так и для всего общества.
В таких условиях любая группа представителей господствующего класса, приходящая к власти, вынуждена осуществлять ряд мер, единый для всех таких групп вне зависимости от их состава и принадлежности к конкретному сословию господствующего класса и вне зависимости от тех конкретных сил, которые приводят эту группу к власти. Вследствие этого правительственная чехарда последних лет ничего принципиально не изменила и изменить не могла.
Поскольку процесс передела собственности не бесконечен, а спад производства может продолжаться лишь до определенных пределов, преодоление которых вызывает серьезную угрозу для господствующего положения класса аппарата управления в целом и правящей группы в частности, постольку объективные условия заставляют правящие круги активно воздействовать на экономику.
Слабость сформированных к настоящему времени экономических рычагов регулирования хозяйственного механизма вынуждает правящие круги ориентироваться прежде всего на методы внеэкономического воздействия, поддерживая в целом систему приоритета политики над экономикой. Это значительно тормозит формирование развитых рыночных отношений и обуславливает сильнейшую зависимость формирующейся структуры экономики от устремлений узкой группы лиц, чьи интересы представляет правящая группа.
Под давлением “снизу” правящая группа вынуждена периодически гасить непрерывно стремящиеся вырваться наружу социальные противоречия и социальные конфликты, затыкать дыры в социальной политике. Отсюда неизбежно широкое использование популистских мер в борьбе за власть и обилие “подачек”, не решающих в корне социальных проблем, но значительно отягощающих экономические реформы и возврат на общемировой путь развития.
Стремление обезопасить господствующее положение заставляет любую правящую группу, приходящую к власти, бороться с правовым нигилизмом, захлестнувшим общество на всех уровнях. Отсюда неизбежны ее усилия, направленные на правовое и идеологическое подкрепление достигнутого положения, на борьбу с разгулом преступности и на построение некоего подобия правового общества.
Но возможно ли вообще построение реально правового общества в подобных условиях?.. На этом вопросе стоит остановиться подробнее.
Рыба, как известно, гниет с головы, а чистить ее начинают с хвоста. Поскольку целью данного Приложения является не чистка, а анализ причин гниения (не разобравшись в причинах, нельзя оценить и перспективы успеха чистки), – с головы и начнем…
Как уже говорилось выше, всякая группа, приходящая к власти, стремится обезопасить свое господствующее положение. Соответственно, эта группа стремится переделать под свои интересы и действующее законодательство. Следовательно, новая группа власти неизбежно вынуждена начинать с прямого нарушения действующих законов (ведь они приспособлены к интересам предыдущей группы).
Более того, представители правящей верхушки (как и все другие представители господствующего класса аппарата управления) помимо общих интересов класса обладают и личными интересами. А личный интерес в условиях передела собственности неразрывно связан со стремлением к обогащению в той или иной форме. Обогащение же представителей властных структур ограничено формально “правилами игры во власть” и неизбежно подпадает под категорию “коррупция” или “злоупотребление служебным положением”. И еще более того, ближайшим к правящей верхушке финансовым источником является государственный бюджет, куда всякий желающий обогащения чиновник неизбежно будет стремиться запустить руки. А это классифицируется как “хищение государственных средств” (чаще всего – “в особо крупных размерах”). Таким образом, личные интересы правящего сословия административно-управленческого аппарата целиком и полностью противоречат принципам правового государства.
Единственным более-менее “законопослушным” способом обогащения для правящей верхушки в этих условиях остаются законодательно закрепленные привилегии. Именно поэтому т.н. “борьба с привилегиями” конца 80-х – начала 90-х очень быстро сошла на нет, и ныне привилегии правящей верхушки многократно превышают ранее имевшиеся…
Но каковы бы ни были законодательно закрепленные привилегии, они уже давно не могут удовлетворить запросы представителей правящей верхушки. Поэтому основной их привилегией стала (не закрепленная юридически, но существующая в реальности норма) привилегия нарушать закон. (Следует отметить, что в некоторых случаях им все-таки удается юридически закрепить и эту норму в виде т.н. депутатской или губернаторской неприкосновенности).
Результаты и подтверждение вышесказанному легко может обнаружить любой: при окладах в несколько тысяч рублей масса чиновников (как бывших, так и нынешних) имеет особняки в миллионы долларов; обладают (сами или через подставных лиц, – чаще родственников) собственностью в виде средств производства на десятки и сотни миллионов долларов и т.д. и т.п.
Далее. Поскольку основным источником финансовых ресурсов и опорой власти правящей верхушки является государственный бюджет, а наиболее простым способом этой “кормушки” остаются налоги (особенно в условиях, когда о подъеме экономики никто реально не заботится), постольку налоговый пресс быстрее растет, чем ослабевает. А помимо очевидных негативных последствий простого изъятия денег из экономики данный факт имеет и другое отрицательное следствие: любому производственнику становится невыгодным честно платить налоги. В результате преобразования последнего десятилетия не только не привели к сокращению и уничтожению т.н. “теневой экономики”, а наоборот, – стимулировали ее рост. И более того: сформировался мощный т.н. “серый сектор”, сочетающий в себе легальную деятельность и вполне уже привычное уклонение от налогов всеми возможными способами.
Представляется достаточно очевидным, что никакими репрессивными мерами (конечно, до определенного уровня, связанного уже по сути с физическими репрессиями) невозможно заставить человека разорять самого себя. Поэтому он уходил, уходит и будет уходить от налогов, нарушая законодательство и отдаляясь от правового государства все дальше и дальше…
Теоретически, может быть два выхода из сложившейся ситуации (вариант жестких репрессий мы рассматривать не будем). Первый: очень существенное (в два-три раза) снижение налогового бремени; второй: переориентация расходов бюджета из сферы потребления правящего класса в сферу стимулирования производства в виде инвестиций и структурных экономических реформ. Но это – в идеале. Реально же это будет означать серьезное ослабление основного рычага власти правящего класса. Пойдет ли он на то, чтобы своими собственными руками лишить себя господствующего и привилегированного положения?.. Ответ представляется однозначным, не правда ли?..
Важным вопросом для любой правящей группы во всех перечисленных выше условиях является укрепление государственности, способствующее сохранению власти этой группы. Отсюда неизбежно стремление к формированию и укреплению собственных структур власти, поддержка центростремительных сил и управляемости обществом из центра. Это вынуждает правящие круги искать опору в силовых структурах, чья роль в обществе в этом случае резко возрастает, способствуя и росту их собственных притязаний на власть.
И как легко видеть, именно этот путь и выбран ныне.
“Семигенеральщина” уже стала свершившимся фактом. Процесс “силовизации” власти идет полным ходом и вширь и вглубь. Генералы-силовики различных мастей на посту губернатора, главы городской или районной администрации уже давно ни у кого не вызывают удивления. По сути, мы имеем постепенный, “мирный” переход к “силовой хунте”. Сможет ли она удержаться от прямой или скрытой диктатуры?.. Думается, что вряд ли… Помимо прямого искушения любой власти применить силу, есть еще и немаловажный психологический фактор: силовики привыкли приказывать и подчиняться, а не обсуждать и искать консенсус. Этому была посвящена вся их сознательная жизнь. Это у них, как говорится, вошло в плоть и кровь… И это прослеживается на всех уровнях, начиная самого верха. Уже стали привычными фразы типа “принятое решение обсуждению не подлежит”, “указания президента будут выполнены неукоснительно” и т.д. и т.п. И мало кто осмеливается вслух повторить знаменитую фразу Жванецкого: “А почему, собственно?..”
Усиление вертикали власти, “военизация” органов управления, укрепление централизованной государственности в условиях сохранившейся сильнейшей монополизации основного ядра экономики… Ничего это не напоминает читателю?.. Правильно, г-да Думающие, это – та самая командно-административная система!.. Только “модифицированная”, приспособленная к изменившимся условиям… Чего в ней не хватает по сравнению с предыдущей, хорошо известной старшему поколению?.. Опять правильно: идеологического стержня всего этого!.. Но свято место пусто не бывает.
Посмотрите, как поднимает голову церковь. Не религия – нет, а именно церковь (как институт и своего рода административный аппарат идеологии под названием “религия”)!.. Стало “модным” для представителей власти светской демонстрировать свою якобы “набожность”, участвовать в крупных церковных мероприятиях и приглашать на государственные мероприятия власти церковной. Не знаю, как уважаемый читатель, но автор уже давно не видел политика или чиновника, публично гордящегося тем, что он атеист… Как будто атеизм вымер и перестал существовать как мировоззрение…
Пока еще церковь формально отделена от государства, и высшие представители церковной власти заявляют о невмешательстве в дела власти светской. Однако не надо тешить себя иллюзиями, что так будет всегда. Церковь все сильнее проникает в систему образования, постепенно осваивается в армии (это вообще идет в нарушение принципа департизации и деидеологизации армии, – но кто на это обращает внимание?..). Любая партия позавидует тому количеству информационного пространства и времени, предоставляемому (кстати, практически бесплатно!) средствами массовой информации для освещения вопросов религии и церковных мероприятий. А ведь у церкви совершенно шикарное финансовое положение, – она полностью освобождена от налогов.
И уже слышны призывы некоторых деятелей церкви о необходимости ее вовлечения в политическую жизнь страны… И пусть авторами этих призывов являются лишь ее “функционеры средней руки”: средний эшелон сегодня – это высшее руководство завтра… Вот вам и лицо завтрашнего дня…
И не беда, что в нашей стране нет единой доминирующей религии. Ну, будет вместо “веры в коммунизм” две или три господствующие идеологии: православие, ислам и буддизм (в качестве “запасного” варианта). Руководство этих церквей может быстро договориться друг с другом (активные их контакты по согласованию деятельности уже имеют место), благо для этого есть и фундаментальная основа: Магомет всегда подчеркивал, что его Бог – это Бог иудеев и христиан…